Затишье перед штормом

Маргит Сандему

Затишье перед штормом

1

Звали его Мораган. Ирландец по происхождению, Мораган жил в Ливерпуле. Внимательно вслушивался в слова врача, и все никак не мог взять в толк о чем, собственно, идет речь:

— Мораган, как долго Вам пришлось работать с асбестом?

— С четырнадцати лет.

— Сейчас Вам тридцать. Получается шестнадцать.

В лаборатории стало тихо.

«Какая жалость», — думал врач, внимательно разглядывая пациента. Такой привлекательный мужчина. Не слишком высок, хорошего телосложения. Сильные руки. Темные блестящие глаза, черные волосы. Небольшое, слегка квадратное лицо. Весь образ мужчины говорил о большой силе и внутренней энергии. Но… Черты лица обострились. Морагана мучил кашель. Щеки впали. Нездоровый блеск в глазах, лицо приобрело пергаментный оттенок.

— Может, попробуем облучение? — мягко проговорил врач.

— Чтобы еще больше обострить боли? Облысеть и потерять силы? Не кажется ли Вам, что все это напрасно?

Врач предпочел не отвечать на вопрос прямо:

— Знаете, в последние годы у нас было много подобных случаев. Мы уже давно бьем тревогу, только руководство предприятия не обращает на это никакого внимания. Они зарабатывают хорошие деньги. Простые рабочие для них ничего не значат. Да и разве может асбест быть вреден для здоровья? Ерунда какая! С асбестом работают уже много лет. Так почему же теперь вдруг начинают заболевать раком?

«Вся причина именно в нем», — заключил врач про себя. «Асбест разрушает организм постепенно. Поэтому на случаи заболевания раком стали обращать внимание совсем недавно. Неужели они этого не понимают?!»

Он взглянул Морагану в глаза и увидел хорошо знакомое выражение. Врач знал, о чем сейчас думал больной, — вот он, первый шаг к концу. И думал больной, скорее всего, вот о чем: «Ничего. Я не умру. Доктор несет чушь. Я просто не могу умереть. Небольшое расстройство здоровья, ничего страшного. Болезнь меня не сломит. Я выживу…»

— Операция?

Врач покачал головой:

— Болезнь зашла слишком далеко. Поздно.

В кабинете слышалось только напряженное дыхание Морагана. Дышал он отрывисто, с трудом. Именно потому и пришел на прием к врачу. На боль старался не обращать внимания. Только теперь больной понял, что ждал непростительно долго.

Как же не хотелось умирать! Нет, он выживет!

Не успев как следует все осмыслить, он уже спрашивал:

— Сколько же мне осталось?

Врач только вздохнул:

— На такой вопрос ответить очень сложно.

— Год?

— Вряд ли. Считанные месяцы. Но не недели.

— Я понял. Смогу ли я уехать? Выдержу ли?

— Все зависит от того, куда и насколько Вы планируете уехать.

Домой, в Ирландию? В нищий рабочий квартал Дублина? С этим городом его больше ничего не связывало. Отчий дом Мораган покинул еще подростком, уехав искать счастья в Англию. В Англии, однако, его ожидало то же самое. Родители умерли, братья и сестры разъехались кто куда.

Неожиданно для самого себя, сказал:

— Я хотел съездить на родину матери, в Норвегию Она много рассказывала о том, насколько красива эта страна. Думаю, она бы обрадовалась, если бы узнала, что я решил съездить на ее родину. Так я выдержу поездку?

— Такая поездка не пройдет бесследно. Вы будете все время слабеть… Когда вернетесь, я определю Вас в одно место. В больницу или, если хотите, в пансионат.

«Как мне знакомо это спокойствие», — опять подумал врач. — «Он не смирился, смертный приговор пока ничего для него не значит. И все же ему придется пройти все стадии болезни. А жаль! Такой симпатичный парень! И так не похож на остальных… Сильный, уверенный в себе… Просто непостижимо!»

— До свидания! — Мораган был уже у двери.

«А взгляд несколько торжествующий. — Мы еще увидимся, доктор! И как же Вы удивитесь, когда я приеду совершенно здоровым!»

— До свидания, — вежливо попрощался доктор.

