Страница 106 из 165
Биографические сведения о Солоновиче скудны. Для ОГПУ было достаточно, что он «сын полковника, дворянин», родившийся в местечке Казимерж Люблинской губернии. Возможно, кто-то из его родителей происходил из города Карачева Орловской губернии, потому что именно там (как сообщал уездный исправник) в 1905 году Солонович «был замечен в противоправительственной агитации». В 1907 году за какую-то революционную деятельность он даже «подлежал аресту», который не состоялся «за выездом из Москвы» Солоновича. Обыск на его московской квартире «ничего предосудительного не обнаружил». В феврале 1911 года в связи со студенческими беспорядками в Московском университете Солоновича исключили из числа студентов, ему было запрещено проживание в Москве. Восстановить свои права Солонович смог лишь спустя год по ходатайству жены, Агнии Анисимовны Солонович. По-видимому, в 1914 году Солонович закончил физико-математический факультет. Тогда же против него возникло новое судебное дело — в связи с выходом его книги «Скитания духа». Это было произведение мистико-символического содержания, с эротическим оттенком, написанное под явным влиянием «Симфоний» А. Белого.
Несмотря на попытки духовной цензуры обвинить автора в оскорблении религии и нравственности, суд вынес начинающему литератору оправдательный приговор, отказавшись конфисковать книги. Судя по всему, дальнейшая жизнь Солоновича в Москве была относительно спокойной. К 1914 году его первенцу, Сергею (арестованному вместе с отцом в ночь с 11 на 12 сентября 1930 года), исполнилось семь лет; впоследствии родился еще один сын — Алексей и дочь Татьяна. Солонович преподавал математику и механику в гимназиях Москвы, публикуя свои стихи (преимущественно верлибр) в различных изданиях.
Если верить Ю. Аниксту, который ссылался на Агнию Ани-симовну Солонович, «оккультизмом они интересовались еще до революции 1905 года». Интерес Солоновича к мистике и одновременно к революционной деятельности (возможно, созвучный «мистическому анархизму», провозглашенному Г. Чулковым в области творчества) проявился и в событиях 1917 года. Не скрывая ненависти к Солоновичу, Ю. Аникст описывает это саркастически, но явно со знанием характера и взглядов Солоновича: «Революция. Солоновича его приятель тащит на революционную улицу, а Солонович… читает Масперо [Гастон Масперо (1846 — 1916) — знаменитый французский египтолог] и отмахивается: до Р. X. были революции и после этой будут, а что в них толку? Но неугомонный приятель не отстает, вытаскивает Солоновича на улицу, и, конечно, Солонович превращается в левейшего революционного.деятеля и печатает „Квадригу мировой революции“ (первое свое анархо-мисти-ческое исповедание)».
Позицию Солоновича после октябрьских событий отражает протокол его допроса от 14.09.30 г.: "После Октябрьской революции моя установка по отношению к советской власти была: принципиально не признал советской власти, как и всякой другой, но фактически считал невозможным и нецелесообразным вести против нее борьбу, так как такая борьба могла бы дать только победу буржуазии, ибо такова была общая ситуация и, в частности, положение самого анархического движения. Однако считал возможным и необходимым вести пропаганду анархических идей в легальных и лойяльных формах. До 1919 г. я входил в Московский Союз Анархистов, а затем во Всероссийскую Федерацию анархистов-коммунистов и анархистов. Состоял членом секретариата (кто входил в секретариат, кроме меня, я принципиально отказываюсь говорить). <…>
После смерти Кропоткина организовался Кропоткинский Комитет, в который я вошел (других членов принципиально отказываюсь называть). Моя работа в Комитете заключалась в музейной деятельности — собирание средств при помощи подписных листов, пожертвований, выступлений публичных и пр.; в архивной — собирании биографических материалов, писании очерков, библиотечной работе; в организационной — организации анархической секции Комитета, научной секции, социально-экономической и литературной, причем сам я состоял в анархической и научной секциях. Наконец, была пропагандистская работа, которая заключалась в написании статей и в лекциях по различным вопросам, связанным с личностью, мировоззрением и отдельными идеями Кропоткина. <…> Мои лекции, читаемые в музее Кропоткина, дома или по приглашению на какой-либо квартире, стенографировались анархическим кружком и потом давались мною читать желающим. Их задачей было показать, как от любого мировоззрения можно прийти к анархизму. Особенное значение здесь имели религиозно-мистические установки, так как они свойственны очень многим людям, и гораздо целесообразнее не суживать анархизм до одного частного типа мировоззрения, но расширить его, показать его совместимость с любым…"
Одновременно Солонович преподавал в вузах. До конца 20-х годов основной ареной его педагогической деятельности было МВТУ имени Баумана — здесь студенты и преподаватели были особенно заражены идеями анархизма, — а потому и больше страдали от арестов и репрессий.
