Страница 40 из 89
Не ясно, кого оппозиция хотела видеть на месте нового лидера Северной Кореи. За одним исключением, в разговорах с советскими дипломатами оппозиционеры не упоминали никаких имен. Послухам, ходившим после кризиса (в конце 1956 г. и в 1957 г.), новым Председателем ТПК оппозиция собиралась сделать Чхве Чхан-ика, а пост премьер-министра должен был якобы перейти к Пак Чхан-оку[185]. Такой выбор представляется вполне оправданным, тем более что Пак Чхан-оку на тот момент уже занимал должность вице-премьера, а Чхве Чхан-ик, который являлся лидером всей оппозиционной группы, был идеальным кандидатом на высший партийный пост.
Однако эти предположения основаны на слухах. Единственную информацию о планах оппозиции по этому вопросу можно найти в замечаниях Ли Сан-чжо, посла Северной Кореи в Москве, которые (что немаловажно!) были сделаны им еще до августовских событий. Ли Сан-чжо был тесно связан с оппозицией и годом позже, уже после ее разгрома, бежал в Советский Союз. 9 августа 1956 г., во время встречи с высокопоставленным советским дипломатом, Ли Сан-чжо сообщил, что оппозиция хотела бы видеть Чхве Чхан-ика на посту Председателя ТПК, а Чхве Ён-гон, которого оппозиционеры тогда ошибочно считали своим сторонником, должен был стать главнокомандующим северокорейскими вооруженными силами. Другие имена не назывались[186].
Год спустя, выступая на Пленуме, который был посвящен «разоблачению происков» поверженной оппозиции, Ко Пон-ги утверждал, что оппозиция прочила находившегося в опале яньаньца Пак Ир-у на роль нового Председателя ТПК, а Чхве Чхан-ик, Пак Чхан-ок, и Ким Сын-хва должны были стать его заместителями[187]. Конечно, это заявление было сделано после того, как оппозиция была разгромлена, и, очевидно, являлось частью продуманной пропагандистской кампании, проводимой властями. Однако любая официальная пропаганда может содержать в себе правду — если эта правда выгодна властям, конечно. Похожее утверждение встречается в свидетельских показаниях, которые были даны Пак Чхан-оком в 1959 г., в ходе секретного расследования «августовского дела», которое тогда проводилось властями (выдержки из его показаний были предъявлены советским дипломатам). Согласно этому документу, Чхве Чхан-ика планировалось сделать новым руководителем партии, а Пак Чхан-ока — новым премьером[188]. Стоит отметить, что по содержанию это заявление в целом совпадает с более ранними замечаниями Ли Сан-чжо, и поэтому оно вполне может отражать реальные планы оппозиции (несмотря на то очевидное обстоятельство, что оно было сделано под политическим давлением, а то и просто продиктовано властями).
Таким образом, похоже, что в оппозиционных кругах именно Чхве Чхан-ик рассматривался как наиболее вероятный будущий лидер Северной Кореи. Примечательно, что оппозиционеры в разговорах с советскими дипломатами не упоминали конкретных имен кандидатов на высшие посты. Это молчание представляется довольно странным и может даже означать, что оппозиционеры специально решили хранить молчание по этому важному вопросу. Единственным исключением из этого правила являются слова Ли Сан-чжо, который, как мы помним, назвал имена потенциальных кандидатов. Однако Ли Сан-чжо тогда находился в Москве и в силу этого мог и не знать о тактических решениях, принятых оппозицией в Пхеньяне — в том числе и о возможно принятом ими решении не упоминать имен кандидатов. Можно предположить, что такое решение (если оно действительно существовало) было принято заговорщиками и потому, что они не хотели тревожить советскую сторону выдвижением очевидно прокитайских кандидатур. Возможно также, что оппозционеры не хотели производить впечатление группы карьеристов, рвущихся к власти и уже заранее распределивших между собой влиятельные политические посты.
Какова была реакция Москвы и советской дипломатии на все происходящее? Этот вопрос имеет огромное значение для понимания августовского кризиса, но с необходимой полнотой ответить на него сейчас, увы, невозможно. Главной причиной является отсутствие доступа к ряду важнейших документов, так как телеграммы, которыми летом 1956 г. обменивались Москва и посольство в Пхеньяне, равно как и практически все документы ЦК КПСС, остаются засекреченными и по сей день. На основании доступных нам материалов можно предположить, что советское посольство в целом заняло выжидательную позицию. Дипломаты не пытались отговорить недовольных от выступления, но и не поддерживали их открыто, иногда призывая к «осторожности».