Мораган упаковывал вещи в только что купленный чемодан. Не из самых дорогих, но весьма элегантный на вид. Вещи после прачечной выглядели как новые. Свитер, ведь в Норвегии должно быть холодно. Во всяком случае, так говорят. Чуть не забыл купить пижаму, так как никогда ее не носил.

Уходя с завода, Мораган так и не получил никаких дополнительных выплат. Однако за годы работы парню удалось скопить некоторую сумму, которую он решил израсходовать на поездку. «Расходы на похороны придется взять на себя другим», — с горечью подумал он. С мыслью о смерти Мораган так и не смирился. И о похоронах думал отстраненно — так, словно речь шла не о нем, Яне Морагане, а о совершенно чужом, незнакомом человеке. Ян Мораган… Нет, этот умирающий ему незнаком. Какой-то неизвестный. Лично он собирался выздороветь, победить. Тут и обсуждать нечего.

Врач верно почувствовал состояние пациента.

Ян отложил старое письмо.

Письмо предназначалось матери, было написано ее сестрой, живущей в Норвегии. Верно, в этой стране у него масса родственников. Однако Ян был вовсе не уверен в том, что хочет их увидеть. Сидеть и с искусственным воодушевлением обсуждать блюда, подаваемые кузену Яну… Или как они теперь будут его называть?

Ему надо было побыть одному. Собраться с силами, победить болезнь.

Мораган снова вышел в город. Миновал бар, в котором обычно собирались ирландцы. Видеть никого не хотелось.

Как странно! У него совсем не щемило сердце, когда он в последний раз проходил по знакомым улицам. Нет, он не будет скучать. Да и не было у него такого чувства, словно все это в «последний раз». Хорошо ли ему здесь? Работал он на совесть. Хотя, конечно, про него могли сказать, что он зря разбазаривал время. Да и чего он добился в жизни? В школе учился плохо. А ведь позже еще можно было все исправить. Но свободное время утекало, да он и не пытался себя чем-либо занять.

Однако, если подумать о сегодняшнем положении… Наверно, Мораган поступил правильно, не тратя время на бесполезное образование.

Решение поехать в Норвегию пришло не случайно: мать всегда разговаривала с детьми на родном языке, и Ян думал, что еще не забыл его. Ведь все, выученное в детском возрасте, запоминается намного тверже. Стоит только заставить себя вспомнить.

Мораган вздохнул так, что в груди защемило. Да, он готов к поездке.

Странник сказал правду: Тенгель Злой постепенно просыпался. Чисто физически он не мог этого сделать, так как его скованное тело все еще находилось в Богом забытой пещере в лесах Харца, в такой непроглядной глуши, что даже лиса и барсук не всегда находили туда дорогу. А если и оказывались там, то морщили морды и старались побыстрее убраться — такая ужасающая вонь шла из пещеры Тенгеля.

Однако мыслить Тенгель мог. И мысли крутились, вертелись…

В долине Людей Льда тишина. Разве что забредет какой-нибудь турист. Тогда Тенгель гнал его из долины, воздействуя на мысли человека.

Иногда в долину наведывались и другие гости. Тенгель не мог понять, кто они и откуда, но он сразу же невзлюбил их. Временами над его долиной пролетали птицы — молодые, еще не успевшие как следует опериться. Они были огромны, и так ужасно галдели, что у Тенгеля начинала кружиться голова, и стоял звон в ушах. А однажды он увидел человека — там, внутри механического монстра. Этого Тенгель понять не мог. И это раздражало его больше всего.

В ту ночь, последнюю ночь апреля, и одновременно первую майскую ночь 1960 года, Тенгель находился в особом возбуждении. И вовсе не из-за этих глупых «птиц», а совсем по другой причине. Он, как и обычные люди, называл глупым то, чего сам не понимал.

Проклятие! Проклятие! Он совершенно не может пошевелиться. Пусть проклят будет тот день, когда он дал себя усыпить. А как давно это было! В 1200-х годах. И проклят будь волшебный корень, что так вероломно внушил ему, Тенгелю, что время его еще не наступило. Проклята будь церковь! Ведь именно из-за нее он колебался. Будь проклят Таргенур и Ловец крыс, обманувшие его с помощью флейты! Будь проклят Таргенур, вторично усыпивший Тенгеля!