Цвета штандартов

– Обнаружил место, где стена тонкая, почти прозрачная.

– Черт возьми, стена состоит из сложных германиевых соединений!

– Германиевых?

– Следующий за углеродом элемент из четвертой группы Периодической системы.

В этом зале солдатам предстояло оставить окруженный защитными полями регистратор, собирающий данные от всех приборов и людей. Он состоял из нескольких идентичных устройств, ведущих одновременную запись информации. При этом у каждого модуля были по-иному заданы условия возвращения на «Нулевую базу». Один ждал приказа Даниеля, второй должен был возвращаться, когда погаснут все жизненные сигналы людей, третий – через час после посадки. Разумеется, если коргарды пожелают его выпустить.

– Клякс, проверь стены. Клейн – страхуешь его. Ренделл – следи за генераторами поля. Форби, отвечаешь за модули записи, – отдавал приказы Даниель. – Активировать поддержку первого уровня. Сопрягаемся в группу только по моему приказу. Клякс, начинай.

Они не успели ничего сделать. В тот момент, когда биомат пересек границу защитного поля, стены помещения дрогнули.

На своде возникла узкая щель. Оранжевый цвет стен уступил место мерцающему красному. Щель расширялась, разбегаясь в сложную сеть трещин.

Даниель усилил верхнюю границу защитного поля, но на головы сбившихся в кучку людей никакие камни не посыпались. Лишь спустя некоторое время они сообразили, в чем суть явления. Стены снижались!

Ни люди, ни автоматы не замечали, чтобы волнистые вертикальные поверхности погружались в пол, скорее это походило на стены песочного замка, осыпающиеся под порывами ветра. Стены были все ниже, а одновременно приближались к людям.

– Они нас задавят! – крикнул Пушистик.

– Подождем, – спокойно сказал Даниель. – В случае чего попытаемся пробиться. Ждите моего приказа.

Регистраторы донесли о движении грунта. Поверхность, на которой они стояли, поднималась, выталкиваемая неведомой силой.

– Сейчас начнется извержение, – пытался пошутить Хоффман.

– Поле выдержит выброс лавы, – вежливо сообщил ему Даниель.

– И мы застынем в ней, как мухи в янтаре, – добавил Ренделл. – Либо как аммониты.

– А коргарды изготовят себе из нас изящные брелоки, я-то знаю.

– Предварительно, разумеется, отшлифовав.

– Есть данные: толщина стены – семь метров, высота – тринадцать.

– Мы поднялись на три метра.

– А может, – неожиданно заговорил Форби, – они просто-напросто оборудуют для нас обзорную площадку?

Вскоре оказалось, что Форби прав. Движение массивных стен резко ускорилось, потом почти мгновенно они провалились, выдавливая возвышение и стоящих на нем людей ещё на несколько метров вверх.

Когда перед их глазами возникла картина внутренней части коргардской базы, Даниель не сумел сдержать возгласа страха и удивления.

Это было необычно, могуче и одновременно чуждо. Это ужасало.

Они стояли на плоской вершине небольшого холма, почти в центре гигантского зала. Кроваво-красным куполом был как бы накрыт весь мир. По дальней поверхности свода передвигались пятна и тени, иногда разгорались цепочки огоньков, иногда вспыхивали волны радужных полос. Однако после мгновений такого светового извержения свет потолка снова делался густо-карминным, местами становившимся коричневым, местами – фиолетовым.

Сонары скафандров десантников по-разному оценивали расстояние до свода: от ста метров до почти пятнадцати километров. Скорее всего последний результат был ближе других к истине.

Вцепившись в потолок, висели необычные, гигантские гирлянды. Свисали дуги блестящих черных кабелей, то и дело извивавшихся и переплетавшихся друг с другом. На их поверхности пульсировали мясистые диски, что-то вроде присосок или гнезд причаливателей. Многие были пустыми, в другие уткнулись носами коргардские машины, подобные тем, какие Даниель видел в Каллагейме. Рыбьи морды кораблей прижимались к дискообразным присоскам, красные глаза не горели, машины подрагивали, разбухали. Они напоминали гигантских паразитов, вцепившихся в жилы или кишки внутренностей. В некоторых местах к черным пуповинам прилепились одиночные машины, большинство кольцевых гнезд призывно пульсировало. В других местах машины висели одна при другой, образуя гигантские кисти.

