Страница 120 из 165
Недавно переизданный двухтомник издательства «Задруга» — «Масонство в его прошлом и настоящем» — позволяет представить чрезвычайную сложность и пышность ритуалов (которые часто оказывались единственным содержанием собраний). Современные авторы подтверждают приверженность к обрядовости и ритуалам у нынешних масонов. При всем желании этого невозможно обнаружить у анархо-мистиков.
Как я писал выше, единственные известные мне знаки, имевшие символическое значение для рыцарей «Ордена Света», — это белая (красная) роза и голубая восьмиконечная звезда. Звезда символизировала мир восьми измерений — мир ангелов, промежуточный между миром людей (4 измерения) и архангелов (16 измерений). Белые розы были знаком чистоты устремлений, знаком принадлежности к ордену. Ни в одном масонском ритуале мы их не находим. Источником восьмиконечной звезды скорее может быть символика Богоматери (практически отсутствующая в масонстве), чем восьмиугольник 18-го градуса Князя Розенкрейцера.
Несколько больше соответствий при желании можно найти в семи степенях Ордена Света (о них говорили некоторые арестованные). Действительными степенями в Шотландском обряде считается тоже семь ступеней: 1) ученик, 2) подмастерье, 3) мастер (общие для всех масонских систем), после чего идет 4) тайный мастер, 5) рыцарь-избранник Девяти (что соответствует 9°), 6) Князь Розенкрейцер (соответствует 18°) и 7) Рыцарь Кадош (соответственно 30°). Впрочем, число 7 священно едва ли не для всех религиозных систем. И в самом масонстве идут вековечные споры о количестве степеней. Большинство склоняется к тому, чтобы признавать только три степени — ученика, подмастерья и мастера; все остальные оказываются «декоративными».
Так, может быть, прав Ю. Аникст, отрицавший подлинность установлений ордена? Похоже, анархо-мистики лишь формально следовали исчислению ступеней Шотландского обряда.
Наиболее подробно рисует картину посвящения в орден Ф. Ф. Гиршфельд. Напомню, в чем состоял ритуал. Проводивший посвящение старший рыцарь с белой розой в руке рассказывал вступавшим в орден легенду о Древнем Египте. К посвящаемому подходили два других старших рыцаря (мужчина и женщина), призывая его быть мужественным, блюсти честь и хранить молчание. Затем принимавший ударял посвящаемого рукой по плечу, имитируя удар плашмя мечом в рыцарском посвящении, и предлагал ему выбрать орденское имя. В разных кружках эти имена начинались с разных букв. При вступлении неофиту сообщалось следующее: орден имеет семь степеней, во главе его стоит командор; рыцари переводятся из степени в степень в зависимости от их деяний (практически это делалось по прослушивании определенного количества орденских легенд) цель ордена — борьба со злом (которое заключается во всяком проявлении власти и насилия); в орден не принимаются члены политических партий (принадлежность к анархическим группировкам допускается); средства ордена образуются путем ежемесячного отчисления рыцарями одного или полутора процентов их заработка.
В этом нет ни одной черты, роднящей анархо-мистиков с масонами, особенно если вспомнить, что центральной темой масонских обрядов всегда была смерть и победа над ней; важнейшую роль в ритуале играли череп, скелет, гроб и тому подобное. Изображения этих предметов заполняют перевязи и фартуки масонов, их можно видеть на печатях, предметах обихода, переплетах книг, в орнаментике домов и помещений ложи. Ничего этого нет у анархо-мистиков — ни в показаниях, ни в предметах, обнаруженных при обысках (хотя на религиозные символы, кресты, распятия работники ОГПУ обращали особое внимание).
В следственном деле сохранилось показание Е. А. Поль, которая описала рождественскую орденскую трапезу, происходившую, скорее всего, 25 декабря 1924 года.
