Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 101 из 165

Трагедия русской революции в том, что интеллигенция, которая ее активно готовила, была отстранена от участия в событиях. На сцену вырвались стихийные силы, подменившие идеи свободы и справедливости физиологией насилия и разрушения. Эти силы слишком долго находились под гнетом социального рабства и невежества, они не успели подняться на должный уровень духовной эволюции. Страна была отброшена на много веков назад — как в хозяйственном, так и в культурном отношении. А теоретики революции, планируя будущее общество, забыли о человеке. События открыли им глаза на трагическую ошибку, но время было упущено.

Касаясь последних лет жизни П. А. Кропоткина в Дмитрове, мне уже приходилось писать и говорить об эволюции взглядов «апостола анархизма» и о причинах, по которым он посвятил эти годы завершению своей «Этики». Будучи — теоретически — сторонником крайней революционности и уравнительного распределения, Кропоткин столкнулся в России с практическим осуществлением своих идей. И — ужаснулся, отказавшись признать в насильниках, грабителях и убийцах своих примерных учеников. Вместо «светлого будущего» потрясенный старец увидел страну, залитую кровью невинных жертв, наполненную злобой, разрухой, освещаемую не электричеством, а пламенем пожаров, уничтожавших культурное наследие веков.

С очень большим запозданием ему (как и многим другим революционерам, большую часть жизни проведшим в казематах или эмиграции) открылась та истина, что, прежде чем разрушать окружающий мир «для всеобщего счастья», надо подготовить к этому счастью человека, спросить, нужно ли ему такое разрушение. Ведь зло, как скоро выяснилось, коренилось не в дворянских усадьбах, не в предметах искусства и библиотеках, а в неразвитости самого человека. Со злом следовало бороться, меняя не мир, а взгляд на этот мир, который гораздо лучше, чем порой представляется нам…

Мысли о том, что «революция пошла не по тому пути, какой мы ей предназначали», что теперь на первый план выступают вопросы нравственности, по-видимому, неоднократно высказывались П. А. Кропоткиным; кое-что было даже записано им самим. Соблазнительно думать, что здесь сказалось влияние Карелина, но такими данными я не располагаю. Более определенно можно говорить о его влиянии на В. Н. Фигнер. Не без его рекомендации она была в 1921 году избрана председателем Комитета по увековечению памяти П. А. Кропоткина. Фигнер выступала против террора, смертной казни, подчеркивала нравственную высоту христианской проповеди и самой личности Христа. В апреле 1925 года, в канун очередного гонения на анархистов, она писала в газете «Рассвет» о необходимости новой революции, которая не должна походить на предыдущие, когда менялись лишь властители, но не система государственного угнетения личности. Надо сначала измениться самим, как можно скорее «начать серьезную воспитательную работу над собою и звать к ней других». Анархистам предлагалось заняться тем, чем уже занимались рыцари в орденских кружках.

«Карелин рассказывал легенды, а потом слушавшие задавали вопросы и беседовали, — показывал во время одного из допросов Ю. А. Завадский. — Содержание легенд мне не по силам передать, оно туманно, путано, сложно. Их общий смысл был обращен к духовному подъему человека через признание личного достоинства („рыцарства“), признание понятия объективного „добра“ и „зла“ в человеке. <…> Эти мысли представлялись мне верными и приложимыми в жизни…»

Уверенность в невозможности четко передать содержание орденских легенд характерна для показаний всех тех арестованных, кто хоть в какой-то мере признал свою причастность к ордену. На первый взгляд это кажется попыткой уйти от прямого ответа на поставленный вопрос. Но по мере изучения материала мнение мое менялось. Большинство арестованных действительно было неспособно объяснить то, что не несло определенной «информации». А приведенные выше примеры из «диалогов» А. А. Карелина (основанных на орденских легендах) в самом деле дают представление о символах ярких и красочных, но не наполненных осязаемым содержанием. Это образы-знаки, рассчитанные скорее на эмоциональное, чем логическое восприятие.

