Страница 5 из 67
«Накачался пивом, и уже герой», — подумал он, достаточно трезвый, чтобы понимать: внизу его может поджидать беда, — и достаточно пьяный, чтобы наплевать на опасность.
Глаза привыкли к темноте, когда Джонс спустился до середины карьера. И тогда он вновь увидел это. Нечто похожее на человека, перемещаясь слишком быстро для пьянчуги, исчезло за одним из бульдозеров.
Стараясь двигаться как можно бесшумнее, Деверн ускорил шаг. Он вознамерился застукать негодяя на месте преступления. По пути он сделал небольшой крюк и вытянул из кучи мусора трехфутовую трубу — не стоило рисковать, ведь даже загнанная в угол крыса оказывает сопротивление. Скрежет металла прозвучал неестественно громко, отскочив эхом от стен карьера. Объявив таким образом о своем присутствии, Джонс, издав громкий устрашающий вопль, метнулся за бульдозер с грозно поднятым оружием.
Кто-то лежал на земле. Из темного пятна торчали ботинки. В этом же пятне тени — или создавая его, Деверн не смог четко разглядеть, — сидела на корточках еще одна фигура.
Джонс снова издал боевой клич. Фигура выпрямилась и повернулась, вокруг нее клубилась темнота.
Он так и не понял, что фигура двинулась на него, пока из его руки не вырвали трубу. Деверн еще успел поднять другую руку в бесполезной попытке спасти свою жизнь.
«Таких тварей на свете нет!» — пронеслось в мозгу Деверна Джонса, прежде чем он испустил дух.
В среду утром одна из бульварных газет вышла с четырехдюймовым заголовком: «ПО ГОРОДУ РАЗГУЛИВАЕТ ВАМПИР».
2
Он приподнял ее руку и провел языком по внутренней стороне нежного запястья. Женщина застонала, откинув голову назад и часто дыша.
«Еще не время».
Он внимательно наблюдал за ней, и только когда она приблизилась к вершине блаженства, а ее тело стало бешено извиваться под ним, он зажал острыми зубами и прокусил тонкую пульсирующую вену у основания ее большого пальца. Легкая боль почти ничего не добавила к более бурным ощущениям, и, пока она утопала в волнах оргазма, он насыщался.
Они одновременно достигли пика наслаждения.
После он протянул руку и мягко отвел с ее лица влажный локон каштановых волос.
— Благодарю, — тихо сказал он.
— Нет, это я тебе благодарна, — пробормотала женщина, ловя его руку и целуя в ладонь.
Какое-то время они лежали недвижно; она погрузилась в полудрему, а он любовался игрой света на мягких изгибах ее тела, проводя кончиком пальца по голубым венам на белой коже. Теперь, когда он насытился, вены больше не доводили его до безумия. Удостоверившись, что его слюна, обладавшая заживляющим эффектом, остановила кровь, сочащуюся из крошечной ранки на запястье, он разжал объятия и прошел в ванную комнату.
Любовница пробудилась, когда он одевался.
— Генри?
— Я здесь, Кэролайн.
— Вижу, но ты ведь собрался уходить.
— Мне нужно работать. — Он натянул через голову свитер и вынырнул из него, заморгав от внезапно вспыхнувшего света прикроватной лампы. За долгие годы он отучился шарахаться от света, но все равно повернулся спиной к его источнику, чтобы чувствительные глаза немного привыкли.
— Почему ты не работаешь днем, как все нормальные люди? — упрекнула его Кэролайн, натягивая на себя стеганое одеяло и уютно сворачиваясь под ним в клубок. — Тогда ночи у тебя освободились бы для более приятного дела.
Он улыбнулся и ответил не лукавя:
— Днем я не умею думать.
— Писатели... — вздохнула женщина.
— Писатели, — согласился он и, наклонившись, чмокнул ее в нос. — Мы особое племя.
— Ты позвонишь мне?
— Как только выдастся время.
— Мужчины!
Он протянул руку и выключил лампу.
— И это тоже.
Ловко уклоняясь от цепких рук, Генри Фицрой поцеловал ее на прощание и беззвучно пересек спальню, а затем и темный коридор. Он услышал, как за его спиной дыхание женщины изменилось, и понял, что она уснула. Обычно Кэролайн засыпала сразу после того, как заканчивался акт любви, и поэтому не знала, когда он уходит. Это было одно из тех качеств, которые он больше всего в ней ценил, — оно означало, что они редко затевали неприятные споры о том, остается он на ночь или нет.
