Ротмистр

— Что за черт! — прошипел пассажир и, кряхтя, выбрался из кареты, растирая затекшую поясницу. — О-ох, растряс, сукин ты сын! — погрозил кучеру кулаком, — Шкуру велю спустить!.. Подбежал адъютант, доложил, торопливо глотая слова:

— Вашевыпырство! Открывать не изволят!.. — И, поймав непонимающий, застланный сонной оторопью взгляд, торопливо добавил:

— Виноват-с, одно только и долдонят: "не положено"!..

— Что-о?! — взревел пассажир. — А ну-ка!..

Он отстранил адьютанта, беспомощно хлопающего ресницами, и в сердцах пнул чугунные створки:

— Начальника ко мне, живо!

Лакеи повели себя в высшей степени странно: отбежали в стороны и замерли, заложив руки в белых перчатках куда-то в недра расшитых ливрей. На рев явился с иголочки одетый офицер, щелкнув каблуками, представился:

— Гвардии подпоручик Мезимов. Кто вы и по какому вопросу?

Пассажир поперхнулся воздухом, налился дурной краской и тоном, не обещающим подпоручику карьерных продвижений, по меньшей мере, в ближайшую тысячу лет, проскрипел:

— Министр внутренних дел, генерал от кавалерии Тирашев.

— Ваше высокоблагородие! — начальник караула и бровью не повел, словно стоящие под забором министры были для него чем-то обыденным. — О вашем визите доложат сию секунду!

— Открыть ворота немедля! — велел Тирашев, угрожающе выпятив подбородок, — Сукин ты сын!

— Никак невозможно-с! — отрапортовал подпоручик. — Имею предписание!

— Да ты в своем уме? Да я тебя в Сибирь!.. В бараний рог!.. А ну-ка, братцы, ломайте! Двое жандармов спешились и нерешительно принялись долбить по литым завитушкам прикладами карабинов.

— Отставить! — тяжелые створки приоткрылись, выпустив наружу высокого господина, форма одежды которого: красный махровый халат и шлепанцы на босу ногу, никак не соответствовала ни погодным обстоятельствам, ни торжественности момента. — Честь имею приветствовать, Александр Егорович! Прошу простить за внешний вид, признаться, не ждал!..

Лицо Тирашева слегка прояснилось, но тон по-прежнему ничего хорошего не предвещал:

— Ну, распустил, Матвей Нилыч! Ну, распустил ты свою братию! Это же черт знает что такое!..

Господин в махровом халате разгневанного министра не перебивал, терпеливо ожидая, пока начальственный гром не сменится недовольным брюзжанием. Тирашев не заметил и сам, как деликатно увлекаемый под локоток, миновал ворота и очутился во внутреннем дворе особняка. Следом попытался протиснуться и адъютант, но дерзкий начальник караула в форме подпоручика гвардии, преградил тому путь. Адъютант открыл было рот, чтобы возмутиться, но встретился взглядом с его высокопревосходительством. Тирашев поколебался, пожевал губами, и велел:

— Гм… Ты, вот что, любезный… Посмотри-ка тут, за воротами…

— Слушаюсь, — адъютант скис лицом и покорно ретировался.

Ливнев сделал неуловимый жест и "лакеи", сжимавшие за пазухами гранаты, рассованные по специальным карманам, выпростали руки, облегченно перевели дух. Закрылось, отбросив блик, окошко на мансардном этаже – это стрелок оторвался от прицельной планки "Маузера", пристрелянного по воротам. Здесь не любили непрошеных гостей. Впрочем, здесь гостей вообще не любили.

— Изволите баньку с дороги, ваше высокопревосходительство?

— Баньку… Ты, мне зубы не заговаривай, Матвей Нилыч! Ишь, выискался, дипломат!.. Развел тут, понимаешь, государство в государстве!.. Ты еще пока по моему ведомству проходишь!.. Так что, гм, изволь!..

— Слушаюсь! — лицо Ливнева приняло подобострастное выражение, но речные льдинки глаз откровенно глумились.