Такой нейтральный подход вполне понятен. В конце 1940-х гг. Ким Ир Сен действительно был протеже, а то и вовсе марионеткой Москвы, однако к 1956–1957 гг. ситуация радикальным образом изменилась. В новых условиях советские дипломаты больше не стремились защищать режим от внутренних проблем. К тому же, опыт других социалистических стран показывает, что Советский Союз тогда не был принципиальным противником перестановок в руководстве «стран народной демократии». Как известно, 1956 г. был годом решительных изменений в руководстве многих социалистических стран, отставок многих коммунистических лидеров: Вулко Червенкова в Болгарии (апрель), Матиаша Ракоши в Венгрии (июль) и Эдварда Охаба в Польше (октябрь). Правда, последний случай представляет некоторое исключение: Эдвард Охаб был не сталинистом, а реформатором, хотя и более умеренным, чем его соперник и преемник Гомулка. Москва поддерживала большинство этих перемен в руководстве социалистических стран или, по крайней мере, была осведомлена о надвигавшихся событиях. Во всем коммунистическом мире «маленькие Сталины», установившие свои культы в соответствии с прежним советским образцом, один за другим сходили с политической арены, и мало кто сомневался в том, что Ким Ир Сен, несмотря на свою молодость, принадлежит именно к этой группе руководителей старого толка. Идеи XX съезда и их разнообразные толкования, распространяясь от Праги до Пхеньяна, использовались самыми разными людьми: временами — беспринципными и циничными конъюнктурщиками, порою — национальными коммунистами, а иногда — и сохранившимися идеалистами-марксистами. Антикимирсеновская деятельность не казалась чем-то экстраординарным, напротив, она прекрасно вписывалась в общую картину событий, происходивших в социалистическом лагере бурным летом 1956 г. Если СССР не возражал против свержения Червенкова или Ракоши, то почему он должен был выступать против отстранения Ким Ир Сена?
С другой стороны, политическая стабильность в КНДР не могла не тревожить советских дипломатов. Возможная и даже желательная с политической точки зрения замена Ким Ир Сена человеком, пользующимся большей поддержкой в ТПК, была приемлема только постольку, поскольку такая политическая рокировка не ставила под угрозу стабильность в самой восточной из всех социалистических стран. С точки зрения стратегических интересов Советского Союза, КНДР служила своего рода геополитическим буфером между американскими войсками, располагавшимися в Южной Корее, и жизненно важными промышленными районами Дальнего Востока. Поэтому независимо от своего личного отношения к Ким Ир Сену советские дипломаты были вынуждены соблюдать осторожность, и многие разговоры заканчивались так же, как беседа между С. Н. Филатовым и Пак Чхан-оком, состоявшаяся 21 июля. Вот как сам Филатов описывал ее в своем отчете: «В конце беседы я еще раз обратил внимание Пак Чан Ока на серьезность создавшегося положения и предостерег его от поспешных шагов в этом вопросе. Просил его внимательно изучить положение в партии и недопускать, чтобы его действия были использованы недовольными работниками политикой Ким Ир Сена, пытающимися ослабить партию»[189]. Ту же позицию продемонстрировал А. М. Петров во время встречи с Нам Иром 24 июля: «Я высказал свое личное мнение о том, что опасения Нам Ира в отношении резкой критики Ким Ир Сена заслуживают большого внимания, что позиция, занятая Пак Чан Оком в этом вопросе, является, очевидно, неправильной, что инициатива резкой критики Ким Ир Сена со стороны советских корейцев может быть истолкована неправильно и это может вызвать нежелательную реакцию как внутри страны, так и на международной арене»[190].
185
Со Дэ-сук приводит эти слухи со ссылкой на северокорейских перебежчиков (SuhDae-suk. Kim И Sung… P. 151).
186
Запись беседы И. Ф. Курдюкова (зав. Дальневосточным отделом МИД СССР) с Ли Сан Чо (посол КНДР в СССР). 9 августа 1956 г.
187
187Запись беседы Б. К. Пименова (первый секретарь посольства) с Пак Киль Еном (зав. 1-м отделом МИД КНДР). 8 декабря 1957 г. АВП РФ.Ф. 0802. Оп. 13. Д. 6, папка 72.
188
Запись беседы В. И. Пелишенко (советник посольства) с Пан Хак Се(министр внутренних дел). 24 октября 1959 г. АВП РФ. Ф. 0541. Оп. 10. Д. 9, папка 81.
189
Запись беседы С. Н. Филатова (советник посольства) с Пак Чхан Оком(зам. премьера Кабинета Министров, член Президиума ЦК ТПК). 21 июля 1956
190
Запись беседы А. М. Петрова (временный поверенный в делах) с Нам Иром (министр иностранных дел). 24 июля 1956 г.