Страница 2 из 69
Эл-Ит ждала, как развернутся события, и по-прежнему не выходила из своей комнаты.
И вот появился отряд — двадцать всадников в легких доспехах. У них были щиты, защищавшие от нашего более разреженного воздуха, без этого им, понятно, здесь не обойтись. Но при чем тут шлемы? К чему на них знаменитые кольчуги Зоны Четыре, от которых отскакивает любое оружие? Те, кто случайно оказался на пути следования наших незваных гостей, смотрели на них с угрюмой насмешкой. Мы решили — никаких приветственных криков по случаю их приезда. Да и сами всадники тоже выглядели неприветливо. В молчании отряд проследовал к дворцу и замер под окнами Эл-Ит. Они привели с собой одного оседланного коня — с уздечкой, но без всадника. Эл-Ит увидела их из окна. Дожидаться гостям пришлось довольно долго, но наконец она все же появилась на самом верху длинного пролета белокаменной лестницы, мрачная и унылая в своей темной одежде. Молча постояла, разглядывая солдат, которые выглядели так, как будто приехали захватить ее в плен. Эл-Ит дала им возможность насмотреться на нее в свое удовольствие: увидеть ее красоту, ее силу, ее уверенную осанку. Потом она, не спеша, одна спустилась по ступеням лестницы. И направилась прямо к коню, которого привели для нее, заглянула ему в глаза, приложила руку ему к щеке. Коня звали Йори, и с этой минуты он стал знаменитым. Конь был прекрасный, вороной с головы до ног, но, вероятно, ничем не отличался от других, на которых восседали солдаты. Поздоровавшись с конем, Эл-Ит сняла с него тяжелое седло. Постояла с седлом в руках, переводя взгляд с одного солдата на другого, пока один из них не сообразил, чего она хочет. Эл-Ит бросила ему седло, которое солдат перехватил на лету, и конь под ним начал переступать с ноги на ногу, почувствовав дополнительную тяжесть. Женщина, сложив руки на груди, наблюдала за солдатом, а тот, обернувшись к своим товарищам, скорчил комическую гримасу. Так реагируют взрослые, когда умный ребенок пытается сделать что-то ему недоступное — и вдруг у него получается. От Эл-Ит не укрылось это выражение его лица, и теперь, желая дать чужакам понять, что они не угадали смысл ее жеста, она неторопливо сняла уздечку и тоже бросила солдату.
Потом Эл-Ит встряхнула головой, и ее черные волосы, едва закрепленные вокруг головы, каскадом рассыпались вдоль спины. Наши соотечественницы делают разные прически, но есть такой способ демонстрировать свою скорбь: волосы поднимают кверху, заплетают в косы или закрепляют все равно как, и когда женщина встряхнет головой определенным образом, то волосы распускаются, начинают струиться по плечам. Но солдаты ничего не поняли и лишь глупо восхищались; вероятно, этот жест был предназначен для зрителей, которые теперь толпились на небольшой площади. Эл-Ит презрительно скривила губы и не скрывала своего откровенного нетерпения. Вот тут я должен отметить, что мы не ждали от нее в такой момент проявления высокомерия — да, я вынужден произнести это слово. Когда впоследствии мы обсуждали описанный инцидент, все согласились, что ожесточение Эл-Ит против предстоящего брака, вероятно, нанесло ей большой вред.
Стоя напротив солдат с распущенными волосами и горящими глазами, она медленно окутала голову и плечи тонкой черной вуалью. Это было еще одно проявление траура. Через прозрачную черную ткань были видны ее горящие глаза. Один солдат засуетился, стал спешиваться, чтобы помочь женщине, но не успел он спуститься на землю, как она вихрем взлетела на спину коня. А потом развернулась и галопом через сады поскакала в восточном направлении, к границе с Зоной Четыре. Солдаты ринулись за ней. Для нас, зрителей, это выглядело так, будто они ее преследуют.
Выехав за город, Эл-Ит осадила коня и заставила его идти шагом. Солдаты следовали за ней. Толпы людей, стоявших вдоль дороги, приветствовали свою королеву, бросая гневные взгляды на чужаков, и теперь уже никому в голову не пришла бы мысль о преследовании, потому что смущенные солдаты глупо улыбались, а она была той Эл-Ит, которую знал весь народ.
