Кровью!

Фелл покраснел.

– Нас с Аниз держали в комнатах на первом этаже почти всю жизнь. Первые месяцы мы жили в стерильной зоне, и разрешалось заходить только Моргану и доку Хауэллу. Почти все время мы были в комнатах, и водили нас только на второй этаж, в лабораторию дока.

Всего один раз нас выпустили наружу – это было днем и под пристальным наблюдением ренфилдов. И доктор Хауэлл присутствовал, что-то записывая. Наверное, они хотели посмотреть, не рассыплемся ли мы в пепел под солнцем.

– И вам совсем не было интересно, что на самом деле происходит?

Фелл покраснел еще гуще.

– На самом деле – нет. Мне по крайней мере. Стыдно сознаться, но это правда. Аниз была чутьболее любознательна, чем я, и вела себя активней, но только пока не забеременела. До вчерашнего дня у меня и мысли не возникало, что жизнь, которую мы ведем, в чем-то... необычна. В конце концов, с чем мне было сравнивать? – Фелл покачал головой, удивляясь собственной наивности. – Но что мне действительнопротивно, так это вот что. Где-то в глубине души я был доволен,что Морган правит моей жизнью вместо меня. И хуже того: я радовался, каким я стал! Я никогда не блистал в спорте, когда был Тимоти Сорреллом, Супернедотепой. И с девушками никогда у меня ничего не получалось. Если когда-нибудь существовал эталонный серый зануда, так это был я. Всего этого я на уровне сознания не помнил, но где-то в глубине оно лежало.

На втором этаже был отличный гимнастический зал, и нам разрешалось им пользоваться. Я стал выжимать восемьсот фунтов. Это я-то! Тощий недомерок «Недоделанный Дракула Соррелл»! – Фелл напряг бицепс, пародируя позу бодибилдера Чарльза Атласа.

На краткий миг он стал тем, кем был когда-то: талантливым и чувствительным девятнадцатилетним мальчишкой на пороге возмужания. Но тут же улыбка исчезла, и Фелл снова уставился на собственные руки.

– Морган часто говорил о «скотине» и о том, как легко ею управлять. Иногда он приводил людей извне... не знаю, кто они были. Безработные бродяги, наверное. И он позволял мне... – Фелл закрыл глаза, пытаясь стереть образ из памяти. – Я с ними играл. -Голос его задрожал, слова обжигали язык. – Иногда бывал секс. С мужчинами, женщинами – без разницы. А потом...

– Фелл, ты не обязан мне это рассказывать.

– Но я должен! Должен кому-то рассказать! – Голос Фелла взлетел и напрягся, как у перепуганной девушки. – Соня, если я не могу рассказать тебе, кому же я могу рассказать?

Она сжала губы в тонкую линию и кивнула.

– Говори.

Фелл прерывисто вдохнул, сплетая и расплетая пальцы на коленях.

– После секса я кусал их в руки, в ноги, в пах... Будто целовал, только они вопили и испускали кровь, а не стоны удовольствия. И это было не от голода, нет1 Морган достаточно снабжал нас кровью в бутылках. Я это делал... ради удовольствия!Это было лучше секса, лучше наркотиков, лучше чего угодно. Я тогда ощущал, что живу!Как в моих кошмарах, только меня уже не пугало то, что я делаю.

А Морган оставался в комнате и смотрел, как я все это делаю. Я Бога молю: пусть окажется, что это он управлял мною. Потому что иначе это делал я.

– Что было, то прошло. Ты снова обрел сознание, а с ним – самостоятельность. Что бы ты ни делал под влиянием Моргана, с этим покончено. Только от тебя зависит это осознать и принять, Тим.

– Не называй меня Тим. Я уже не Тим – по сути своей. Я даже не знаю, кто я и что я. Частично я помню, каково было быть Тимом Сорреллом. Я помню все разы, когда ребята постарше над ним издевались и обзывали его как хотели. Я помню, как он их ненавидел. Помню его родителей и как он их любил, но помню не так, как когда самбыл Тимом. Но я и не то, что хотел сделать из меня Морган. Когда я думаю о том, что делал до того, как снова обрел самосознание, меня блевать тянет. По-моему, все-таки я больше всего – Фелл. Как ты больше Соня Блу, чем Дениз Торн.