Немного ниже располагались конусовидные транспортеры – копии того, что был захвачен людьми. Здесь их было несколько десятков. Они двигались в воздухе по круговым трассам в нескольких плоскостях вокруг одной центральной точки. У Даниеля это ассоциировалось с древней планетарной моделью атома, где вокруг ядра по круговым орбитам перемещались электроны. Время от времени машины перескакивали с орбиты на орбиту. Вся динамичная система перемещалась по огромному пространству внутри красного купола, то поднимаясь на несколько метров, то опускаясь.

На рентгеновских частотах здесь можно было увидеть растянутые в пространстве тонкие струны. По ним перемещались амебовидные существа, иногда перескакивающие с одной нити на другую. И рыбообразные устройства, прикасавшиеся к черным пуповинам, и вращающиеся оранжевые конусы пересекали струны, не нанося им ни малейшего вреда. «Амебы» время от времени останавливались, и из их тел начинали вырастать усы, гибкие, пружинистые, быстро удлиняющиеся. Когда такой ус касался другой струны, он тут же сливался с ней, образуя новый узел. «Амеба» тогда съеживалась, резко растекалась вдоль струны и исчезала. В результате сеть струн становилась все плотнее. Некоторые связи то и дело попросту исчезали. Однако не раздувающиеся, словно напившиеся крови клещи, машины, вращающиеся транспортеры и рентгеновские пауки поразили Даниеля.

Он опустил глаза и подошел к краю возвышения.

Внизу толпились, копошились, толкались, словно личинки насекомых, занятые множеством непонятных дел люди.

Это были они – похищенные из многих городов взрослые и дети, которые могли родиться только здесь, в рабстве, в плену, в неволе.

С холма это напоминало древний город. Огромные стеллажи-дома. Они стояли вплотную, иногда по нескольку стеллажей в ряд, иногда одиноко, как высотные здания. Были здесь и дугообразные, и многоугольные «строения». Одноэтажные и многоэтажные. На длинных полках стояли клетки, точно такие же, как в том фильме, который Даниель видел много недель назад. В большинстве клеток сидели люди, скрючившиеся, не имеющие возможности ни встать, ни лечь. Некоторые клетки пустовали, а их дверцы были вырваны и погнуты.

Между стеллажами с клетками, словно по улицам, площадям, тротуарам, тоже двигались люди. Их было много, очень много. Уже на этом расстоянии Даниель заметил массу калек, людей с присадками, странными наростами, ампутациями. Были такие, что ходили, такие, что ползали, и такие, что бессильно лежали на земле. Одетые и нагие, пожилые и молодые, казавшиеся нормальными и спятившие. На первый взгляд, их движения напоминали суетню в центре большого города, если на него смотреть из окна небоскреба. Однако внимательный наблюдатель, имея достаточно много времени, заметил бы, что в действиях этих людей нет никакого смысла, что они не владеют своими покалеченными телами.

Они ходят по кругу, между несколькими стеллажами. Стоят неподвижно, только иногда водя глазами за проходящими мимо. Лежат на спинах, перекатываясь с боку на бок. Размеренно, механически копулируют. Разговаривают. Ритмично кивают головами и с равными промежутками поднимают руки для того, чтобы подчеркнуть весомость своих слов. Просовывают руки сквозь прутья клеток, хватают сидящие там жертвы и вырывают у них клочки тела, выдавливают глаза, вырывают языки. Пляшут, ритмично ударяя ступнями по земле под звуки неслышного другим барабана. Стоят на коленях, сложив руки ладонями, иногда наклоняясь и ударяясь лбом о пол. И ещё иначе… и еще…

Некоторые одеты, другие в лохмотьях, едва прикрывающих тела, остальные голые либо в странных панцирях, оплетенных проводами костюмах, с дрожащей, выпирающей из кожи массой. Многие казались хорошо упитанными, в приличном физическом состоянии, но попадались и люди явно изголодавшиеся, с костлявыми телами и впалыми животами, были и толстяки с телами из вырожденной, разбухшей ткани.