По свидетельству немногих, кто знал Солоновича и остался в живых, он был блестящим лектором, увлекавшим любую аудиторию полетом мысли, эрудицией, образностью изложения. В то же время многие указывали на «бессистемность» излагаемого, на внешний эффект и ложную глубину. О противоречивости суждений и известной предвзятости Солоновича говорили и арестованные, однако можно ли этому безоговорочно верить? Человек увлекающийся, Солонович обладал огромной энергией, которая уходила не на книги и статьи, а на общение с «публикой», на «массовые» мероприятия, над чем издевался Ю. Аникст:
"Преподаватель Московского Высшего Технического Училища по курсу математических упражнений, наследник покойного А. А. Карелина по «анархическим» и оккультно-политичес-ким делам и организациям, Алексей Александрович Солонович несомненно талантливая и незаурядная личность. Внешнее безобразие придает энергии его внушения особую силу, особенно действующую на восторженных натур и женщин. Громадная активность, пропагандистская и организационная, искупает его организационную бездарность, окружая его постоянно видимостью организационного кипения, вереницей эфемерных организаций. Бесконечные ордена и братства: Света, Духа, Креста и Полумесяца, Сфинкса, Взаимопомощи и т. п., целая иерархия оккультных, политических, «культурных» организаций, посвященных Иалдабаофу [В первоисточниках написания этого слова различаются] и его alter ego — архангелу Михаилу, феерией болотных огней вспыхивают на темных и извилистых тропинках его жизни…
Талант Солоновича своеобразен. Он пишет стихи. Но они никуда не годны по форме и их нельзя понимать: это какой-то набор звонких слов и образов. Он читает лекции и доклады, ошеломляет ими публику до одурения: столь они блестят эффектами остроумия, сравнений, неожиданных «новых» (хотя и вычитанных) взглядов и оборотов. Но как я ни пытался самое позднее на другой день после их произнесения узнать от его слушателей, о чем же говорил в лекции Солоно-вич, ни разу ни один, несмотря на все потуги, не мог ничего, кроме внешних эффектов, припомнить. <…>
Он написал труд «О Христе и христианстве», «Волхвы и их предтечи», «Бакунин-Иальдобаоф» и т. п. — бесконечный ряд трудов, кроме оккультных «Голубых сказок», пьес (подражая Карелину), метидаций и т.п. О «Бакунине-Иальдобаофе» он ухитрился в два года написать шесть громадных томов…"
Памфлет Ю. Аникста опирался на факты, но автор передергивал, подтасовывал и искажал их в нужную ему сторону. Солонович написал не шесть томов, а только три, но напечатаны они были в шести экземплярах для узкого круга единомышленников, что было отражено и в обвинительном заключении. Исследование Солоновича — «Бакунин и культ Иалдо-баофа» — стало одним из основных пунктов обвинения автора в «антисоветской пропаганде и контрреволюции». Что в действительности представляла собой эта работа — сказать сейчас затруднительно, поскольку органами были изъяты и уничтожены все отпечатанные на машинке экземпляры рукописи. Арестованные оценивали ее по-разному (обычно как «черновой материал»), и их уклончивые ответы ни о чем не говорят. Осталось лишь несколько цитат, приведенных в обвинительном заключении Кирре и предопределивших окончательный приговор как автору, так и его единомышленникам. Эти цитаты настолько интересны и ярки, что заслуживают полного воспроизведения. Хочется верить, что по ним удастся в будущем обнаружить сохранившийся экземпляр (или черновые наброски) этой работы.