Страница 22 из 53
Всего сто лет назад этих «кошек» в Амуро-Уссурийском крае водилось много. Достаточно их было и в начале прошлого века. А спустя какую-то четверть столетия численность амбы катастрофически упала. В тридцатых годах только что ушедшего столетия они жили в основном по Большой Уссурке, в самых глухих урочищах, и насчитывалось их всего около тридцати.
Охоту на тигров правительство запретило, иначе сейчас от них в тайге осталось бы одно воспоминание, да и саму тайгу уже нельзя было бы назвать уссурийской. Как со словами «бенгальский тигр», так и при упоминании уссурийской тайги в воображении непременно встает величественный владыка этих дебрей.
В сороковых — пятидесятых годах численность амбы постепенно росла, тигры стали встречаться по всему Приморью и в южных районах Хабаровского края. В шестидесятых их насчитывалось уже около ста пятидесяти, к концу семидесятых — до двухсот, а еще через десятилетие — в полтора раза больше.
Быстрое снижение количества тигров совсем недавно наблюдалось и в Индии, а в Юго-Восточной Азии оно продолжается и теперь. В Индии, например, за семьдесят лет двадцатого жестокого века поголовье тигров упало с сорока тысяч до двух-трех тысяч, а живут сейчас они на площади всего-навсего восемьсот тысяч квадратных километров. Территория Хабаровского края больше. Но радует то, что в этой стране решительно взялись за охрану краснокнижного красавца джунглей и успели много сделать.
И еще немного не совсем художественной, но важной информации. Полосатый суперкот — зверь древний, как его называют ученые — реликтовый. В наше время, когда процветают вездесущие мелкие млекопитающие и птицы, такие гиганты, как носороги, гориллы, страусы и другие, вымирают, тигра стараются беречь, всемерно охранять. Но не все это понимают: факты самовольных отстрелов — обыденное явление. Давнее. И потому-то тигр оказался в Красной книге в числе первых, а три его подвида из восьми успели безвозвратно исчезнуть.
Скажем еще раз: он умен, психика его развита довольно высоко, он способен оценивать обстановку и по-своему анализировать обстоятельства. К тому же у него остро развита интуиция. Ум и интуиция при совершенных органах чувств, огромной силе и невероятной ловкости делают тигра таинственным, грозным, могучим зверем. Какими обедненными будут наши леса, когда этот царь зверей станет достоянием сказок и легенд. А ведь так и будет, судя по всему: тайгу продолжают рубить и выжигать, все меньше в ней всякой живности…
…В кронах деревьев глухо зашумел неожиданно зародившийся ветер. Пламя костра, ровное до сих пор, заметалось, как флаг на ветру, несколько угольков подкатилось под меня, запахло тлеющей хвоей. Заслезились от едкого дыма глаза. Совсем рядом громко заухал филин, а немного подальше взревел кем-то испуганный изюбр. Может быть, моим тигром, или дым на него нанесло. Потом все так же внезапно стихло. Дремуче вокруг, глухо и напряженно.
Полночь. С чернильного неба меня словно с любопытством рассматривают звезды, вроде бы удивляясь, что заставляет человека мерзнуть здесь, вместо того чтобы спать в уютной постели. И в самом деле, что? Что гоняет меня и моих коллег-охотоведов вот уже столько лет по тайге? И даже после того, как приходилось замерзать, голодать, блуждать сутками, сваливаться в жестокой простуде за сотни километров от ближайшего селения. Сколько раз давал себе слово осесть в городе, да ненадолго зароку хватало…
Мучительно медленно тянется время у ночного костра. Кажется, уже давно не смотрел на часы, а прошло-то всего ничего. И до рассвета — целая вечность. Хоть бы уснуть часа на три. Днем ведь предстоит долгий и трудный поход, силы нужны.
…Почему-то вдруг следы тигра превратились в человечьи. Я кубарем качусь с сопки вдогонку тому, кого столько дней считал тигром. Мне кажется, он замерзает, а я своим преследованием не даю ему возможности остановиться и развести костер. Вот я его настигаю, а он бежит, сверкая белыми обледенелыми пятками. И когда расстояние сокращается до двух метров, оказывается, что все-таки это тигр бежал, заманивая меня. С грозным рыком он набрасывается, вонзает в мою левую ногу когти и зубы. Нестерпимо больно… Просыпаюсь… И ошалело тушу снегом прогоревшие до тела брюки. А небо уже чуть-чуть светлеет. Ночь позади, но принесла она не отдых, а новую усталость.
