Страница 3 из 10
«Дорогая, я уверена, что твой брат Адриан будет просто очарован Анной-Марией! Ты ведь помнишь, как она бредила им, когда была еще девчонкой! Сейчас она уже взрослая и именно та, которая ему нужна. Мягкая, понимающая и добрая. Он ведь недавно овдовел, и ему нужна именно такая. И… что немаловажно: она наследница целого состояния! Дом недалеко от усадьбы Шенэс — ее наследство, это превосходный дом с огромным приусадебным участком и угодьями. И еще от матери и отца ей достанется много тысяч риксдалеров, кроме тех, что есть у девочки уже сейчас на различных банковских счетах!»
Но Анна-Мария не увидела это письмо, и хорошо, иначе бы она тут же отказалась от идеи завоевать Адриана Брандта. Она приехала в Иттерхеден поздней осенью, когда на пустоши еще слабо пламенел вереск и какие-то припозднившиеся птицы тянулись на юг унылыми и жалобными стаями.
Почтовая карета высадила ее у самого начала пустоши. Заезжать в деревню значило бы для кучера делать большой крюк, и она сказала, что доберется самостоятельно. Из багажа у Анны Марии была лишь дорожная сумка, и вот она доверчиво ступила на вьющуюся в вереске тропинку. Но сначала она на мгновение замерла, оглядывая всю раскинувшуюся перед ней картину, посмотрела вверх на огромное небо и сделала глубокий вдох. Воздух был таким чистым, свеже-соленым, бурлящее море было серо-голубым между скалами там, вдали, а пустошь сверкала множеством красок.
«Мне будет здесь хорошо», — подумала она, ведь она не знала еще здешней осени и зимы, не догадывалась, каким ничтожным может быть человек, оказавшийся лицом к лицу с силами природы. Всю свою жизнь Анна-Мария прожила в глубине страны.
На пустоши было несколько домов. Они располагались далеко друг от друга, она миновала все. «Мне хотелось бы здесь жить», — подумала она, потому что не видела ничего лучшего. Но, конечно же, она разглядела, что это были дома бедняков, они были в весьма плачевном состоянии. К тому же, она не видела тех, кто осторожно разглядывал ее из-за потрепанных занавесок.
Нести саквояж становилось все тяжелее, путь через пустошь оказался дольше, чем она предполагала. Ручка врезалась ей в пальцы, оставляя сине-белые следы на коже, и ей приходилось все чаще менять руку.
Ее саквояж… Она так бережно упаковывала его перед отъездом. Сейчас он казался ей единственной опорой в ее новой жизни. В нем было все, что, по ее мнению, могло ей понадобиться. Она так тщательно выбирала вещи, чтобы то немногое, что она брала с собой, оказалось достаточно хорошим и нужным. Она неуверенно взвешивала в руке каждую свою одежку, перебирала их снова и снова. Гладила и укладывала в сумку как можно бережнее. Учебники — вот что тяжелее всего. Ее туфли были уже немного поношенными, но времени купить новые у нее уже не оставалось. Она забыла порошки от головной боли и капли от кашля, и сейчас злилась на себя за это.
Да и кучер хорош: просто взял и закинул ее сумку на крышу кареты! Ей пришлось сделать много пересадок. Она надеялась, что маленькие горшочки с ежевичным и черничным вареньем не разбились. Иначе в сумке было сейчас уже Бог знает что!
Наконец, она еще издали увидела пространство между скалами, куда вела тропинка.
— Там должен быть поселок, — сказал кучер.
Она переложила баул в другую руку, пальцы ныли. А ведь идти было еще далеко!
Разумеется, Анна-Мария была в трауре. На ней были верные платье и плащ; накидка почти целиком закрывала ее. Капор из шелка и бархата тоже был черным, как и ее дорожные сапожки. Она выросла — теперь ей было 19 лет — и превратилась в темноволосую девушку с изящными ручками и ножками. У нее были серьезные серо-голубые глаза и чувственный рот. Анна-Мария была интеллигентна — об этом говорил ее твердый спокойный взгляд, но сейчас он был чуть-чуть затуманен — и печалью, и страхом перед всем новым в ее жизни. Всегда непросто приезжать в незнакомое место, где тебя никто не знает, встречать новых людей, которые будут что-то значить для тебя, и Анна-Мария не была исключением. Разумеется, она много лет ходила в школу, но простые люди, рабочие и их семьи, были ей практически не знакомы. Неудивительно, что сейчас она слегка раскаивалась в принятом решении.
Но нет, она должна была так поступить. Почувствовать, что может быть полезной, что стоит чего-то как человек.
И еще Адриан… Адриан Брандт. С годами воспоминание о нем превратилось в неясную туманную картину… — он стал почти святым.
Так много лет прошло. Но его образ по-прежнему был у нее в сердце. Во-первых, потому, что ей почти не приходилось видеть других мужчин, во-вторых, потому что, встретив его маленькой 13-летней девчушкой, она пережила подлинное потрясение. Анна-Мария представляла его себе в белых рыцарских одеждах, конь под ним тоже был белый. Лицо Адриана было ясным, на плечи ниспадали светлые волосы. Эта картина имела немного общего с действительностью, она знала, но неужели нельзя было помечтать? Действительность была слишком сурова к ней в последние два года. Адриан Брандт стал тем, к кому она мысленно обращалась в минуты одиночества, в те ночи, плакала. Нельзя было запретить ей хранить верность мечте.
А сейчас он нуждался в ней. Он, разумеется, пока не знал об этом, но несмотря ни на что, послал за ней! Овдовевший, несчастный…
Она просто не могла не приехать!
Размышляя об этом, она приближалась в цели своего путешествия, и вот она уже в узком проходе между скалами. Ей пришлось довольно долго карабкаться вверх, дорога извивалась по голым холмам — и вдруг она остановилась, как вкопанная. Перед ней лежал горняцкий поселок — Иттерхеден, надежно укрывшийся в долине между скалами и красивыми лесистыми холмами.
— Какой он маленький, — прошептала она. — Ничего удивительного, что они не могли найти учителя!
Она насчитала пять маленьких домиков и большое малопривлекательное здание, в котором, наверное, размещалась контора. На полдороге к холмам располагалось то, что можно было назвать усадьбой, или, скорее, особняком, он, конечно же, принадлежал Адриану Брандту. А между холмами она увидела широкую разбитую дорогу, которая, очевидно, вела к шахте за лесом.
Биргитта, кузина матери, немного рассказала ей об Иттерхедене, но все равно она знала о нем мало. Конечно, Адриан Брандт не жил здесь постоянно. Это была его страсть в жизни, поняла Анна-Мария. Это его тесть затеял здесь шахту, а Адриан Брандт унаследовал ее, твердо решив разбогатеть, благодаря ей.
Анна-Мария подумала впрочем, что все это выглядит довольно жалко.
Удрученно вздохнув, она стала спускаться в долину. Наверное, будет лучше, если она пойдет в контору шахты, или как там еще называется этот большой некрасивый дом? Здание администрации?
Слишком шикарное слово для серо-коричневой уродины.
Она увидела, что церкви в поселке нет. Да и вообще: похоже было, что там почти ничего нет.
Но теперь у них будет школа. Интересно, а где она будет: ведь она видела только жилые дома. И где будет жить она сама?
И тут она увидела их. Они спрятались за скалами. А сейчас предстали перед ней во всей своей неприглядности. Два сравнительно больших дома, или барака, где, очевидно, жили шахтеры. Не часто ей приходилось видеть что-то столь же некрасивое, неприятное и удручающее. Перед входом был навален мусор, мерзкие кучи неопределенного хлама. При первом же взгляде на бараки казалось, что между хилыми стенами было так мало места, что даже двигаться там было нелегко. А у домов располагалось то, что, наверное, было лавкой. И она тоже выглядела весьма убого.
Что там говорила кузина матери Биргитта? Что, «если хочешь получать доход от своей деятельности, то не следует бросать деньги на благотворительность или ненужную сентиментальность. Все расходы, которые не являются необходимыми, — от лукавого».
Да, но так говорила она. И вряд ли Адриан думает так же, он, конечно, гораздо благороднее. Очевидно, он просто не замечает, насколько неприглядны бараки и то, что вокруг них, ведь он же бывает тут редко.