Страница 24 из 53
Но летом мне пришлось покинуть Васильковку и переехать в другой таежный район. И вот уже несколько лет я мысленно возвращаюсь в те глухие места и всегда думаю: «Как дела твои, Пантелеймон? Жив ли?»
В черте большого города
Тиграм не свойственна жизнь стаями, как это принято, скажем, у львов, волков, гиен и прочих хищников. Амба предпочитает независимое и гордое одиночество. В первую очередь это строгое тигриное правило природой разработано для «мужей»: у каждого из них должны быть свои персональные владения — собственность гарантированная и пожизненная.
Лет семьдесят назад, когда в горах Сихотэ-Алиня уцелели от беспощадно алчного преследования человеком считанные по пальцам вековечные владыки уссурийской тайги, ходили они широко, дабы убедиться, что не последними остались, что живут еще сородичи. В сутки могли одолеть сорок, даже больше километров, а за месяц и до полутысячи. Как ни пристрастны эти гордые владыки к одиночеству, контакты с сородичами им все же кое-когда необходимы, а в определенные сроки нужны позарез, потому что каждый носит в себе пожизненно святой долг продолжения рода.
Лесов тогда было полно — владей не хочу. На одного такой участок приходился — за месяц едва обойдешь. И никаких конфликтов за территорию с соседями. А существование династий полосатых хищников повисло на волоске.
Но вот затеяли люди между собою где-то в далекой «стране заходящего солнца» жестокую войну, и стало им не до тайги и не до охоты, потому что нужно было защищать державу. А потом, когда окончились сражения, но требовалось долгое время на залечивание причиненных ими тяжких ран, запоздало, но все же вышел закон об охране тигров. И это не только спасло их от окончательного исчезновения. Год от года тигриное население стало расти, потому что все больше и больше нарождалось и достигало взрослого возраста полосатых суперкошек.
Но жилось им все теснее. Молодежи, отпущенной строгой родительницей в самостоятельный путь, уже труднее становилось обрести собственный участок. Даже небольшой. Кабана же, этого «насущного хлеба» полосатых владык, водилось все меньше и меньше. Изюбриные стада тоже изреживались, потому что год от года больше стало ходить по тайге двуногих охотников, объявивших себя властелинами всего сущего во всем огромном мире. И опять наступило для тигров время нелегкого существования. Даже бедственного. Вся жизнь стала тяжкой борьбою за него.
В зиму с 1985 на 1986 год случилось невероятное и доселе еще неслыханное: тигр поселился на совсем недалекой окраине огромного и шумного Владивостока и регулярно переступал городскую черту. И вот как он там оказался, и как дожил до такого, и чем все закончилось.
Его детство и отрочество прошли на южных отрогах Сихотэ-Алиня. Тиграм стало там совсем тесно несколько лет назад, потому что охотников развелось чуть ли не больше, чем дикого копытного зверя. Мать растила его и сестру, обучала сложным законам тигриной жизни, а в их числе — правилам взаимоотношений и сосуществования с человеком. Она им часто людей показывала, себя не обнаруживая, и всякий раз внушала: бояться их не надо, но и связываться не стоит, каждому — своя дорога и собственная цель, и чем реже они будут соприкасаться и пересекаться, тем лучше обеим сторонам.
По поведению матери при вынужденных встречах с двуногими подрастающие наследники навечно усваивали: да, человек не должен быть добычей, однако и унижаться перед ним не следует — пусть знает свое место. Неоднократно приходилось убеждаться: с голыми руками человек перед тигром — трусливый слабак, а вся его сила в убийственном оружии, которым он владеет умело.
Год назад мать ему заявила: «Сестра твоя пока побудет при мне, ее нужно обучить еще азам и правилам семейной жизни, тебе же настал срок жить самому. Ищи место в тайге и живи своим умом, своими силами и умением». И он ушел из родительской обители раз и навсегда.
