Синдикат

– Ты выглядишь таким уставшим. – Снимая с меня пиджак, она обеспокоенно хмурила брови.

– Да, есть немного.

Она раздела меня полностью – сделав исключение только для оружия и предоставив мне возиться с ним самому, – а потом выскользнула из своей одежды и улеглась рядом.

Я спросил:

– Ты можешь подержать меня на коленях?

И она, баюкая, как мать, держала меня на коленях, а я был ребенком. Я чувствовал, что засыпаю.

Когда я проснулся, она свернулась у меня на груди. В комнате был темно. Я посмотрел на часы. Четыре часа утра.

Она зашевелилась:

– Что тебя разбудило?

– Кое-что вспомнил.

Она села, покрывало спустилось ей на талию. На меня с любопытством глядели ее груди. Я добавил:

– Припомнил, что сегодня вечером тебя не любил. Она прыснула этим своим игривым смешком:

– Опоздал. Уже настало утро.

Я же чувствовал, что лицо у меня слишком серьезное, но не мог ничего с этим поделать.

– Не так уж и поздно, – возразил я и взял ее. Это был первый и единственный раз, когда я овладел ей, не собираясь выходить до самого конца. Это было чудесно. Мы кончили одновременно и заплакали.

Потом крепко обнялись.

– Знаешь, это может привести к маленьким Натанам и Мэри Энн, – заметила она, поглядев на меня с еле заметной улыбкой.

– Знаю, – ответил я.

На следующее утро я ей все рассказал. Не всю правду, если уж быть точным, а что-то близкое. Я проснулся, а она уже приготовила чай, и, когда я вошел в кухню, мне улыбнулась. Стояла там, в этом своем черном кимоно с красными и белыми цветами, которое было на ней в нашу первую ночь, наливала мне чай, и я стал ей рассказывать.

– Джимми умер.

Она прижала руку к груди. Потом медленно села.

– Твой брат работал на гангстеров. Может, он этим занимался, чтобы собрать материал для статьи и воплотить в реальность свою мечту – попасть в «Триб». Сейчас это не имеет значения. Главное – он работал на мафию, и его убили.

Ее глаза были распахнуты настежь – точь-в-точь одиннадцатилетняя девочка.

– Вот в чем причина событий на той башне. Я сунул нос в чужие дела, и это меня чуть не погубило. Позапрошлой ночью в меня стреляли, а стоявший рядом со мной человек, который знал твоего брата, был убит.

Ее всю трясло. Я обнял ее. Она пристально глядела прямо перед собой, как будто меня тут и не было.

Через какое-то время я сказал:

– Мы ничего не можем поделать.

– Но где его... Я...

Оттолкнув меня, она выбежала из комнаты.

Я за ней.

Она стояла на коленях перед стульчаком в ванной.

Ее вывернуло, а потом я повел ее в студию. Солнце пробивалось сквозь стеклянную крышу. Матраса Алонсо уже не было, его место заняла потертая софа. Мы сели на нее. В лучах света плавали пылинки.

– А властям известно? – спросила Мэри Энн. Судя по голосу, она держала себя в руках.

– Нет, – ответил я. – Я ведь не могу ничего доказать.

Она взглянула на меня колким взглядом и спросила недоверчиво:

– Ты не можешь – что?

– Я даже не знаю, где его похоронили.

– Тогда как же ты можешь утверждать, что его на самом деле убили?

– Фрэнк Нитти мне сказал.

– Фрэнк Нитти?..

– Я был у него прошлой ночью. Я думал, что это Нитти послал того человека убить меня. Я ошибся, но теперь это неважно. Попытаюсь объяснить. Гангстер по имени Тед Ньюбери организовал покушение на Фрэнка Нитти, и в результате этого погиб твой брат.

Она напряженно попыталась ухватить суть.

– Ньюбери, – повторила она. – Он ведь умер, верно? Я читала в газетах. Именно он виноват в смерти Джимми?

Хоть это и было далеко от правды, я кивнул.

– Можем мы хоть что-нибудь предпринять? Что мы можем сделать, Натан?