Прихватив пальто и ботинки, он вышел из квартиры и, навострив уши, прислушался, как щелкнул замок. Во многих отношениях теперешние времена были самыми безопасными. Но во многом как раз наоборот.
Кэролайн даже не подозревала, кем он был на самом деле. Для нее он был не более чем редкой приятной интерлюдией, партнером, дарящим секс без чувства вины. Ему даже не пришлось особенно стараться, чтобы все так получилось.
Глядя на свое отражение в зеркальных дверях лифта, Генри нахмурился.
— Этого мало. — Беспокойство внутри него уже давно нарастало, почти не ослабляя хватки. Насыщение помогло с ним справиться, но не до конца. Подавив возглас разочарования, он повернулся и с силой ударил ладонью в пластиковую стенку. В замкнутом пространстве удар прозвучал как выстрел, и Фицрой уставился на трещины, разбежавшиеся из-под его руки. Ладонь горела, но боль как будто притупила чувство беспокойства.
В вестибюле никто не поджидал, чтобы выяснить причину шума, и Генри покинул здание почти в веселом расположении духа.
На улице оказалось холодно. Он поплотнее обернул горло шарфом и поднял воротник. По своей природе Фицрой был менее уязвим к капризам погоды, чем большинство людей, но все же не любил, когда холодный ветер гулял по спине. Полы его длинного кожаного пальто хлопали по ногам. Он прошел полквартала до Блуар, повернул на восток и направился домой.
Хотя был четверг, час ночи, и весна, видимо, решила задержаться в пути, улицы отнюдь не пустовали. Машины двигались сплошным потоком по восточной оси, и чем ближе Генри подходил к перекрестку между Блуар и Йонг-стрит, тем больше людей ему попадалось на тротуаре. Одной из причин, по которой он облюбовал эту часть города, был тот факт, что жизнь здесь постоянно била ключом. Через два квартала после Йонг он свернул на подъездную аллею и, пройдя по ее изгибу, оказался у дверей своего дома.
В разное время ему довелось пожить во всевозможных замках, многочисленных частных имениях, и даже, когда приходилось особенно трудно, пару раз он обитал в склепах, но уже много веков у него не было такого дома, который бы столь устраивал его во всех отношениях, как этот кондоминиум, приобретенный в элитном доме в центре Торонто.
— Добрый вечер, мистер Фицрой.
— Приветствую, Грег. Все спокойно?
Пожилой охранник улыбнулся и потянулся к кнопке, чтобы открыть дверь.
— Как в могиле, сэр.
Генри Фицрой приподнял золотисто-рыжеватую бровь, выжидая, пока откроется дверь и прекратится электронный писк, прежде чем спросить:
— А вам откуда известно?
Грег улыбнулся.
— Когда-то служил в охране при кладбище Маунт-Плезант.
Генри покачал головой и тоже улыбнулся.
— Мне стоило бы знать, что у вас найдется ответ.
— Да, сэр, не сомневайтесь. Доброй ночи, сэр.
Тяжелая стеклянная дверь закрылась, оборвав возможность дальнейшего разговора, поэтому, когда охранник снова взял в руки газету, Генри молча помахал ему рукой и повернулся к лифтам. Потом остановился. И снова обернулся к стеклу.
«ПО ГОРОДУ РАЗГУЛИВАЕТ ВАМПИР».
Шевеля губами во время чтения, Грег опустил газету на стол, и заголовка больше не было видно.
Мир словно сузился до четырех слов. Генри резко толкнул дверь в помещение, где сидел охранник.
— Вы что-то забыли, мистер Фицрой?
— Дайте взглянуть на вашу газету.
Перепуганный тоном и подчиняясь приказу, старик протянул газету, но все равно Генри буквально вырвал страницы у него из-под рук.
«ПО ГОРОДУ РАЗГУЛИВАЕТ ВАМПИР».
Медленно, стараясь не делать резких движений, Грег отодвинул стул назад, чтобы быть как можно дальше от человека, стоящего по ту сторону письменного стола. Он не знал почему, но за все шестьдесят три года жизни, пройдя две войны, он ни разу не видел такого выражения лица, какое было сейчас у Генри Фицроя. И надеялся, что никогда больше не увидит такой нечеловеческой злобы и не испытает того ужаса, который не в силах выдержать человеческая душа.