Страница 26 из 71
— В таком случае мне хочется знать, как называется ваша… смелая партия? — У Аврелии чуть не сорвалось с языка: «Неужели партия воды?»
— Обязательно узнаете. Вы получите по электронной почте полный пакет документов и описание проекта. Я сегодня же доложу руководству о нашем разговоре. Окончательное решение принимаю не я. Не буду скрывать, Аврелия, деятельность, точнее, девственность вашей фирмы произвела на меня самое благоприятное впечатление. Как и вы, Аврелия. Мне бы очень хотелось, чтобы мои поручители остановились на… «Линии воды».
— Вы полагаете, что я тоже девственница? — поинтересовалась Аврелия.
— Вы — больше, чем девственница, — ответил мужчина. — Вы возвращаете девственность погрязшему в финансовых и прочих пороках миру.
— Но девственность фирмы, — задумалась над комплиментом Аврелия, — не лучший для нее способ выиграть тендер, если конечно, речь идет о тендере.
— Мне тоже нравится опера «Тангейзер», — не стал углубляться в тему тендера собеседник. — Я наслаждался ею много раз в разных странах. Мне кажется, что в русской транскрипции «Тангейзер» претендует на нечто более существенное, нежели имя миннезингера. В этом слове как будто сливаются напор природной силы воды — «гейзер» и мощь военной машины — «танк». Если все сложится, мы назовем наш совместный проект именно так — «Тангейзер-М», я имею в виду Москву. Мы свяжемся с вами в самое ближайшее время, Аврелия!
Поставив телефон на подзарядку, Аврелия, воспользовавшись другим телефоном, распорядилась немедленно очистить от субарендаторов и привести в порядок съемный офис по адресу, где была зарегистрирована «Линия воды».
Солнце к этому времени уже исчезло за горизонтом (горящим над Москвой зонтом). Зонт, если и горел, то синим пламенем, в котором никогда не сгорает то, что люди хотят сжечь сильнее всего. Утратив всякую надежду догнать золотую монету солнца, над Москвой синим пламенем, как две конфорки, горели человеческая алчность и — человеческая же мечта о справедливости.
Аврелия вспомнила, что Тангейзер (такой же мифический персонаж германского фольклора, как Доктор Фауст и Рейнеке-Лис) встретил во время своих странствий Венеру и некоторое время жил с ней в волшебном гроте, услаждая богиню пением и не только. Потом он участвовал в музыкальном конкурсе, но его решили лишить заслуженной награды, из-за чего вышел конфликт с Римским Папой, видимо, возглавлявшим жюри конкурса. Сочувствующая Тангейзеру, Венера сделала так, что посох, на который опирался Папа, вдруг зацвел, и все поняли, какие силы стоят за Тангейзером и где истина. Все сходится, подумала Аврелия, золотую монету солнца, быстроногую прибыль догнать нельзя, но ее можно растворить в живой воде! И тогда зацветет не только посох, но сама жизнь!
Аврелия почувствовала, как молодеет кожа на руках. С рук, как с гуся вода, сошли морщины, ладони сделались мягче, а линии жизни, ума и судьбы соединились далеко за запястьем, как три реки в одном море на географической карте. Подойдя к большому зеркалу на стене кабинета, Аврелия выставила подбородок вперед, задрала голову. Досаждавшая ей глубокая морщина на шее исчезла, растворилась в белой упругой коже.
На полу в кабинете лежал синий, как пламя, ковер со сложным белым орнаментом. Покачав бедрами, повертев коленями, Аврелия легко, как в юности, когда ходила в секцию художественной гимнастики, опустилась на шпагат.
Она почувствовала себя счастливой. Она не могла сгореть в синем пламене. Она сама была пламенем, в котором должно было сгореть… что?
4
Лет девять назад, когда шеф был всего лишь боевым депутатом-одномандатником в Думе, Вергильев готовил для него «цитатник» об отношении русского народа к работе. Народные избранники, помнится, озаботились непрекращающимся падением производительности труда на приватизированных предприятиях. Социализм проиграл «историческое соревнование» капитализму потому, что производительность труда в СССР не шла ни в какое сравнение с производительностью труда в западных странах.
Но СССР давно исчез. Россия превратилась в капиталистическую страну, жила по принципу «время — деньги», но производительность труда в ней оставалась позорно низкой, а главное, не обнаруживала никакого стремления к росту. Россия теряла время, а вырученные за нефть и газ деньги уходили в другие страны. Это видели западные и прочие инвесторы, а потому не спешили вкладывать средства в развитие российской промышленности. Вместо того чтобы строить современные предприятия, они везли в Россию для захоронения ядерные и химические отходы, которые должным образом не утилизировались, а сваливались где попало, потому что предназначенные на рытье ям и изготовление бетонных саркофагов деньги разворовывались.