«Мы сидели за круглым столом, накрытым скатертью, в середине которого стояла чаша с вином, накрытая белым покровом с черным крестом посреди. Сверху лежала какая-то веточка. На столе лежало Евангелие, заложенное голубой лентой. Праздник начался с вопроса младшего (по рыцарским степеням. — А. Н.) из присутствовавших о том, есть ли совершенная красота. Все остальные по очереди отвечали на этот вопрос, после чего можно было приступить к еде. Затем руководитель рассказывал какой-то миф, содержание которого совершенно не помню. Праздник закончился пением хором гимна архангелу Михаилу. Надо прибавить, что на стене висело изображение рыб (христианский символ. — А. Н.), а в руке корифея была небольшая черная палочка, которой давался знак к действию…»
Стоит также напомнить, что масонство было исключительно мужским братством, куда не допускались и не допускаются женщины, в то время как рыцарями «Ордена Света» (и других орденов, о которых упоминает обвинительное заключение) женщины не только могли быть, но их присутствие считалось особо желательным при обряде посвящения. Вместе с тем масонство категорически отмежевывается (во всяком случае теперь) от всякого оккультизма, памятуя о том вреде, который нанес развитию движения в прошлом веке так называемый французский оккультизм с его «практической магией», от которой легко перейти к подлинному «сатанизму». Московские тамплиеры разделяли подобную точку зрения, считая практическую магию (в том числе спиритизм) совершенно недопустимой для человека, идущего к Свету, для человека, чьи действия озаряет только Божественная Искра, которую он смог ощутить в себе и теперь несет столь же трепетно, как сохраняемый в ладонях дрожащий огонек свечи от Светлой Утрени…
Приходится признать, что анархо-мистики не принадлежали ни к одной ветви масонства, хотя какие-то связи А. А. Карелина с «Великим Востоком Франции» (или сходной системой) представляются возможными. Вывод несколько обескураживающий, потому что в 20-х годах в Москве и в Петрограде существовали масонские ложи (о них начинают упоминать в печати), причем ложи именно этического, а не политического направления (которому посвящены книги Б. Николаевского и Н. Берберовой). Интересно признание скрипача Камерного (а затем Большого) театра 3. М. Мазеля, близкого друга М. А. Чехова, что в середине 20-х годов он вместе с Чеховым «ходил на заседания масонской ложи в Москве». Поначалу я склонен был относить это к «Ордену Света» или «Храму Искусств».
Что же представляли собой эти организации?
Мне кажется, что понять их возникновение и распад, их характер и место в истории общества могут помочь показания людей, искренне говоривших на следствии о своем мировоззрении. При заполнении «Анкеты арестованного» и в протоколе первого допроса почти каждый из них указал на свое анархическое мировоззрение. Многие не скрывали, что «к Советской власти относятся, как и ко всякой власти, отрицательно, но считают нужным ее поддерживать за неимением лучшей». И все же это были очень разные люди, путь каждого из них в «Орден Света» был далеко не прост. Были люди верующие (Е. Г. Адамова), сомневающиеся (А. С. Поль), прямые атеисты, как И. Н. Уйттенховен-Иловайская…
Через мистику и толстовство к раннему христианству шел Н. К. Богомолов — один из ближайших сподвижников А. А. Карелина по ВФАК, впоследствии разошедшийся с А. А. Солоно-вичем. 14 сентября 1930 года он писал на допросе: «Еще раньше (до смерти Карелина. — А. Н.) я начал интересоваться учением Л. Н. Толстого. Одного анархо-коммунизма мне казалось мало, казалось необходимым подвести под него более обширные основания идеологического порядка. Толстой связывал свое учение с христианством <…> Так я вошел в число членов-соревнователей Толстовского общества в Москве. Посещал собрания Общества и много думал, какой путь правильный: с применением насилия или без применения насилия? Решение этого вопроса я считал для себя важным. На этом пути мне пришлось обратиться даже к прочтению Евангелия и литературы по истории христианства. Должен оговориться, что я вообще не церковник, не хожу в церковь. К церкви, как властной организации, как к организации принципиально иерархического порядка у меня всегда было ярко отрицательное отношение. Нужно проводить резкую грань между церковью и христианством, беря последнее как одно из учений о нравственности. Прочитавши некоторые источники, я увидел в поучениях церкви, что вопрос об оправдании государства и власти, оправдании насилия является нелогичным, двойственным и явно неверным. Размышления над текущей политической деятельностью как в СССР, так и за границей, привели меня к мысли, что применение насилия и должно становиться все менее действенным для тех, кто его применяет. Насилие не дает тех результатов, которые ожидают от него <…> Ознакомление с мистическими идеями, с учением Христа по Евангелию показало мне и с этой стороны правильность основных установок анархизма, как я их понимал, то есть принципов любви, красоты, безвластия, принципа добра <…> Слова Христа „не убий“, „взявший меч от меча и погибнет“ явились для меня определяющими мое личное поведение…»