Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 8

Она понизила голос, словно стыдясь.

Андре и Хеннинг были уверены, что наконец-то они вышли на настоящих Скогсрудов.

После того, как они получили ответы на целый ряд вопросов, им удалось сделать некоторые выводы, а дамы смогли уехать на свой поезд.

Оба они шли домой в глубокой задумчивости.

— Все совпадает, — сказал Андре. — Возраст Кнута Скогсруда именно таков. Вернее был таким, он ведь уже умер. В 1884 году у него родился сын Эрлинг.

— Сейчас ему тридцать два, — промолвил Хеннинг.

— Да. Этот Эрлинг женился молодым и у него родился в 1909 году сын Кнут.

— Которому сейчас семь лет. Он примерно одногодок с маленькой Кристой. Жена бросила Эрлинга в 1912 году и забрала с собой сына.

— Уехала в неизвестном направлении, — добавил Андре. — Эти Скогсруды имеют обычай исчезать неизвестно куда.

— И, что еще хуже, люди, о которых мы говорим, члены рода Людей Льда.

— В этом мы полностью убедимся, когда узнаем о судьбе Эрлинга.

— Помещен в дом для душевнобольных за жестокость или, как сказали они, за подлые действия.

— Ив этом кроется нечто весьма важное, что следует взять на заметку: послушным ребенком он не был никогда, но внешне выглядел очень красивым, и девушки засматривались на него. Но повзрослев, он стал меняться. В худшую сторону.

— Подобно Сёльве, — согласился Хеннинг. — Точь-в-точь, как Сёльве.

— Да, но у него изменился не только характер, но и внешность.

— У Сёльве глаза пожелтели, когда он стал взрослым.

— А Эрлингу досталось гораздо больше. Из молодого красивого человека он стал превращаться в ужасное создание. Как его описывали дамы?

— Они не могли сделать этого, сами они его не видели, а знали лишь по слухам.

— Но мне кажется, он отмечен проклятием рода Людей Льда, — задумчиво произнес Андре.

— Да. Из психбольницы в Гаустаде он сбежал несколько лет тому назад. Как они предположили, направился за границу, не так ли?

— Он убежал на войну. И это можно себе довольно легко представить, учитывая его жестокий характер. Поскольку первая страна, в которую он отсюда попал, Германия, то воевал он, видимо, на стороне немцев. Это только предположение, точно мы не знаем.

— Но сейчас он мертв? — спросил Хеннинг, который не все понял из разговора с дамами.

— Да, они так сказали. Пал на западном фронте.

— Да-с. Но во всяком случае теперь ветвь Эммы Нурдладе для нас не представляет загадки, не так ли?

— Конечно. У сына Эммы и Кнута был сын Эрлинг, у которого в свою очередь родился сын Кнут, которому сейчас семь лет. Думаю, что мы можем вычислить эту линию полностью.

— Замечательно, — вздохнул Хеннинг. — Единственное, что нам необходимо сделать — отыскать жену Эрлинга и ее маленького сына Кнута.

— Именно. И это будет не так просто, если она попыталась скрыться от своего жестокого мужа. Она могла даже сменить фамилию.

— Нам следует узнать ее девичью фамилию и откуда она родом. А Эрлинга мы можем определенно отбросить, не правда ли?

— Он пал на войне. И я могу сказать, что вздохнул с облегчением, узнав об этом. Не думаю, что он понравился бы нам.

— Согласен! О, дорогой, сколько людей направляется на Липовую Аллею! А я надеялся сегодня в полном спокойствии скорбеть о нашей любимой Малин!

— Ты можешь вернуться обратно, дедушка, мы справимся с поминками сами. Ох, как мне будет недоставать Малин!

— Мне тоже, — вздохнул Хеннинг, — мне тоже!

Спустя полгода, когда осень начала раскрашивать листья, и садовую мебель убрали в помещение, к Ветле Вольдену пришел посетитель…

Произошло это ночью. Родители, Марит и Кристоффер, уехали в Кристианию в театр, а поскольку в этот день Ветле не особенно хорошо вел себя в школе, его в наказание оставили дома. Родители должны были переночевать в столице.





Сначала, конечно, было необыкновенно приятно остаться в доме одному. Ветле, которому уже исполнилось четырнадцать, разгуливал по вилле, стараясь найти для себя занятие поинтересней.