– Откуда...

– Зондирование мозга – процесс двусторонний. Когда ты обрабатывала меня на дискотеке, у меня были... не знаю, как назвать. Вспышки образов, что ли? Насчет тебя и Моргана. Что он сделал, чтобы превратить тебя... в тебя теперешнюю.

У Сони дернулся мускул на щеке, и она сильнее сжала баранку.

– Понимаю. Но ты прав, я действительно не думаю о себе как о Дениз. Скорее она – какая-то давняя знакомая.

– И тебе она нравится? Соня ответила не сразу.

– Да, наверное, нравится.

– И мне тоже нравится Тим. Хотя это ему уже ничем не поможет.

– Как это – «не можешь найти»? – проревел Морган, замахиваясь на ренфилда музыкальной шкатулкой из слоновой кости.

Ренфилд успел уклониться в последний момент, вздрогнув, когда шкатулка разлетелась вдребезги, ударившись в дубовую панель рядом с его головой.

– Именно так, милорд. Доктора нет ни в лаборатории, ни в его комнатах.

– Ты хочешь сказать, что ему удалось сбежать?

– Не совсем так, милорд. Он... он где-то в доме.

– Поразительная проницательность! Если он в доме, почему ты не привел его ко мне?

– Он не в ядре,милорд. Он где-то во внешнихкомнатах. В «Западне Призраков».

Произнеся эти слова, ренфилд втянул голову в плечи, как черепаха.

– Черт бы побрал этого проклятого наркомана да вверг бы его душу в ад без наркотиков! – заверещал Морган, взмахом руки сметая книги и безделушки с ближайшей книжной полки. – Это его работа! Он нарочноподстроил крушение моих планов!

Вампир резко обернулся к дрожащему ренфилду и ткнул пальцем в его сторону.

– Ты! Немедленно чтоб обыскали внешние комнаты, понятно? Возьми всех!

– Но... но, милорд!

– Выполняй!

Ренфилд выбежал прочь, оставив Моргана кипеть в одиночестве.

Не надо было доверять Хауэллу, с самого начала не надо было! Нестабильность ученого проявлялась еще до того, как наркотики стали решающим фактором. Но именно его странности и дали Моргану возможность к нему подобраться. И как ни обидно было повелителю вампиров это признавать, ошибку допустил он сам. На него произвело впечатление незаурядное умение Хауэлла обращаться с технологиями, и он дал ученому больше самостоятельности, пренебрегая осторожностью. И сейчас Морган расплачивался за то, что не держал своего дрессированного генетика на более коротком поводке.

Если весть о его унижении обыкновенным человекомвыйдет за пределы дома, он станет посмешищем всех Ноблей! Хуже того, его сочтут слабым, и тогда в опасности окажутся все заключенные им союзы, и может начаться новая война родов – против него! Его могут заставить отказаться от титула лорда! Какое удовольствие получат от его падения шакалы вроде Панглосса и Верите!

Вот куда привела его надежда на технику и науку, на людское чародейство. Не следовало так полагаться на результат работы людей. Подобные вещи всегда сбивали с толку и несколько пугали Притворщиков, и Морган в этом ничем не отличался от других, но мощь этих средств была слишком заманчивой, чтобы оставить их в руках людей.

Ладно, пусть Хауэлл будет некромантом несравненной силы в своей мастерской чародея постъядерных времен, ему это не поможет, когда его привяжут к креслу. У Моргана много интересного найдется для доктора Хауэлла. Лишить его любимого белого порошка – это будет только началом всего, что ждет эту неблагодарную свинью. Быть может, несколько разумно приложенных медицинских зондов научат его лучше ценить старших. Конечно, доброго доктора придется заставить самого заняться своим свежеванием и последующей вивисекцией. Моргану давно уже не надо самому марать руки кровью своих жертв.

Но сперва этого предателя надо еще поймать.

Морган грохнул кулаком по столу, разбив импортный итальянский мрамор. Брэйнард Хауэлл коварен, тщеславен и неблагодарен, но он не глуп.

Этот тип знает, что внешние комнаты, окружающие ядро «Западни Призраков», опасны, особенно для Притворщиков и людей с псионическими способностями. Раньше это было к выгоде Моргана, но бегство Хауэлла обернуло это преимущество против него.