— Тьфу! — Тирашев сморщился. На ум неожиданно пришли события полугодовой давности. Тогда с министерства затребовали подробный финансовый отчет по всем канцеляриям и отделениям, в том числе и по секретной службе Ливнева. Все это были кратковременные веяния, исконно российские крайние шатания, когда по утру миллионы на ветер, а к ночи копейки скребут. Политика – это навозная куча. Большая политика – большая куча. Охочих покопать под Тирашева отыскалось изрядно. Влиятельнейший министр держал позиции, но седых волос на его голове прибавлялось с каждым днем. Точку в этой истории поставил сам Ливнев, добившись через голову Александра Егоровича аудиенции у самого Государя. И о чем он там беседовал с Его Императорским Величеством, какие доводы приводил, оставалось лишь гадать, но только ретивые вельможи молниеносно схлопотали по длинным не в меру носам и об особом ведомстве даже думать забыли. Тирашев считал себя прогрессором, привыкшим ставить во главу угла дело и только дело, но высочайшее покровительство, ограждавшее Ливнева от любых посягательств, все же уязвляло самолюбие министра.

— Что же вы желаете посмотреть, Александр Егорович?

— А все как есть и желаю. Избави бог от этих парадов свирепого старания да от свежеокрашенного очковтирательства. Устал, — Тирашев потер переносицу. — Как есть устал…

Во владения Ливнева министр, как тому и подобает, вступил с парадного крыльца. Нетерпеливо отстранил хозяина, и решительно потянул за бронзовую ручку сам, жестом своим желая показать, что весь политес и церемонии пусть бережет Ливнев для дворцовых приемов.

— Что же, закрыто у тебя? — дверь не поддавалась.

— Открыто, Александр Егорович. Сильнее!.. Позвольте я сам!..

— Нет уж, — Тирашев надулся, запыхтел и с натугой отворил дверную створку. — Вот так сейф!.. Это зачем же, позволь узнать, здесь такая неподъемная конструкция?

— Внутри стальная коробка с песком, — пояснил Ливнев. И добавил задумчиво: – От огня защита. Да и вообще…

Исполненный в мраморе вестибюль покрывали красные ковровые дорожки. Вверх, меж двух колонн, убегала широкая лестница с золочеными шишечками на перилах, повсюду стояли тропические растения в кадках.

— Гм. Недурно устроился. У меня в министерстве пожиже будет, — Тирашев окинул залу взглядом и, поджав губы, вынес вердикт: — Казну не считаешь!..

Ливнев скромно потупил взор и протестовать не стал. Равно как и докладывать, что едва ли не половину всех ассигнований составляют неправительственные источники. Попутно основным изысканиям служба его занималась поиском кладов, добычей разного рода ценных древностей и иными делами, о которых Матвею Нилычу распространяться не хотелось бы.

— А сие, Александр Егорович, казна и есть. И никуда из государства она не денется. И вся только разница, что не в сундуке казна эта лежит под семью замками, а на державу работает, пользу приумножает…

— Вот и поглядим, поглядим… Как оно приумножает…

— Здесь у нас, извольте любопытствовать, научная лаборатория.

Тирашев переступил порог и от неожиданности пошатнулся. Яркий свет электрических ламп бил в глаза, шибал в нос запах каких-то химикалий. Пространство повсюду заполняло стекло, колбы, реторты, пробирки, диковинные устройства вида и назначения крайне замысловатого. Посреди всего этого буйства естественнонаучной мысли склонились над мелкоскопом двое в фартуках поверх белых халатов. У каждого увеличительное стекло размером с блюдце, закрепленное вокруг головы при помощи обруча.

— Господа!..

Господа оторвались от важных наблюдений и, прищурив в сторону незваного гостя циклопьи глаза, неуверенно кивнули. Ливнев подхватил потерявшегося слегка министра под локоть и увлек в следующее помещение. Здесь находилась библиотека. Ряды стеллажей от пола до потолка оккупировали книги. Золоченые корешки современных изданий соседствовали с древними фолиантами, обтянутыми кожей, с пергаментными свитками, папирусными листами, глиняными табличками и просто камнями, испещренными письменами. Под толстым стеклом, бережно разложенные на черном бархате, покоились ветхие манускрипты.

— Собрание, как видите, довольно обширное. И это, без ложной скромности, одно из главных наших достояний, — рассказывал Ливнев. — Книги мы выписываем со всего мира. Некоторые есть в единственном экземпляре, только здесь. С целью убыстрения поиска ведется подробный алфавитный и тематический перечень.