Мои опасения оправдались: следы тигра потянулись в верховья Свекровкиной. Сопки круто спускались к реке справа и слева. Подо льдом глухо шумела вода. В одном месте тигр провалился и выскочил на берег с мокрыми ногами и брюхом. Катался в снегу, сушил свою шубу. Полежав немного, он пошел берегом реки.
Путь мой и на третий день был тяжел, ноги скользили по камням, пихтач и кустарники цеплялись за одежду на каждом шагу. Валежины и выворотни приходилось огибать почти все время. А тигр прет и прет. Куда? Ведь не видно ни кабаньих, ни изюбриных следов, все звери остались внизу, в кедрачах и дубняках. А здесь — одни юркие соболи да осторожная кабарга.
Пантелеймон тоже, наверное, соображал. Одна лежка на боку, вторая, третья… Зверь явно раздумывал. После очередной лежки он двинулся к реке, пересек ее и повернул обратно вниз. Конечно же, здесь идти легче, место ровное. Начался кедрач. А вот и совсем отлично — тигр вышел на старые затесы давней тропы и уверенно повел меня по ней, как по дороге, вниз вдоль Свекровкиной. Давно бы так, думаю, а то совсем измотал меня по валежнику…
Незнакомый с местностью человек вряд ли шел бы так легко по этой тропе, потому что ее под снегом не видно, а почерневшие затески попадались редко и плохо различались. А вот амба шагал как по асфальтовой дорожке. Лишь однажды он не уловил вовремя крутого поворота, но тут же нашел его. Я неоднократно и раньше отмечал, что тигры, во-первых, любят ходить по дорогам и тропам, а во-вторых, великолепно их помнят. Зрительная память у них изумительная. Впрочем, справедливости ради замечу, что так же совершенна она и у многих других зверей.
Идти по тропе теперь было легко и приятно. Я шел тихо и смотрел во все стороны. Кругом кипит жизнь: то доверчивые рябчики вспорхнут и сядут тут же, то запрыгает с ветки на ветку, недовольно цокая, суетливая белка. Невдалеке странно зачихала кабарга, подпустила к себе метров на тридцать и умчалась до смешного необычными прыжками — резкими, неритмичными, из одной стороны в другую. Вдруг мне показалось, будто кто-то смотрит на меня справа. Я повернулся и в ту же секунду увидел семью изюбров, стоявших совершенно неподвижно и разглядывавших меня.
Звери хорошо знают, что неподвижное трудно замечается, вот и эти замерли в надежде: авось человек пройдет мимо. А как только поняли, что обнаружены, стремглав кинулись прочь. Не в пример кабарге, они бежали красиво и, так сказать, благородно, легко перебрасывая через валежины и кустарники свои крупные тела в пышной светло-бурой шерсти.
Как будто понимая мое миролюбие, изюбры отбежали самую малость и затихли, прислушиваясь. А через десять минут начали пастись. Может быть, и они способны отличить вооруженного человека от безоружного?
Долина речки заметно расширилась. Было много зарослей хвоща, который зимою особенно любят изюбры. Их следов становилось все больше и больше. Трижды тигр пытался скрадывать здесь добычу, но все неудачно. Характерно, что и эти звери убегали от тигра не дальше двухсот метров и начинали пастись как ни в чем не бывало. Видимо, знают, что бегать тигры не любят. Вернее, не могут долго бежать.
И опять вынужденные экскурсы в сторону. Теперь — в область биологии. О способности различных животных к длительному бегу можно судить по размерам сердца. Наш Пантелеймон весит примерно сто девяносто килограммов. У самца с такой тушей масса сердца около семисот пятидесяти — семисот восьмидесяти граммов, а вот у быка изюбра с подобным живым весом оно почти в два раза больше. К тому же у быка длинные и очень сильные ноги.
Интересной была очередная неудачная попытка тигра заграбастать оленя. Бык пасся в редком крупноствольном лесу на ровном чистом месте. Казалось бы, в таких условиях подкрасться к нему невозможно, но, вероятно, в то время дул благоприятный для нападающего ветерок, и он решил попытать счастья.