Страница 20 из 53
Последняя лежка тигра обледенела. Поднимаясь с нее, амба оставил в корочке льда несколько мягких светлых волос со своего брюха. Выложил длинную «веревку» из кабаньей шерсти, загреб ее снегом и снова долго стоял: снег под лапами подтаял до самой земли.
Видимо, Пантелеймону на этот раз не довелось заметить и подстеречь добычу, и он лениво спустился старым следом в крутой распадок ключа. На небольшой утрамбованной площадке под густой куртинкой молодых елей разбросаны остатки съеденного поросенка — голова, желудок и копыта. Обнюхав их, тигр, не задерживаясь, пошел дальше. Очевидно, он не был голоден. Преодолев полсклона горы, Пантелеймон почему-то лег поперек своей тропы, потом поднялся, сделал несколько коротких шагов и снова стоял неподвижно — наблюдал за местностью, опять обледенив свои следы. Потом, крадучись, спустился до ключа и там останавливался несколько раз. Ясно: кого-то учуял профессиональный охотник и соображал, как лучше поохотиться.
Мне бы по более старому следу идти, да любопытство разобрало: кого скрадывал зверь? А любопытство, как известно, часто бывает сильнее здравого смысла и нередко подводит…
За толстым кедром Пантелеймон тоже долго стоял, очевидно, осторожно выглядывая из-за него. Выглянул и я. От кедра к кустарнику протянулась длинная борозда взрыхленного до сухих листьев снега: тигр полз. Обрывалась она у старой поваленной липы. Подле нее хищник терпеливо лежал на брюхе, поджав под себя лапы.
А вот здесь он сделал огромные прыжки по набродам кормившихся изюбров. Видны следы их стремительного бега. Вовремя учуяли смертельную опасность! И погоня длилась недолго: тигр хорошо понимал, что догнать вспугнутого быстроногого оленя в густом кустарнике не удастся. Лег. Долго смотрел в сторону, куда ушла добыча. Потом лениво повернул назад. Вероятно, на морде у него в то время было написано: нужны вы мне больно!
Интересно, а далеко ли убежали изюбры? Иду по их следам, замеряю длину прыжков: четыре, пять, а под уклон и шесть, семь метров. Но скоро они стали короче, затем звери остановились… Потоптавшись, пробежали трусцой еще немного и снова встали. Можно было бы подумать, что они не боятся своего грозного врага, но их испуг выдавали множественные оранжевые пятна на снегу: напуганное животное часто мочится. Тем не менее страх недолго держал их в своей власти, и они начали пастись.
Какая, думаю на ходу, разница в повадках волка и тигра! Серый в такой ситуации упорно преследовал бы избранную жертву до изнеможения, а вот полосатый не любит гоняться. В его правилах — взять добычу одним или несколькими прыжками. Лишь в редких случаях он преследует ее сто — двести и совсем редко четыреста — шестьсот метров. И то если хорошо видит, что настигает. Бывают такие благоприятные обстоятельства. Скажем, по снегу глубиной сорок — пятьдесят сантиметров кабанам бежать тяжело, а тигру это еще не помеха, и он догоняет их.
Сейчас я шел по снежному слою вдвое меньше того.
…След вывел на «стрелку» хребта, по которой затейливо вилась наторенная зверовая тропа. Тигр здесь ходил неоднократно, это излюбленный путь хищника. Вправо и влево вниз по склонам местность отлично просматривается. Видны многочисленные наброды и покопки кабанов. Амба шел медленно, часто останавливался, ложился. Отпечатки его лап были свежие — знать, я догонял хищника, и он оказался недалеко. Мое благодушное настроение сменилось настороженностью. Стараюсь идти тихо, внимательно всматриваясь в лес. И напоминаю себе, что амурский тигр первым на нас не нападает, что в уссурийской тайге за последние полвека погибло всего несколько человек, да и то, как было установлено, большинство из них сами виноваты в своей гибели.
Полдень. Очень тихо. Хорошо слышно, как шебаршат по коре деревьев неугомонные синицы, цыкают и порхают вездесущие сойки, стучат по трухлявым стволам дятлы. Застыли в оцепенении кедры. Попробуй узнай у них, когда, что и как было…
Издали вижу, что Пантелеймон спустился вниз. Оказывается, тропу недавно пересекли кабаны, и тигр двинулся за ними, прошел немного. Однако постоял в раздумье и вернулся. Что-то помешало ему — то ли след был не очень свежий, то ли другой план охоты возник. Ага, все ясно! Зверь быстро прошел около двух сотен метров по «стрелке» хребта и, сойдя с тропы, стал заходить влево. Значит, хочет обойти кабанов и подкрасться им навстречу!
