Страница 118 из 165
Естественно, с точки зрения ортодоксальной Церкви, все это было ересью гораздо худшей, чем идолопоклонство и обращение к силам ада. Учение Церкви (в противоположность проповеди Христа) строилось на изначальном дуализме мира, где идет борьба света и мрака, темных и светлых сил, духов добра и зла. Постоянно указывалось, что «в данный момент» торжествует «враг рода человеческого», которому «дана воля», с тем чтобы по прошествии неопределенно долгих лет раз и навсегда восторжествовала справедливость. Собственно говоря, Церковь в лице ее иерархов молчаливо соглашалась с тезисом, согласно которому Земля и человечество в их земном существовании отданы во власть зла, поэтому она и сама ведет себя «применительно ко злу», как можно сказать, перефразируя Ф. М. Достоевского.
В какой-то мере церковное учение было учением «о несвободе человека», с которым по самой сути своей не могло примириться рыцарство, возросшее в Европе на противоположных началах — равенства, взаимного уважения, братства и свободного выбора. Не просто столкнувшись на Востоке с миром новых идей и представлений, а глубоко проникнув в него во время долгих перемирий и контактов со своим столь же рыцарственным (но во многих случаях гораздо более просвещенным) противником, тамплиеры не могли пройти мимо тайных учений, которые всегда жили бок о бок, заимствуя друг от друга знания и не обращая внимания на религиозные и национальные барьеры.
Сравнивая результаты такого краткого сопоставительного анализа с тем, что сейчас известно о гностиках, с одной стороны, а с другой — об анархо-мистиках (особенно из их легенд), невольно приходишь к заключению не просто о схожести многих положений и образов, но и об их тождественности.
Но что это дает исследователю? Только убежденность, что общие гносеологические корни исторических тамплиеров и тамплиеров нашего века восходят к одним и тем же источникам. Доказать, что гностические представления были восприняты московскими анархо-мистиками именно через тамплиеров, я полагаю, никогда не удастся (хотя бы потому, что к 20-м годам нашего века достаточно широко и полно были опубликованы и те и другие источники). Нет гарантии, что имела место многовековая передача гностических легенд, а не их заимствование и переработка из новейших публикаций. Желающий воссоздать ритуалы и легенды тамплиеров (как в масонстве XVIII века) легко мог это сделать хотя бы по актам инквизиции, опубликованным уже в XVII веке. С другой стороны, публикации древних гностических текстов в XIX и начале XX века давали пищу тому направлению, которое известно под названием «французского оккультизма». Он был связан с розенкрейцерством, а через него — и с тамплиерством, которое вошло в систему масонских степеней.
Пока я не знаю ни одного факта, который мог бы истолковать иначе, памятуя при этом, сколь обширна была уже к концу XIX века оккультная литература во Франции и Германии. Она питала возрождавшиеся на совершенно иной социальной и культурной почве антиклерикальные (и антиматериалистические) движения. Достаточно припомнить печально известного Лео Таксиля («доктора Батайля» с его «Дьяволом в XIX веке»), обличавшего сатанизм, якобы захвативший весь мир, чтобы понять, насколько тогда эти вопросы были «модными» и с какой осторожностью следует принимать на веру утверждения в древности этих мистерий.
Все темы и сюжеты, затронутые в легендах, — космогония и теогония, история Грааля и копья Лонгина, рыцарские сюжеты и мистичность «гроба Господня» (делавшая напрасными крестовые походы, поскольку нечего освобождать), равно как и крайне общее изображение рыцарства, не сохранившее ни одной детали, которая не была бы известна из других источников, — все это заставляет думать, что тамплиер-ство, укоренявшееся на российской почве Карелиным, имело скорее не исторический, а общекультурный характер.
Такой взгляд подтверждает и рыцарская символика, насколько ее удается восстановить по протоколам следственного дела. Единственной чертой, напоминающей об историческом ордене тамплиеров, оказывается белый холщовый пояс — символ чистоты сердца, — который получали посвящаемые в орден. Знак восьмиконечного красного креста на белом фоне — основной знак исторического ордена тамплиеров (как будто бы позднее замененный знаком "Т" — «тау», «тамплиер») — нигде, насколько я мог выяснить, у анархо-мистиков не фигурировал. Вместо них были красная и белая розы, хотя символика каждой из них тоже не вполне ясна.