Центральная часть нашей страны располагается на высоком плато, спуститься с которого можно по перевалам и ущельям, и там быстро не поскачешь, тем более что Эл-Ит останавливалась поговорить с каждым, кто обращался к ней: заметив такого человека, она тут же придерживала коня и ждала, когда к ней подойдут.
Теперь выражение лиц солдат изменилось: они разворчались, ведь в их планы входило до наступления ночи пересечь границу. Когда же еще одна толпа подданных замахала руками и позвала Эл-Ит, у нее за спиной раздался громкий ропот: солдаты не скрывали своего недовольства. Тогда она развернула коня и мигом подъехала к ним, остановившись в нескольких шагах от передней линии всадников, так что тем пришлось быстро осадить своих коней.
— В чем дело? — спросила Эл-Ит. — Не лучше ли сказать обо всем прямо, чем шушукаться у меня за спиной?
Ее слова солдатам не понравились, и они ответили взрывом злобных выкриков, но командир их тут же усмирил.
— Нам дан соответствующий приказ, — объяснил он.
— Пока я в своей стране, — возразила Эл-Ит, — я буду поступать так, как принято у нас.
Но солдаты ее явно не поняли, и она стала объяснять:
— Я занимаю свой пост по воле народа. Мне не пристало заносчиво проезжать мимо, если подданные дали понять, что хотят со мной говорить.
Солдаты снова переглянулись. Командир не скрывал нетерпения.
— Не рассчитывайте, что я ради вас нарушу наши обычаи, — заявила Эл-Ит.
— Мы взяли с собой только один паек на экстренный случай, чтобы слегка перекусить, — сказал он.
Женщина в недоумении покачала головой, как бы не веря своим ушам.
Она и не предполагала, что этот жест будет воспринят как знак презрения, но солдаты именно так ее и поняли. Покраснев, командир отряда выпалил:
— Вообще-то мы все, если требуется, во время кампаний можем не есть неделями.
— Ну, зачем так долго-то, я ведь не настаиваю. — Хотя сказано это было вполне серьезно, но слова Эл-Ит были восприняты как юмор. И солдаты благодарно рассмеялись, даже на ее губах мелькнула улыбка. Потом женщина вздохнула: — Я знаю, что вы тут не по своей воле, а по воле Надзирающих.
Но, совершенно необъяснимо для нее, эти слова чужеземцы восприняли как оскорбление и вызов, и даже их кони начали переступать с ноги на ногу и поводить боками, будто им передалось настроение всадников.
Пожав плечами, Эл-Ит отвернулась от них и подошла к группе молодых людей, которые поджидали ее на обочине дороги. Внизу под ними расстилалась широкая степь, за степью высились горы. В лучах вечернего солнца степь еще была желтой, а высокие горные пики еще блестели, но здесь, где они находились сейчас, уже похолодало и наступили сумерки. Столпившаяся вокруг коня Эл-Ит молодежь спокойно вела беседу, не проявляя при этом ни страха, ни благоговения. А наблюдавшие за ними всадники не скрывали своих сомнений. Когда один юноша поднял руку, чтобы потрепать коня Эл-Ит по морде, солдаты, все как один, укоризненно вздохнули. Однако их терзали противоречивые чувства, и они были в сомнении. С одной стороны, разумеется, не их дело — презирать это великое королевство или его правителей: они знали свое место. С другой стороны, все личные наблюдения, сделанные солдатами за этот день, противоречили их впитанным с молоком матери представлениям о том, как должно быть, как надо.
Эл-Ит на прощанье помахала рукой молодым людям, и тут же ее кортеж тронулся в путь, хоть этот жест был предназначен вовсе не солдатам. Она скакала впереди, и только когда они все оказались в степи, обернулась и сказала:
— Предлагаю вам разбить лагерь тут, чтобы горы были у вас за спиной.
— Прежде всего, — командир говорил очень резко, он был раздражен: его солдаты пустились в путь, инстинктивно отреагировав на ее жест, не дождавшись его приказа, — прежде всего, я вообще не собираюсь делать привал, пока не доедем до границы. А во-вторых… — Но тут от гнева у него перехватило дыхание.
— Я только советую, — ответила Эл-Ит. — До границы еще девять-десять часов езды.