Кровью!

– Да, мертв, – соврал Палмер.

– Вот и хорошо, – мрачно улыбнулся Хауэлл. – Если бы ребенок производителей остался жив, человечеству грозила бы серьезная опасность!

– Какая?

– Производители могут размножаться лишь с представителями своего вида, которые, к счастью, редки. Но их ребенок обладал бы способностью спариваться с нормальными людьми и давать потомство. Морган – дурак самовлюбленный – понятия не имел, что спускает с цепи!

– А ваш подменыш разве лучше?

Хауэлл пожал плечами.

– Эти создания сконструированы так, что не могут извергать отходы, будучи отрезанными от пуповины. Несчастное чудище должно помереть от уремического отравления примерно через сутки после появления на свет.

Палмер затряс головой, пытаясь избавиться от звона в ушах. Тут же перед глазами поплыло, и он застонал.

Хауэлл неодобрительно щелкнул языком.

– Я бы на вашем месте не пытался овладеть своими чувствами. Эта комната – моя «тайная лаборатория», если хотите, – находится на чердаке «Западни Призраков», на пересечении нескольких архитектурных невозможностей. Здесь очень тонки барьеры пространственно-временного континуума, и это сдвигает вероятностные факторы в моих экспериментах в нужную для меня сторону. Морган и его мерзкие ренфилды сюда соваться не хотят. А мне здесь нравится. Эти стены помогают мне думать. Здесь я могу планировать свою месть Моргану.

– Месть?

Хауэлл улыбнулся безумной улыбкой наркомана.

– Я хочу видеть, как этот мерзавец будет тушиться в собственном соку! Я хочу видеть, как он разлетится на куски, как дрезденский фарфор под автомобильным прессом! Я хочу видеть его морду, когда он поймет, как его мечты о божественности полетели коту под хвост! Как он разрушил мои надежды и мечты много лет назад. Этот монстр меня серьезно недооценил и сейчас за это расплатится. Он и его мерзкие мозголазы не смогли прочитать мои мысли. Я их сбил с толку, мысля формулами. А благодаря интерференции, порожденной... определенными подавляющими факторами, которые я ввожу себе в кровь, мой мыслительный процесс трудно расшифровать. Пять лет, живя в гнезде телепатов, я сумел сохранить свои мысли в тайне!

– Но вы же работаете на него? Вы помогли ему создать Аниз и Фелла?

Хауэлл помрачнел.

– Я – доктор Брэйнард Хауэлл. Вам это что-нибудь говорит?

– Ну, в общем...

– Да или нет?

– Нет.

– Вот! Чего еще было ждать? Пять лет я был в рабстве у Моргана, запертый в изоляции от моих коллег. Не имея возможности сообщить о своих открытиях. Полностью отрезанный от мира, и меня заставляли искать способ переделать человеческую структуру ДНК в вампирскую без использования фактического яда. А за то немногое время, что мне удавалось выкраивать для себя, я творил чудеса!

Он показал на полку со стеклянными сосудами, похожими на тот, где плавал подменыш. Палмер смутно рассмотрел трицератопсов, тираннозавров и стегозавров, свернувшихся куриными эмбрионами в банках.

– И некому это увидеть! Некому выдвинуть меня на Нобелевскую премию! Никто не внесет мое имя в книгу истории рядом с Пастером! Эйнштейном! Солком!

– Вы забыли Франкенштейна, Менгеле и Бенуэя.

– Не надо умничать, Палмер! – Хауэлл ткнул пальцем в его сторону. – А то я могу ввести вам полный шприц чудотворного сока, от которого ваши аминокислоты затанцуют кадриль. «Меняемся партнерами! А у вашего три глаза и ни одного носа!» Как вам это, мистер «Сам-себе-хозяин»?

Зрачки ученого сузились до булавочных головок.

– Успокойтесь, док! Я ничего плохого не хотел вам сказать. Честно! – Палмер выставил вперед ладони. – Но если вы так ненавидите Моргана, как вышло, что вы стали на него работать?

– Человеческие слабости – это то, что моргановская порода отлично умеет использовать. Я работал в одной мелкой исследовательской фирме в Колорадо, когда впервые... свел знакомство с Морганом. На последних курсах колледжа у меня выработалась привычка... к определенным химикалиям. Оказалось, что героин и другие опиаты стимулируют и обостряют мой мыслительный процесс. Как у Шерлока Холмса с его печально знаменитым семипроцентным раствором. Гений, мистер Палмер, имеет свою цену.