«Бесконечности», «космосы», разноцветные «солнца», грандиозная иерархия духов, безграничные пространства времен, а вместе с тем настойчивые попытки воспроизвести картины жизни и даже быта иных миров — все это должно было оставлять в сознании многих неподготовленных слушателей растерянность и смятение, поскольку каждый образ-символ требовал пояснений.





«В ряде бесконечностей имеется одна, представляющая собой более чем гигантский шар, поверхность которого является границей данной бесконечности. Кое-где этот шар почти соприкасается с другими бесконечностями, тоже являющимися в виде шаров, а в местах, где образовались конусообразные пространства между шарообразными бесконечностями, имеются миры, представляющие собой как бы пирамиды или конусы, три стороны которых и основание представляют собой вогнутые поверхности. На одном из таких архигигантских шаров живут высокоодаренные существа, которых вы можете называть людьми, хотя они только отдаленно напоминают людей. Некоторые их жилища напоминают пальмы, другие — гигантские грибы или исполинские цветы, к дверям которых поднимаются на специальных машинах или аэропланах. <…> Встречаются и более странные обители: как будто столб дыма поднимался длинной и широкой спиралью, а в ее пустотах с большим комфортом жили люди. Все они питались разнообразной пищей, приготовленной из неорганических веществ того мира, причем пища легко извлекалась из земли и воздуха и в крайне малых количествах поглощалась ими. Люди одевались в великолепные, приготовляемые из минерала, похожего на горный лед Земли, ткани. Ничего похожего на нужду или бедность они не знали. Эти люди располагали всевозможными машинами, всем сообща принадлежащими, и молодые люди охотно работали на них, изготовляя все нужное или желательное. <…> Все охотно работали, даже пожилые охотно брались за работу по выделке продуктов. Общежитие шло навстречу любому спросу, и на этой гигантской полосе земли не было, кажется, людей, плохо удовлетворяющих свои материальные потребности…»

Комментируя такие легенды, руководители кружков отмечали, что это лишь незначительная часть преданий Атлантиды. Атлантам их рассказали Леги (ангелы — ближайшие к человеку духи, способствующие его развитию и подъему в высшие миры). Со временем легенды были приспособлены к восприятию атлантов — хоть и осиянных духом, но все же людей. В дальнейшем изложение все более упрощалось, и хотя в нем «что-то еще оставалось от духовного начала, но последнее было подавлено обычным бытийным восприятием человека».

Отсюда следовал вывод: слушатель может воспринять рассказ как «игру художественной фантазии», может попытаться найти в этих образах символы тайных знаний, а может просто взять их за основу для медитации, чтобы из глубин сверхличной памяти вызвать ответный импульс. Каждое восприятие закономерно, ибо зависит от способностей и возможностей человека. Простой толчок к размышлению может открыть путь к глубинным пластам подсознания или помочь прикоснуться к более высоким сферам духа, чтобы познать и себя, и мироздание. I

Как я уже говорил, посвящение сопровождалось изложени-ем легенд о жрецах Древнего Египта, рассказом о сокровенном | знании посвященных, которое было получено от атлантов. Те,; в свою очередь, были обязаны этим знанием Легам, которые искупали на Земле свою вину перед мировым порядком: неког-да они поддержали порыв Сатанаила подняться по ступеням Золотой Лестницы одним своим желанием, а не постепенным совершенствованием. Они нарушили закон жертвенности и взаимной поддержки в развитии всего сущего и теперь, во искупление, поднимали из тьмы к свету людей, которые стояли на более низкой, чем они, ступени Золотой Лестницы.

И все же легенды о Египте и Атлантиде, по-видимому, не были первыми, что узнавал посвящаемый. В «приготовительных» кружках (которые, как показал Ф. Ф. Гиршфельд, вел А. А. Солонович) закладывались основы духовного понимания эволюции общества и формировалась психология будущего рыцаря. В записи одной из бесед есть предупреждение каждому, кто встает на путь познания, о неизбежной встрече с четырьмя врагами. Это наставление может служить напутствием не только последователю любой религии, но и каждому вступающему в жизнь человеку.