Конечно, можно предположить, опираясь тем более на «Устав избранных», что «в мирах и веках», на протяжении протекших столетий, многие параграфы тайного устава тамплиеров были пересмотрены и изменены до неузнаваемости. Однако можем ли мы в таком случае говорить об ордене тамплиеров, поскольку это понятие заключает в себе совершенно определенное содержание? Ведь и рассматриваемый «Устав» относился не к собственно тамплиерам, а лишь к «избранным», которые, образовав «Орден в Ордене», представляли собой новую духовную организацию, которая должна была когда-то принять иной облик, нежели прежний орден.
Еще больше оснований говорить об этом пути эволюции части ордена дает «Книга утешенных», организация которых развивалась в сходном и все же, как мне кажется, ином направлении, чем братство «избранных».
Безусловно одно: и те и другие могли стать основой для формирования в дальнейшем масонских организаций с их лозунгами «братства, равенства, справедливости и свободы». Однако произошло ли это? Осуществился ли реальный, «физический» перенос через столетия древнего знания или каждый раз при возникновении оппозиции господствующей церкви происходило спонтанное открытие древних истин? Пока я склоняюсь ко второй версии, хотя окончательно можно решить вопрос, только сравнив «Орден Света» с другой организацией, о которой упомянул Ю. Аникст в своем памфлете по поводу А. А. Солоновича, — с масонством.
С тем самым масонством, которым почему-то ни разу не поинтересовались следователи ОГПУ.
Попытка проследить исторические корни новых тамплиеров оказалась успешной. Конечно, ни о какой тождественности ры-царско-монашеского Ордена средневековья с анархо-мистичес-ким «Орденом Света» и речи быть не могло: историческая реальность XII — XIII веков в первой четверти XX века могла претвориться в жизнь лишь символически. Интересно, что по своим идейным установкам, этическим предписаниям и корням, уходящим в гностицизм, к раннесредневековым христианским ересям, анархо-мистики действительно оказались близки тому идейному «тамплиерству», которое вызвало гонения со стороны церкви в XI веке. Подобные совпадения ставят перед исследователями анархо-мистицизма вопрос об отношении последнего к масонству, поскольку именно масонство в двух главнейших системах — Строгого Шотландского послушания и Шведского Строгого послушания — утверждает свою преемственность от тамплиеров, которые скрылись от преследований в Шотландию, где передали «вольным каменщикам» свои знания.
Если признать подлинной «Книгу утешенных» (1240 года), в которой двери тайного капитула тамплиеров открываются перед гонимыми еретиками (альбигойцами, богомилами и прочими) как раз после окончательного разгрома их на юге Франции (1229), то с исторической точки зрения здесь не окажется никакого противоречия, поскольку, как я отмечал выше, статут этот был переписан именно в Англии, а не на континенте. В обширнейшей литературе, посвященной масонам, связь масонства с тамплиерством в целом не подвергается сомнению. Споры идут о формах передачи традиции, о том, существовали ли «братья-каменщики» в Англии и Шотландии XI века (зарождение масонства в его нынешнем виде обычно относят к XII веку).
Как мне кажется, исследование М. Морамарко «Масонство в прошлом и настоящем» (недавно ставшее доступным для русского читателя) справедливо переводит этот вопрос в иную плоскость, показывая непрерывность существования «строительных братств» (а стало быть, и преемственность передачи строительных секретов и ритуалов) на протяжении всей истории Европы. Вопрос не в том, в какой форме продолжала жить традиция, а кто был заинтересован в ее поддержании. Как мне представляется, никогда не было недостатка в приверженцах восточной и древнехристианской мистики, связанной с ересями, алхимией, каббалой, астрологией, попытками подчинить себе мир духов и стихийных сил. Об этом свидетельствуют и развитие науки в XI — XII веках, и многочисленные инквизиционные процессы.