Каким-то образом Палмер узнал о моей... слабости. Он пришел ко мне и пригрозил выдать мой тайный порок моему начальству, если я не соглашусь на него работать. Я еще тогда не понимал, кто он и что он. Хотя он, в сущности, вынудил меня перейти к нему на работу, мне это не так чтобы очень не понравилось. Платили мне втрое против моей прежней зарплаты, снабжали самым передовым – и дорогостоящим – оборудованием, которое только есть на свете. Плюс к тому мой работодатель обеспечил мне бесперебойные поставки наркотиков для личного употребления. Что мне тут могло не нравиться?

И только когда меня перевезли сюда, я понял, кто он на самом деле такой! Это было пять лет назад. С тех пор я в этом доме пленник и подневольный участник работы по выведению расы живых вампиров. Пятьсот объектов эксперимента потребовались мне, пока я получил ту сыворотку, что породила Аниз и Фелла. Пятьсот. И даже сейчас процент смертности доходит до восьмидесяти.

– Вы об этом очень спокойно говорите.

– В самом деле? – Хауэлл вздохнул и закатал рукав халата. Под ним оказалась неожиданно волосатая кожа. Сгиб локтя был похож на подушечку для иголок. Хауэлл вытащил из нагрудного кармана пакетик белого порошка и смешал с дистиллированной водой в мензурке, висящей над горящей бунзеновской горелкой. – Внешность бывает обманчива, мистер Палмер, – сказал он себе под нос, обматывая руку резиновым жгутом. – Очень обманчива.

~~

Соня просканировала лестницу и не нашла даже следов деятельности ренфилдов. Она и не ожидала их найти. Почему-то Морган эффективно перебил своих слуг, послав их во внешний дом. Но все равно оставался китаец, которого она видела в «Ящике теней» – тот, кого Фелл считал тяжелым оружием Моргана. Ренфилдов большого калибра найти трудно, и Морган наверняка не стал бы терять такого, посылая в мясорубку вроде «Западни Призраков».

Фелл держался за ней, с интересом рассматривая отсеки дома, куда ему не разрешалось входить. Помимо трех комнат, которые служили обиталищем Аниз и Феллу, нижний этаж состоял из сельской кухни в стиле ретро, заброшенной гостиной, полной викторианских диванчиков и траченных молью лисьих голов на стенах, и бывшей оранжереи, теперь заложенной кирпичом.

У подножия лестницы Соня и Фелл остановились. Соня облокотилась на перила.

– Что там наверху?

– Лаборатория доктора Хауэлла и кабинет Моргана с библиотекой. Не знаю, что еще. Квартиры ренфилдов на третьем этаже. Я... – Он нахмурился и замолчал, будто прислушиваясь к далекой музыке. – Ты слышала?

– Что?

– Кто-то меня позвал по имени. Как будто... Вот опять!

Соня наморщила лоб.

– Мальчик, я ни черта не слышу!

Фелл дрожал, как новорожденный теленок, впервые пытающийся встать на ноги.

– Боже мой, это она! Аниз!

Соня схватила Фелла за локоть, встряхнула, чтобы он ее услышал.

– Фелл! Слушай! Слушай меня, тебе говорю! Это обман! Аниз мертва! Это фокусы Моргана!

Фелл скривился и вырвал у нее руку.

– Откуда ты знаешь, что она мертва? Ты там была? Ты видела, как она умерла?

– Нет, но...

– Так почему ты так уверена? – Он вгляделся в темноту лестницы. – Аниз, милая, это ты? – Он повернулся к спутнице, улыбаясь, показывая на площадку второго этажа. – На этот раз ты ведь слышала? Она жива, Соня! Жива!

Он полетел вверх, перемахивая через три ступеньки за раз.

– Фелл, нет! Не надо! – Соня схватила его за руку, стараясь удержать его, не прибегая к силе. – Это не Аниз! Это не может быть она!

Фелл обернулся, скаля клыки и сверкая красными глазами, и ударил ее в челюсть с размаху. Соня не ждала этого и ничего не могла сделать – только покатиться от удара. Десять ступенек она пролетела вниз, пока ее голова не ударилась о камни площадки, и навалилась темнота.

~~

– Аниз! Аниз, где ты, родная?