Вьюга

Выражение враждебности и жажды мести в ее глазах потухли, появились проблески хитрости и коварства.

– Хорошо, я не буду. Я пошла. Идешь со мной?

– Нет, я не выношу их. Подожду их отъезда.

Гудрун легко сбежала по тропинке и оказалась во дворе.

– Ой, ой! – издевательски воскликнула она. – Никак к нам пожаловали коробейники?

Глаза Виллему, в которых на секунду вспыхнул огонь надежды, снова потухли. Она сдержалась и только вежливо сообщила, зачем они приехали.

– Какая добросердечность! – воскликнула Гудрун, съедая глазами Тристана. – Это твой родственник?

– Да, кузен. Тристан Паладин.

– Что ты говоришь? В последний раз я видела его семилетним. Здравствуй, – сказала она, протянув руку. – Меня зовут Гудрун. Добро пожаловать!

Лицо Тристана вспыхнуло краской свекольного цвета. Он даже не смог сказать, что крестьянской девушке не положено здороваться за руку с представителем рода Паладинов, ей следовало бы присесть в глубоком и почтительном реверансе. Растерявшись, он пожал ее руку, при этом, не рассчитав свои силы, чуть не сломал ей средний палец. Он по-рыцарски поклонился, так как делал это при дворе.

Улыбка Гудрун была многообещающей.

Виллему удивилась: откуда такая внезапная благожелательность, но времени на разговоры у нее не было. Она снова взвалила на плечи мешок и отнесла его в амбар. Гудрун продолжала стоять и разговаривать с Тристаном. Тот, словно вьющееся растение, весь искрутился и извертелся. Казалось, он никогда в жизни не видел ничего более красивого.

Когда Никлас вышел из амбара, она вбежала в дом.

– Ну, все. На телегу!

Из дома вышел хозяин хутора.

– Мы заплатим, – вызывающе произнес он. – Милостыни мы не примем.

Никлас задумчиво посмотрел на него и склонил голову в знак согласия.

– Естественно. Никакого разговора о милостыне и быть не может. Наш долг вознаграждать наших хуторян. Скажем так. Вы можете придти во вторник через четырнадцать дней и поработать несколько дней на ремонте конюшни в Линде-аллее? Одна из ее стен обваливается, а зимой могут быть сильные бури. Отремонтировать конюшню нам необходимо.

– Мы придем, – произнес с кислой улыбкой хуторянин.

Медленно, против своего желания, забралась Виллему на телегу. Теперь у нее не будет никакого повода снова приехать в Черный лес.

Она сидела и молчала, пока телега ехала лесом. Тристан также молчал, но она этого не замечала. Остальные двое живо болтали…

Внезапно она вздрогнула и почувствовала, как загорелись ее щеки. Какая-то фигура загородила им дорогу.

Никлас остановил быков.

– Где это вы были? – спросил Эльдар, хотя прекрасно знал это.

Никлас спокойно ответил:

– Мы продали ячмень и посевные семена твоему отцу.

– Продали?

– За то, что вы через несколько дней придете в Липовую аллею и поработаете. Строительные работы. Ты придешь?

Эльдар выглядел так, будто хотел протестующе вспыхнуть, но взял себя в руки и произнес:

– Подумаю.

Затем он отошел в сторону и пропустил телегу.

На Виллему он всего лишь бросил один молниеносный взгляд. Но, когда она повернула голову, она увидела его на лесной дороге. Взгляды их встретились, и Виллему не отвела глаз. Она почувствовала, как закружилась голова, когда заглянула в эти узкие, наполненные враждой глаза, которые удалялись все дальше и дальше, по мере того, как телега продвигалась вперед. Поворот дороги прервал контакт быстрее, чем она хотела.

Остаток пути вплоть до ворот Гростенсхольма она сидела молча. Чувство восторга и ликования захватило ее. Во дворе дома радость жизни вынудила ее воздеть руки к небу, сильно потянуться и весело крикнуть.

– Так приятно вернуться домой? – сухо спросил Никлас. – Да, те люди действительно производят удручающее впечатление.

Виллему не удостоила его ответом. Ничто, как ей казалось, не могло подействовать на нее.

3

Случилось это в четверг. Суббота была наполнена событиями. Виллему шла в Гростенсхольм к Ирмелин и перед господским домом увидела чужую лошадь. Ирмелин выбежала ей навстречу в вестибюль.

