Незабываемые дни

— Не с твоим, однако, здоровьем браться за пушку. Она и тяжелая. Ты уж возьмись за какую орудию полегче, ну за пистолет хотя бы, и то берегись, чтобы он ненароком не выстрелил.

Еле не скомпрометированный теткой Палашкой перед молодыми партизанами Пранук сердито буркнул:

— Очень ты понимаешь в этом деле!

Но расстались они, как все добрые люди. Дед Пранук даже кое-какие советы дал ей на прощанье:

— Ты берегись, однако, Палашка! В случае чего гляди, чтобы немцы припасов не захватили.

Дед имел в виду продукты для столовой. В другой раз тетка Палашка сочла бы это за обиду, а теперь ответила ему совсем миролюбиво:

— Ты не беспокойся, у меня на это есть инструкция от командира.

— Ну, если имеешь инструкцию, так все в порядке.

В артиллерию Пранук не попал, назначили его ездовым самого Василия Ивановича. И от этого старик так загордился, что если кто-нибудь окликал его запросто — дед Пранук, он сурово отчитывал такого нахала, особенно, если тот был еще зеленого возраста:

— Может, для кого я и дед Пранук. А поскольку ты солдат и я солдат, то, может, я для тебя не кто иной, как главный адъютант самого командующего. Понимать ты это должен…

Сегодня, для праздника, дед Пранук даже красную ленточку нацепил на свою шапку, украдкой подстриг бороду и так густо смазал дегтем свои поношенные сапоги, что хоть глядись в них. Он беседовал с жителями, показывал им орудия, минометы, разъяснял:

— Вон та, длиннющая, аж на семь километров бьет. Ее наш начальник штаба у немцев отбил. А вот те, меньшие, на пять берут. Как шваркнет которая, так аж пыль летит с фашистов. Не любят. Это им не по носу. Ну и те вон, тоже важнецки бьют. Где бы он, фашист, ни спрятался, выколупают.

— Скажи ты, какая силища! — восторгались слушатели.

— Не в них одних сила. В народе сила, вот где она! — И дед Пранук торжественно обвел рукой выстроившиеся отряды.

— Тут, люди добрые, все есть: и пехота, и кавалерия, а вот тебе и артиллерия. Попробует фашист нажать, мы ему все печенки отобьем. И это еще не вся наша сила. У нас в каждом районе силища партизан. Да по всем дорогам идут. Не сочтешь людей и оружие. А будет еще больше!

Партизаны подмигивали друг другу:

— Ловко агитирует дед Пранук, по-боевому.

Стояли тут известные отряды Копуши, Кияна, Зарубы, комсомольский железнодорожный отряд Анатоля и Игната, летучая диверсионная группа лейтенанта Комарова и многие другие.

И вдруг на площади и на улице все стихло, умолкло. Только слышны в разных концах протяжные команды:

— Сми-и-р-но! Сми-и-р-но-о!

На украшенную еловыми лапками трибуну поднялся Василий Иванович. Рядом стояли все штабные командиры, работники подпольного обкома. Вот Василий Иванович поднял руку:.

— Товарищи партизаны и партизанки! Поздравляю вас с двадцать четвертой годовщиной нашей героической Красной Армии. Много смела она с лица земли врагов советского народа. Крепко бьет она теперь наших лютых врагов, фашистских захватчиков. Насмерть угостила она непрошенных гостей под Москвой. Такая судьба уготована фашистам повсюду. А мы с вами верные помощники нашей армии. Многое вами сделано за эти месяцы, а предстоит сделать гораздо больше. И мы не успокоимся до того времени, пока не прогоним последнего фашиста с нашей земли и не прикончим людоедов в их собственном логове. Только тогда будет у нас порядок. Только тогда мы сможем заняться и землей, и хозяйством, и всей жизнью нашей, чтобы снова вернулось счастье в наши дома, чтобы вновь советские люди знали только одно: неизменно итти вперед, к прекрасному будущему, по пути, по которому ведет нас великий Сталин, по пути, предначертанному Коммунистической партией. Сейчас мы знаем только одно: смерть врагу! Кровь за кровь и смерть за смерть! Так пусть живет и здравствует наша героическая Красная Армия! Так пусть живет и здравствует долгие годы наш отец товарищ Сталин, который и в эту тяжелую годину не знает других забот, кроме забот о счастье народа, о благополучии нашей Родины.