– Ничего, ровным счетом ничего. Ньюбери умер. Нитти избавился от тела твоего брата. Ничего нельзя доказать. Прости меня. Это ужасно, но тебе надо привыкать с этим жить.

– Мы должны кому-нибудь сообщить. Полиции. Газетам. Кому-нибудь...

Я держал ее руку в своих:

– Нет. Твой брат может быть объявлен гангстером убитым в перестрелке. Разве ты хочешь этого? Ты ведь делаешь карьеру, Мэри Энн...

– Неужели ты думаешь, что я настолько уж глупа?

– Прости меня.

– Я должна, должна хотя бы сказать папе.

– Не советую.

Она снова взглянула на меня в замешательстве.

Я объяснил:

– Это все равно, что его убить. Позволь ему думать, что Джимми мотается по стране. Пусть он надеется, что когда-нибудь, однажды, сын вернется. Так человечнее.

– Я... я даже не знаю...

– Мэри Энн, поверь мне, много чего людям лучше не знать.

Она подумала и, поднимаясь, сказала:

– Наверное, ты прав.

Стоя ко мне спиной, она добавила:

– Натан, можешь ты меня оставить одну на какое-то время? Мне хоть немного нужно побыть одной.

– Конечно. – Я встал и вышел из комнаты. Уже в дверях она крепко обняла меня, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.

– Позвони мне вечером, – пробормотала она мне в грудь. – Я тебя люблю, Натан, все еще люблю. Это ничего не изменило. Ничего.

– И я тебя тоже люблю, Мэри Энн.

Она посмотрела мне в лицо:

– Я ведь тебе говорила – ничего от меня не утаивай. Ничего... Ты мог бы скрыть это от меня. Ты смелый, Натан. Ты очень смелый. Я хочу, чтобы ты знал, как я тебя уважаю.

Я поцеловал ее в лоб и пошел, и пока спускался по лестнице, чувствовал на себе ее взгляд. Ладно, уважение ее я заимел, хоть и не заслуживал, но заимел. А что касается ее любви, то она уже угасала. Я знал, что рассказав прекрасной даме горькую правду, никогда уже не буду в ее глазах смелым рыцарем.

Она не знала, что я убил ее брата, но это не меняло дела. Я убил ее романтические представления о самом себе, вот что было плохо. Я убил ее мечту о том, что я – настоящий детектив, который сможет найти ее брата-героя и восстановить попранную справедливость. Я убил счастливый конец.

Часть IV

Несбывшиеся ожидания

1 сентября 1933 г.

Глава 30

Я корпел над какими-то отчетами по страхованию, в окна конторы хлестал дождь. Вошел без дождевика, а потому промокший, Элиот.

– Этот проклятый дождь никогда не перестанет, – сказал он, проходя и садясь напротив меня.

– Рад, что ты сообразил, как от него спастись, – заметил я в ответ.

– Похоже на то, что у тебя теперь все время есть работа.

– Да, для начала все идет неплохо.

– Чего стоит только одна работа на Выставке! Удачный год!

Я кивнул и отложил ручку:

– Итак, завтра ты уезжаешь.

– Да, утром. Мы с Бетти и «форд», полный барахла.

– А что именно ты сделал для Департамента юстиции, чтобы заслужить Цинциннати?

– Ну, – усмехнулся он, – куда же еще можно отправить агента по «сухому закону», который вот-вот отменят? Поеду гонять самогонщиков. Как думаешь, справлюсь?

– Дробовики этих деревенских придурков могут убивать не хуже автоматов.

– Догадываюсь. Но я никогда и не представлял себя в роли нашпигованной дробью дичи.

– Элиот Несс в роли дичи – это дико.

Он рассмеялся, но вид у него был невеселый. Я понимал, каково ему.

– Будешь в Цинциннати, загляни при случае, – сказал Элиот.

– Загляну. Твои люди остаются здесь. Надеюсь, ты будешь время от времени их проведывать.

– Я тоже на это надеюсь.

– А стоило все это таких трудов, Элиот?

– Что?

– Давать такой бой. