Страница 8 из 8
— А новое здание получается красивым… — начал Карл.
Арв удивленно взглянул на него. Кто этот кислый и ворчливый тип? Ах, да, конечно, крестьянин из Кнапахульта! Но сегодня он весь лоснится, словно его смазали маслом.
— Да, мы надеемся, что все будет в порядке, — вежливо ответил Арв. Ему стало немного стыдно оттого, что он до сих пор не нашел время поговорить со стариком. Все его внимание было теперь занято строительством.
— Надеюсь, наша дочь не беспокоит вас в ваших серьезных делах, мастер? Она такая болтливая.
— Нет, Гунилла никогда меня не беспокоила. Она девушка разумная и всегда говорит в меру.
— Да, я много раз говорил ей, чтобы она не злоупотребляла вашим временем. Но она так одинока, как видите. И, похоже, она привязалась к вам, в определенном смысле. Я уже говорил ей, чтобы она подумала об устройстве собственной жизни. Вы же понимаете, народ у нас болтлив. Нет, мне бы хотелось выдать ее замуж, она давно уже созрела для этого, и, должен вам сказать, женихов-то пока нет. Да и выбирать-то здесь пришлось бы только из крестьянских парней.
— И что же плохого в крестьянских парнях? — добродушно заметил Арв. Кнапахульт покраснел.
— Абсолютно ничего плохого, просто я хотел сказать, что Гунилла достойна лучшей судьбы, господин. Она достаточно образована, богобоязненна, послушна и работяща, сильна и красива. И она умнее, чем все крестьянские сыновья вместе взятые. Этим парням не нужна умная жена, за это они ее будут только бить. И к тому же Кнапахульт — вовсе не плохое приданое. Это не заурядная ферма, должен Вам сказать.
— Да, я знаю, у вас есть определенные привилегии.
Старик решил ковать железо, пока горячо, и трещал без умолку, зная, что это его единственный шанс. Такое бывает только раз.
— Так что теперь, подыскивая ей мужа, я мечу несколько выше…
Арв вдруг заметил, что Кнапахульт искоса смотрит на него — и расхохотался.
— Мой дорогой Карл, что это ты замышляешь?
— Лучшей жены и не сыщешь! И мужчине не пристало жить одному, — процитировал он Писание.
Арв не знал, негодовать ему или смеяться.
— Девушка знает об этом? — выдавил он из себя, поскольку мысль о том, что Гунилла сознательно обхаживала его последний год, была ему невыносима.
— Девушка? Что вы, господин! Я никогда не туманил ей мозги этим. Нет, я выбил из нее все грехи, она держится от них подальше! Молодых девушек следует наказывать, чтобы все грешные мысли выветривались у них из головы.
Арв насторожился. Он тут же вспомнил синяки на руке Гуниллы.
— Ты полагаешь, что взрослых девиц следует бить?
— Так сказано в Писании, господин.
— Но ведь Гунилла не делает ничего плохого! Таких по-детски чистосердечных людей, как она, я не встречал.
— Это верно! И все потому, что я с самого начала выбил из ее головы вздорные мысли. Каждое воскресенье я напоминаю ей о заповедях Господа. По голой заднице, как и полагается, розгой.
Арв не верил своим ушам, он был глубоко взволнован. Только теперь он начал понимать причину подавленности Гуниллы, ее молчаливую мольбу о дружбе и понимании. И это она искала у него.
Он почувствовал сострадание к ней. Но еще он почувствовал гнев и недвусмысленное желание проучить этого хвастливого «богоугодника».
К счастью для Карла, к ним подошел граф Поссе. Иначе бы неизвестно, чем кончилось дело.
— Но, Карл, тебе ведь известно, что я более чем вдвое старше нее?
— Вот это как раз и хорошо!
Для мужчины, да. Но для девушки?..
В крайней растерянности Арв повернулся к графу, депутату Арвиду Поссе, пытаясь снова сконцентрировать свое внимание на планах строительства.
Однако Карл Кнапахульт затронул в его душе нечто такое, о чем он прежде не думал. До этого он смотрел на Гуниллу как на одинокого и несчастного ребенка. Теперь же он начал смотреть на нее другими глазами. Вначале неохотно. Но потом он представил себе, как она станет взрослой женщиной…
Карл ждал. Свое дело он сделал. Все, что ему теперь оставалось, так это посылать ее время от времени с поручениями к писарю в Бергквару. И это не составляло для него труда, потому что у него были сотни всяких дел, которые необходимо было согласовать с хозяином поместья.
Ему было совершенно ясно, что девушка ничего не знает о том, что замышляет ее отец. Она была столь же наивно-чистосердечной, как и раньше, рассказывала, что мечтает увидеть мир, о своих трудностях с родителями, желавшими видеть в ней еще более усердную дочь. Но она больше не говорила о том, что их жизнь заставляет ее мучиться. Арв смотрел на ее сильные маленькие руки, огрубевшие от тяжелой работы, на ее плечи, ставшие мускулистыми от ношения тяжестей; возможно, спина у нее уже была искривлена, он этого не знал. Но ему казалось возмутительным то, что такая молоденькая девушка вынуждена вести повседневную борьбу с тупыми и ограниченными людьми, совершенно не понимающими ее. Он пытался выяснить, часто ли отец бьет ее, но она только отворачивалась и принималась говорить о другом. Арв видел, что в глазах ее блестели слезы, а в голосе слышал дрожь.
Он был возмущен. Он часто просыпался по ночам, думая о том, что девушка достойна лучшего существования. В том, что она работала в своем хозяйстве, не было ничего плохого, это ей могло пойти только на пользу. Но в Гунилле было заложено и еще многое другое: достоинство, сила характера, не раскрывшиеся еще способности, интеллигентность.
И при всем при этом ее били! За то, чего она никогда не делала, но что, возможно, будет когда-нибудь делать!
Он не мог видеть ее страдающей.
Арв был человеком мирным, его не тянуло вмешиваться в семейную жизнь других.
Но разве мог он молча наблюдать все это?
Нет, не мог.
Вскоре он снова встретил Карла Кнапахульта, это было на исходе осени 1793 года.
Вдоволь наговорившись о ломящихся от зерна закромах, Арв осторожно спросил:
— Ну, как, нашел ты мужа для Гуниллы?
— Нет, — прикидываясь более глупым, чем он был на самом деле, ответил он. Но в этом не было необходимости. — Нет, не нашел.
— Ты не пытался как-то иначе устроить ее судьбу?
— Нет, а что?
— Я поговорю с девушкой, — коротко произнес Арв, заметив при этом сальную улыбку на лице крестьянина.
Это заставило его выйти за рамки своей обычной терпимости.
— Послушай, Карл! В округе поговаривают, что ты бьешь не только своего единственного ребенка, но еще и свою жену!
— Что? Она жаловалась тебе? — злобно спросил фермер.
— Разумеется, нет! И в этом нет необходимости, поскольку я сам видел синяки у нее на лице. Не говоря уже о маленькой Гунилле! Почему ты так себя ведешь со своими женщинами, Карл?
Кнапахульт молчал, не зная, что сказать.
— Меня возмущает вне всякой меры то, что ты «выбиваешь грехи» из своей дочери. Но что касается твоей жены, какой предлог ты здесь находишь?
— Она паскудная шлюха, — пробормотал он и сплюнул.
— За эти синяки ты ответишь перед Господом, Карл!
— О, Эбба никогда не попадет на небо. И девчонка тоже.
— Зачем же ты тогда выбиваешь из обеих грехи? — Арв был так возмущен, что с трудом мог говорить.
Расправив плечи, Карл произнес:
— Это право справедливого наказывать ослушников.
— А как быть с их собственными правами?
— Пусть проваливают к черту!
— Вот то-то и оно! Теперь я тебя раскусил, Карл Кнапахульт! — сказал Арв и повернулся к нему спиной.
Карл так и остался стоять, ничего не ответив на это.
Из дома плавной походкой вышла Эбба, глядя на стройную, удаляющуюся фигуру Арва.
— О чем ты разговаривал с писарем? Карл, сердясь на самого себя за неосторожную реплику, с ненавистью посмотрел на нее.
— Заткнись, дьявольская коряга! — прошипел он и отошел в сторону. Эббу это разозлило.
— Я задала тебе простой вопрос. Но, раз ты не хочешь мне отвечать, придется мне самой сходить к писарю. Он-то, по крайней мере, ведет себя как мужчина. Чего тебе уже не дано!
Конец ознакомительного фрагмента.