– Виллему, угадай, кто приехал!

– Нет, не могу. Я видела лошадь, но…

Она умолкла. Высокий молодой человек стоял в дверях, ведущих в гостиную. Желтые глаза его смотрели на Виллему с дружеской, веселой улыбкой.

– Доминик, – слабо прошептала она. – Это ты?

– Да. Разве ты не знала, что я приеду?

Она очнулась.

– Конечно, но…

Как она могла забыть об этом?

Да, как? Следует спросить себя.

Боже мой, как он великолепен! Голос грудной и мягкий, словно бархатный, лицо настоящего мужчины, но тем не менее производит приятное впечатление, в глазах отблеск грусти, скрытый легкой ироничностью.

К своему отчаянию Виллему обнаружила, что она по-старому чувствует себя растерянной перед Домиником.

– Добро пожаловать, Доминик, – произнесла она слишком громким и неестественным голосом. – Как ты вырос!

– Да, тетя, двадцать один уже стукнул, выпали все молочные зубы, – просюсюкал он словно послушный маленький мальчик.

Виллему нервно засмеялась.

– Когда поедешь обратно? Я имею в виду, сколько времени погостишь у нас?

В его присутствии она никогда не могла выражать точно свои мысли. Не говоря уже о разумности!

– Если ты не захочешь отделаться от меня раньше, то неделю, – улыбнулся он. – Вообще-то я послан в качестве курьера в Акерсхюс к наместнику Гюльденлеве, но, естественно, захотел заглянуть сюда, домой, повидать вас.

Она была почти сбита с толку, услышав слова «сюда домой». У Доминика, как и у его отца Микаела, корни всегда были крепкими.

– Мы слышали, – продолжал он, – что вы здесь голодаете и, конечно, заволновались. Я должен передать привет от отца и матери.

Вот так, она даже забыла спросить о них! Где же конец стыду?

– Как они себя чувствуют?

– Хорошо, благодарю, и спасибо, поездка прошла прекрасно.

– Ты чересчур проворен, – попыталась она пошутить и начала вертеться, болтая руками вокруг тела, подобно шестилетней девочке, которая собирается прочитать стихи перед взрослыми.

В голове крутилась одна лишь мысль: «Слава Богу, он пробудет всего лишь одну неделю!»

Сейчас ей не хотелось, чтобы его читающий мысли взгляд присутствовал здесь.

– Маленькая Виллему так выросла, – произнес он задумчиво. – Неплохо. Действительно неплохо!

– То, что я выросла? – ответила она вопросом. – Кстати, ты намерен жить это время в Лиинде-аллее?

– Да. В Гростенсхольм приехал только повидаться. Потом намерен посетить и Элистранд.

Ей стало чуть-чуть обидно оттого, что он сначала заехал к Ирмелин. Но это и естественно. Поместья так расположены.

– Я слышал, что у вас гостит Тристан? Буду рад встрече с ним. С самым меньшим в роду.

– Меньшим? Он скоро станет на голову выше всех нас.

– Тристан? Невероятно! Может, теперь и поедем вместе к вам домой? Лошадь выдержит нас двоих.

– Ты говоришь это так, будто я вешу двести фунтов – гневно воскликнула она. – Впрочем, я не собираюсь ехать на твоей лошади…

– Ты сядешь сзади, – рассмеялся он, поддразнивая ее.

Лицо Виллему мгновенно запылало. Ее пугала именно мысль о том, что ей придется сидеть впереди и он будет обнимать ее.

– Посмотрим, – сказала она и повернулась к Ирмелин. – Я пришла спросить, ты завтра в церковь собираешься? Мне хотелось бы пойти вместе.

Ирмелин удивленно посмотрела на нее. Виллему не была особой любительницей церковных служб.

– Да, я собираюсь. Встретимся там?

– Хорошо, – согласилась Виллему и в дальнейшем постаралась не затрагивать больше этой темы в разговоре.

Час спустя они выехали в Элистранд. Виллему была рада тому, что сидит сзади Доминика. Благодаря этому он не смотрел на нее своим изучающим взглядом. Он как будто знал все о ней, а это сейчас ее совершенно не устраивало.

Они легко болтали о разных пустяках. Виллему старалась не держаться за него крепко. Она все время передвигала свои руки с места на место, то опираясь на седло, то на круп лошади, то цепляясь за его пальто и едва-едва обвиваясь вокруг его талии. Наконец, он не выдержал.