Позвать приятелей из той шаловливой шайки, в которую входит сам? Нет… предчувствие говорило ему, что ни мать, ни отец совсем не порадуются от того, что все в доме будет перевернуто вверх дном.

Он просто так затопил кафельную печь: смотреть на огонь столь приятно, и замечательно погреться около него. Но он забыл открыть задвижку и вынужден был целых два часа проветривать помещение. Так что это тоже оказалось неинтересным.

Вообще-то быть дома одному не так уж и приятно!

Недостатки Ветле были не столь велики, как думалось большинству соседей. Просто он обладал слишком большой энергией. Не мог вести себя спокойно, ко всему относился с любопытством, и, если не находил интересного занятия, то выплескивал свою колоссальную жизненную энергию в выдумки и причуды, которые не всегда были удачными.

Ветле был в некотором роде одинок. Другие мальчики в их ватаге не обладали такой фантазией и разумом, как он. Его во время игр часто удручало отсутствие у них утонченности, и он, разочарованный, уходил домой или же отходил в сторону. Он мечтал о друге, который бы понимал его и думал бы так же, как он.

Но такие друзья не растут на деревьях.

Внезапно он съежился. На улице уже стемнело! Дом становится другим, когда ты остаешься в нем один вечером. Да сейчас ведь уже почти ночь! Гостиная, выглядевшая такой уютной, когда мама и папа дома, сейчас наполнилась давящей темнотой, пришедшей извне. В углах царила непроглядная тьма, а одна из дверей была открыта в другую, черную, как уголь, комнату.

Самое лучшее лечь спать!

Но на лестнице было абсолютно темно. Где-то хлопнула дверь.

Ветле не знал до сих пор, что боится темноты, ведь в доме всегда находились люди. Если мама с папой отсутствовали, с ним всегда оставалась бабушка Малин, а еще раньше и дедушка Пер. Сейчас не было никого. И собака, к огромному сожалению Ветле, умерла. Он был один, и все призраки вселенной смотрели на него из окон. Или еще хуже: не из окон, а из темноты комнат.

Ему не нужно подниматься наверх, можно лечь здесь в гостиной. На софе.

Но здесь нет задергивающихся занавесок. Кто-то ковыляет по полу?

Лучше бы ему было остаться на Липовой аллее! Но сейчас он не осмеливается выйти на улицу! Может, ему позвонить?

Нет, они уже давно улеглись спать.

Он один в целом мире темноты.

— Ветле!

Он почувствовал, как кровь потоком побежала по векам. Голос был глубоким, настолько глубоким, что казался нечеловеческим, и исходил он из той же комнаты, где стоял он. Откуда-то из-за спины.

Ветле никогда не испытывал обморочного состояния, но сейчас почувствовал, что это такое. Его пронизал страх. Хватит ли у него смелости оглянуться?

Никогда в жизни!

А убежать и спрятаться? Это было бы слишком позорно. Он продолжал стоять, а сердце билось так, как будто было готово выскочить наружу. В горле пересохло, а глаза стали огромными, словно оловянные тарелки.

По ветвям тополей, стоящих у ворот, пронесся порыв ветра. Постучал по окнам.

Время словно остановилось.

Но вот голос раздался снова. По телу Ветле проскочила дрожь.

— Не бойся, Ветле из рода Людей Льда! Ты ведь слышал о своих предках? Ваших помощниках и защитниках?

«Ветле из рода Людей Льда!» — звучит превосходно! Гораздо красивее, чем Ветле Вольден или Ветле Вольден из рода Людей Льда.

Говорит на каком-то непонятном языке! Ветле понимает этот язык, но он не знаком и чужд ему, абсолютно чужд.

— Да, — попытался ответить он, но получился только хриплый шепот. Он прокашлялся и уже четко повторил: — Да.

— Ты можешь спокойно повернуться. Я не опасен.

Ветле сглотнул. Глубоко вздохнул и медленно повернулся. Смотреть едва осмеливался.

От страха у него все плыло перед глазами, но вскоре ему удалось взять себя в руки, и взгляд его прояснился.

Тень? Нет, больше, чем тень. Создание высокого роста в темном плаще с капюшоном, закрывающем лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.