Это был умный план. Кабаны спустились в густой орешник. Здесь они должны немного покормиться, а затем выйти на противоположный чистый склон распадка. Там их и будет караулить амба! Так оно и было. Пантелеймон обошел орешник! Нахожу лежки тигра — первую, вторую, третью… Лежал головой в сторону орешника, маскируясь за валежинами и выворотнями. От последней лежки Пантелеймон отполз на брюхе левее и здесь уже залег основательно. Он несомненно слышал кабанов и был готов к нападению.
Но где же наступила развязка? Вот Пантелеймон направился необычно мелким шагом к опушке орешниковых зарослей. Если кабан задавлен, тигр где-то совсем рядом. Может быть, он уже давно видит меня и слышит, а я до звона в ушах безрезультатно пытаюсь что-то уловить…
Хотел было я войти в орешник по следам тигра, но потом, немного подумав, решил: не стоит лишний раз рисковать жизнью. Двинулся в обход зарослей. И всего через полторы сотни метров увидел совершенно свежие отпечатки тигриных лап! Рядом — размашистые следы двух кабанов, но тигр шел явно не за ними. Он уходил от меня! Стало быть, зверь давно почуял человека, наблюдал, а когда понял, что интересуются именно им, ушел.
Что же случилось в орешнике? Выяснить это оказалось нетрудно. Крупная чушка подошла к затаившемуся врагу на десяток метров, и тот настиг ее в два прыжка. Страшным ударом лапы переломил хребет жертвы, а горло разорвал почти до позвоночника. Чушка была еще теплой. Безжизненные глаза ее уставились в небо. Тигр успел оттащить добычу под наклонившийся старый дуб, вспорол когтями брюхо, вытащил кишки и отшвырнул их подальше от туши. Внутренности и брюшина еще дымились на морозе.
Помешал я тигру! И ведь ушел же он при виде человека! А вот если бы на его месте был медведь, то несдобровать бы мне. Решительно защищает топтыгин свою добычу и даже человеку редко уступает ее без боя.
Ну что ж, хватит дразнить зверя, пусть берет свое. Руководствуясь принципом, что у тигра не убудет, положил в рюкзак свиную печень. По борозде, проложенной кабанами, поднимаюсь на хребет, где был час назад. Твердо решаю идти дальше только старым следом. Но что это? Моей тропой по «стрелке» уже успел пройти тигр! Значит, он мною тоже интересуется и не очень-то меня боится. Дохожу до того места, где я вслед за тигром сошел с тропы влево, и вздыхаю облегченно: Пантелеймон пошел в аккурат за мной в обход орешника. Пусть идет! Через несколько часов, убедившись, что я удалился восвояси, он вернется и приступит к трапезе. У этой чушки он проживет дня три-четыре, а тем временем я уйду далеко. Всего доброго тебе, Пантелеймон! Не сердись на меня! Я не желал тебе зла и встречи тоже не искал.
Наскоро вскипятив чай, скудно подкрепился и продолжил путь. По хребту старый след тигра тянулся еще около километра, потом резко свернул к реке. Вывел он на проселочную дорогу в пяти километрах от зимовья, где я ночевал в последний раз. Затем Пантелеймон спустился на реку и ушел по льду неведомо куда.
Солнце клонилось к закату, пора было подумать и о ночлеге. В двух километрах отсюда находилось зимовье. По осени я жил в нем несколько дней, и сейчас оно было очень кстати.
Тропинка к зимовью едва заметна, но по ней несколько раз, уже по снегу, проходили охотники, и через полчаса я был дома. Зимовье стояло у кедра-великана. Построили его всего год назад, вокруг валялась почерневшая щепа. Небольшая поленница сухих дров, сваленный сырой ясень с лежащей возле него пилой как бы предупреждали: хочешь ночевать — заготовь себе дров. Напилил. Сварил ужин, привел в порядок дневник. Шагомер отсчитал 18 500 шагов. Немного сегодня пройдено — всего около двенадцати километров, в том числе десять — по следу тигра.