Оккультные силы СССР

Опыты были и раньше — например, во вредительских процессах. Рамзинская же комедия только краем касается фармакологии.

Капля по капле сочился рассказ Флеминга (кличка солагерника Шаламова, бывшего работника НКВД. — А. П.) — собственная ли его кровь капала на обнаженную мою память? Что это были за капли — крови, слез или чернил? Не чернил и не слез.

— Были, конечно, случаи, когда медицина бессильна. Или в приготовлении растворов неверный расчет. Или вредительство. Тогда — двойной страховкой. По правилам.

— Где же теперь эти врачи?

— Кто знает? На Луне, вероятно…

Следственный арсенал — это последнее слово науки, последнее слово фармакологии.

Это был не шкаф "А" — Venena — яды и не шкаф "В" — Heroica — «сильно действующие»… Оказывается, латинское слово «герой» на русский язык переводится как «сильно действующий». А где хранились медикаменты капитана Флеминга? В шкафу "П" — в шкафу преступлений — или в шкафу "Ч"— чудес.

Человек, который распоряжался шкафом "П" и шкафом "Ч" высших достижений науки, только на фельдшерских лагерных курсах узнал, что у человека печень — одна, что печень — не парный орган. Узнал про кровообращение — через триста лет после Гарвея.

Тайна пряталась в лабораториях, подземных кабинетах, вонючих вивариях, где звери пахли точно так же, как арестанты грязной магаданской транзитки в тридцать восьмом году. Бутырская тюрьма по сравнению с этой транзиткой блистала чистотой хирургической, пахла операционной, а не виварием.

Все открытия науки и техники проверяются в первую очередь в их военном значении — военном — даже в будущем, в возможности догадки. И только то, что отсеяно генералами, что не нужно войне, отдается на общее пользование.

Медицина и химия, фармакология давно на военном учете. В институтах мозга во всем мире всегда копился опыт эксперимента, наблюдения. Яды Борджиа всегда были оружием практической политики. Двадцатый век принес необычайный расцвет фармакологических, химических средств, управляющих психикой.

Но если можно уничтожить лекарством страх, то тысячу раз возможно сделать обратное — подавить человеческую волю уколами, чистой фармакологией, химией без всякой «физики» вроде сокрушения ребер и топтания каблуками, зубодроби-тельства и тушения папирос о тело подследственного.

Химики и физики — так назывались эти две школы следствия. Физики — это те, что во главу угла полагали чисто физическое действие — видя в побоях средство обнажения нравственного начала мира. Обнаженная глубина человеческой сути — и какой же подлой и ничтожной оказывалась эта человеческая суть. Битьем можно было не только добиться любых показаний. Под палкой изобретали, открывали новое в науке, писали стихи, романы. Страх побоев, желудочная шкала пайки творили большие дела.

Битье — достаточно веское психологическое оружие, достаточно эффектное.

Много пользы давал и знаменитый повсеместный «конвейер», когда следователи менялись, а арестанту не давали спать. Семнадцать суток без сна — и человек сходит с ума — не из следственных ли кабинетов почерпнуто это научное наблюдение?

Но и химическая школа не сдавалась.

Физики могли обеспечить материалом «особые совещания», всяческие «тройки», но для открытых процессов школа физического действия не годилась. Школа физического действия (так, кажется, у Станиславского) не смогла бы поставить открытый кровавый театральный спектакль, не могла бы подготовить «открытые процессы», которые привели в трепет все человечество. Химикам подготовка таких зрелищ была по силам.

Через двадцать лет после того разговора я вписываю в рассказ строки газетной статьи:

«Применяя некоторые психофармакологические агенты, можно на определенное время полностью устранить, например, чувство страха у человека. При этом, что особенно важно, нисколько не нарушается ясность его сознания…»

Затем вскрылись еще более неожиданные факты. У людей, у которых «Б-фазы» сна подавлялись длительно, в данном случае на протяжении до семнадцати ночей подряд, начинали возникать различные расстройства психического состояния и поведения".