Громкое ура прокатилось над заснеженными полями. Со всех концов неслись торжественные возгласы:

— Слава великому Сталину!

— Слава советскому народу! — Слава Красной Армии!

Заиграли трубы оркестра. С ними слились заливистые голоса баянов, аккордеонов. И все стоявшие тут на площади, на улицах, на поле — партизаны, колхозники — хором подхватили слова священной песни-клятвы, с которой советский народ всегда встречал свои победы в труде и в бою. Торжественные звуки гимна поднялись над заснеженными кровлями хат, над красным знаменем, над людьми, которые, прижимая к груди винтовки и автоматы, думали только об одном, заботились только об одном:

— Победить лютого врага.

Победить черную смерть, которая пришла к нам в облике фашистских полчищ и заполнила родные просторы, отравила запахом тлена и небытия все, что радовало сердце человека, все, что было его надеждой и счастьем.

Когда затихли, умолкли торжественные звуки Интернационала, послышался голос с трибуны:

— Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как мы вступили в беспощадную борьбу с захватчиками. Многое изменилось за это время. Вначале нас было мало. И мы были вынуждены подчас прятаться от врага, забираться в леса и болота. Теперь они боятся нас, теперь они прячутся от наших глаз, — от нашей пули. Так поклянемся, товарищи, что до последней капли крови будем бороться с ненавистным врагом за счастье и свободу нашей родины, за жизнь наших детей, за волю и светлое будущее народа. Принесем присягу великому советскому народу! Принесем присягу великому Сталину, ведь мы — его верные и надежные солдаты.

Василий Иванович уступил свое место у микрофона начальнику штаба. Тот медленно читал текст присяги. От края до края — над площадью, над улицей, над полями звучали слова клятвы, которые повторяли молодые партизаны, принимавшие в этот день присягу.

На лицах людей, нахмуренных, суровых, в их сосредоточенных взглядах была безграничная уверенность в своих силах, в конечной победе над врагом. Каждое слово присяги, великое и суровое, как закон, воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Подтянутые, напряженные фигуры людей были неподвижными, словно окаменевшими. А в глазах горели, вспыхивали неугасимые огни святой человеческой ненависти к лютым врагам Родины. И сердца бились часто-часто.

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступил в отряд красных партизан для активной борьбы с оружием в руках с заклятым врагом социалистической Родины, гитлеровской Германией, даю советскому народу и советскому правительству следующую клятву:

За свою Советскую Родину, за пролитую кровь нашего народа, за матерей и отцов, жен и детей, братьев и сестер, убитых и замученных фашистскими палачами, бить врага всюду и не щадить своих сил, а если потребуется, и своей жизни.

…Клянусь, что буду биться, не складывая оружия, до полного разгрома врага.

И если отступлю я от этой торжественной клятвы своей, пусть покарает меня суровая рука революционного закона!

Величественная тишина распростерлась на минуту над застывшими рядами людей.

С трибуны раздался голос Василия Ивановича:

— Поздравляю вас, молодые партизаны, с принятием боевой присяги!

— Служим советскому народу! — громовым раскатом пронесся над людьми дружный ответ. И одна за другой раздались команды. От грома медных труб все вокруг встрепенулось. Под тожественные звуки марша всколыхнулись людские громады, один за другим приходили мимо трибуны славные отряды. Шли бывалые партизаны Копуши и Комарова.

За ними следовали партизаны сводного колхозного отряда Тихона Зарубы. Сосредоточенные, суровые шли бывшие полеводы, бригадиры, садоводы и конюхи. И если бы не винтовки и автоматы, крепко прижатые к груди, да патронные подсумки и гранаты, можно было бы подумать, что они идут на какую-то работу в лес, на луг или в поле.

Люди шли и думали об одном. И на их мысли откликался короткий призыв на знамени отряда: «Кровь за кровь и смерть за смерть!»