Трудно приходила самостоятельность. Начать с того, что куда ни пойди — занято. Гонят. Особенно старики были такими собственниками, что и несколько дней не позволяли передохнуть в своих угодьях. Дальше совсем непросто оказалось без родительской помощи, в одиночку найти и «взять» добычу. Силы хоть отбавляй, а вот умения и сноровки маловато. С матерым кабаном провозился — стыдно вспомнить: измутузил и покусал вепря, но никак не мог его положить и утихомирить, и, в конце концов, сам получил такой удар клыкастым рылом в грудь, что едва отдышался. И хорошо еще, что в грудь, а коли бы в брюхо? Или с изюбром случилось: оказался на острых рогах быка, и хотя повалил-таки его и кое-как задавил, полученные раны зализывал куда дольше, чем ел мясо поверженного… Из десятка найденных возможных жертв добыть удавалось одну, да и то не всегда. Наголодался, намучился, устал, а в итоге ни дома своего, ни обеспеченного пропитания.
Он все же наловчился обеспечивать себя пищей, однако никак не мог найти мало-мальски подходящего для спокойной жизни таежного уголка, чтобы осесть на нем, «прописаться», обозначив границы пахучими, строго персональными метками, обзавестись подругой. Там было занято сородичами, здесь — с голоду околеешь… И шел он в поисках «дома» для себя все дальше и дальше, да все в сторону полуденного солнца, никак не теряя надежды на заветный таежный дом. Впрочем, все в этом мире живут надеждами на лучшее.
Случались потасовки с имущими соплеменниками, и он уступал, потому что те были постарше, да и «стены» им в своем доме помогали, умножая силу. Уступал и уходил, угрюмо качая в такт шагам лопающейся от невеселых дум головою.
Чем дальше он шел на юг, тем реже становились леса и меньше в них водилось дикого зверя. Зато чаще встречались люди, и все больше шумели и суетились они. Избушка на избушке! Потом пошли дома покрупнее и повыше. Каменные. И вот увидел неприкаянный скиталец городища один другого обширнее. Дороги, машины всякие, рев, смрад. На земле, на воде и в небе. Он оказался в безраздельном царстве двуногого властелина.
Однажды так сложились обстоятельства, что пройти вперед можно было лишь близкой околицей села. Уже основательно стемнело, у самого крайнего дома кустился сад, и тигр решил через него осторожно пробраться. Мягко перепрыгнул через забор, зашагал между деревьев, кося глазами на дом. В нем было солнечно, светло, сквозь чистые стекла окон зверь ясно увидел беспечно суетящихся больших и малых людей, а еще множество странных предметов… Он не смог побороть свое любопытство и сдался ему. Подкравшись к окну, поставил передние лапы на завалинку и прильнул к нему носом. А в следующее мгновение совсем рядом с его мордой, глаза в глаза, возникли два человеческих лица… Их разделяли всего лишь тонкие прозрачные листы стекол…
Тигр отлично запомнил последствия того любопытства. В первый миг лица по ту сторону залитых светом окон в ужасе снежно побелели, на них кругло открылись рты и выкатились на лоб глаза, но уже в следующий люди закричали так панически громко, что зазвенели стекла. И ринулись прочь!
А в следующее мгновение совсем рядом с его мордой, глаза в глаза, возникли два человеческих лица…
От этого крика забрехали собаки… Когда он, не теряя достоинства, не уподобляясь тем двум за стеклами, выпрыгивал из сада, перед ним возникли три пса. Он одним махом, не задерживаясь, схватил того, что побольше, не удостоив вниманием других, в ужасе словно окаменевших и онемевших, и пошел дальше, сжимая в пасти увесистую, саму напросившуюся на ужин царственному амбе поживу.
Успел уйти от дома совсем недалеко, как вслед забухали выстрелы. В заднюю ногу острой болью вошло что-то горячее, перед носом от удара пули подломилось и упало деревце, и пришлось перейти на легкие прыжки, все же не бросая «ужин». Как вскоре оказалось — преотличный.