Что это? Обрывки показаний какого-нибудь бывшего начальника управления НКВД на процессе суда над судьями?.. Предсмертное письмо Вышинского или Рюмина? Нет, это абзацы научной статьи действительного члена Академии наук СССР. Но ведь все это — ив сто раз больше! — известно, испытано и применено в тридцатых годах при подготовке «открытых процессов».

Фармакология была не единственным оружием следственного арсенала этих лет. Флеминг назвал фамилию, которая была мне хорошо известна.

Орнальдо!

Еще бы: Орнальдо был известный гипнотизер, много выступавший в двадцатые годы в московских цирках, да и не только московских. Массовый гипноз — специальность Орнальдо. Есть фотографии его знаменитых гастролей. Иллюстрации в книжках по гипнозу. Орнальдо — это псевдоним, конечно. Настоящее имя его Смирнов Н. А. Это — московский врач. Афиши вокруг всей вертушки — тогда афиши расклеивались на круглых тумбах, фотографии. У Свищева-Паоло фотография была тогда в Столешниковом переулке. В витрине висела огромная фотография человеческих глаз и подпись «Глаза Орнальдо». Я помню эти глаза до сих пор, помню то душевное смятение, в которое приходил я, когда слышал или видел цирковые выступления Орнальдо. Гипнотизер выступал до конца двадцатых годов. Есть бакинские фотографии выступлений Орнальдо 1929 года. Потом он перестал выступать.

— С начала тридцатых годов Орнальдо — на секретной работе в НКВД.

Холодок разгаданной тайны пробежал у меня по спине".

А вот что пишет об Орнальдо в своей книге «Петербургские мистики» М. И. Шахнович:

"А. В. Дубровскому удалось получить адреса бывших петербургских гадалок у известного гипнотизера Орнальдо (Н. А. Смирнова), часто гастролировавшего по стране с публичными сеансами гипноза. В Ленинграде он на эстраде Таврического сада сразу погружал в сон 30 — 50 зрителей.

Мне очень хотелось познакомиться с Орнальдо, но Дубровский отклонял мою просьбу об этом, а однажды резко сказал, что искать встречи с Орнальдо не следует, а если он сам пожелает ее, то это сулит большие неприятности".

Кстати, уже не является секретом, что дочь знаменитого гипнотизера была женой Абакумова, долгие годы возглавлявшего Министерство государственной безопасности. Существует ли тут какая-нибудь связь — вопрос чисто риторический.

В то же время Наркомат обороны проводил свою серию исследований. Их принято связывать с именем Л. Л. Васильева, с 1932 года возглавившего группу в Ленинградском институте мозга, которой до этого руководил академик В. М. Бехтерев. Теперь уже вполне открытым текстом группе было приказано «начать экспериментальное исследование телепатии с целью, по возможности, выяснить ее физическую природу». Исследования велись в течение почти пяти с половиной лет — с 1932 по 1937 год включительно.

О деятельности группы Леонида Васильева рассказывает журналист Т. Геннадьев в своей статье «Охота за летящими мыслями»:

"Телепатические эксперименты с людьми в Институте мозга начались еще до прихода туда Васильева. Правда, пока робкие, так сказать, «прикидочные». Бехтерев сам проводил сеансы мысленного внушения с девушкой, отличавшейся чрезвычайной чувствительностью. Она легко угадывала задуманный Бехтеревым предмет из десяти, разложенных на столе.

Предметы были самые обычные — зубная щетка, электрическая лампочка, ключ и так далее. Владимир Михайлович (Бехтерев. — А. П.) садился за непрозрачной ширмой. Ему подавали шляпу со свернутыми бумажками, на которых были написаны названия загадываемых предметов. Бехтерев наугад брал одну из записочек и разворачивал ее. Прочитав надпись, начинал мысленное внушение. И почти каждый раз девушка выбирала на столе именно тот предмет, который ей передавался.

Об этих опытах Васильев знал, они его восхищали, но ему хотелось большей научной точности и убедительности. В журнале «Вестник знания» он напечатал тогда статью «Биологические лучи». О возможности телепатических явлений автор писал: «Отвергать такую возможность — значит идти против физического понимания жизни».