В прессе участились статьи о вековечной русской лени, неумении и нежелании народа трудиться. Публицисты задавались вопросом: почему в начале двадцатого века производительность труда в капиталистической царской России была одна из самых высоких в мире, а в начале двадцать первого века в демократической и снова капиталистической России вдруг стала одной из самых низких? Воистину, страна вновь вошла в реку, из которой вышла. Вот только течение в реке сильно замедлилось.
Вергильев, естественно, подобрал для шефа немало пословиц, поговорок, цитат из произведений уважаемых людей, свидетельствующих о любви русского народа к труду, но обратил внимание на то, что пословиц, поговорок и особенно цитат уважаемых людей — писателей, ученых, государственных и даже церковных деятелей, свидетельствующих об отсутствии этой любви, было значительно больше. Классические: «Работа не волк, в лес не убежит», «Дураков работа любит», «Трудом праведным не наживешь палат каменных», «Хочешь жни, а хочешь куй, все равно получишь х…» и так далее — были только вершиной айсберга нелюбви народа к дисциплине и суровым трудовым будням. Не счесть было скверных песенок, типа: «Гудит как улей родной завод, а мне-то хули, е… он в рот!», или знаменитых «Кирпичиков». Даже лирические — из любимых фильмов — песни народ ухитрялся перелицовывать на антитрудовой лад: «…и навсегда запомню я ту заводскую проходную, что в жопу вы… меня».
То давнее выступление шефа обернулось скандалом.
Вергильев сразу почуял недоброе, увидев, что шеф направляется к трибуне как-то вразвалочку, приглаживая на ходу ладонью вихры, и без папки с подобранными цитатами и тезисами. В те времена шеф мог легко взять на грудь литр без видимых последствий. Глядя на поднимающегося на трибуну шефа, Вергильев понял, что тот принял накануне больше литра, а утром еще и крепко опохмелился.
«Вот тут у меня, — постучал себя по левой стороне пиджака шеф, — речь о том, как русский народ относится к труду. В какие условия поставлен сегодня работающий человек. Как профсоюз защищает его права, как хозяин выполняет социальные обязательства, как обстоят дела с безопасностью на производстве и так далее. Но я не буду ее зачитывать. Это бесполезно. Лучше я скажу о том, — снова похлопал себя по пиджаку, — что мне подсказывает сердце. О какой производительности труда на Западе вы тут болтаете, когда большая часть промышленности давно вывезена из Европы и Америки в другие страны? Когда на заводах в этих странах работают китайцы, малайцы, филиппинцы, индонезийцы, вьетнамцы, бразильцы и бог знает кто еще. Что для них производительность труда? Что для них, вообще, работа? Шанс не умереть с голода, не сдохнуть в картонном ящике где-нибудь на окраине Манилы. А помимо этого — отложенная мечта о свободе и обеспеченном будущем. Вот почему люди „третьего мира“ сейчас работают так, как работали в начале прошлого века русские, американцы и европейцы. Как русские работали после революции во время индустриализации, когда восстанавливали страну после войны, да даже еще и в шестидесятых при Хрущеве, когда строили пятиэтажки, создавали военные и космические технологии. Сегодня вы отняли у народа работу, уничтожили промышленность в тысячах городов, повсеместно ликвидировали сельское хозяйство, превратили поля в плантации сорняков. Вместе с работой вы отняли у народа мечту о свободе и обеспеченном будущем. Разрезали ее пополам яхтами Абрамовича, разбили ей голову чугунными яйцами Вексельберга. Какой производительности труда вы требуете от народа, если все финансовые реки в стране текут исключительно в ваши карманы? Был такой тезис: пушки вместо масла. У вас другой тезис: яхта вместо детского сада, дворец вместо пенсии. Птицы в клетках не поют. Народу нужна работа, а не биржа труда, пособие по безработице. Народу нужен хлеб, порядок и будущее. Нормальный человек начинает по-настоящему работать только тогда, когда понимает, что в результате его труда хлеба становится больше, порядок становится справедливее, а будущее — понятнее и реальнее. В оккупированных странах, — завершил шеф, — отсутствует само понятие производительности труда, потому что люди там не работают, а выживают. Если другого выхода нет, и они вынуждены ходить на работу, их ответ — саботаж. Сила ненависти к оккупантам обратно пропорциональна производительности труда».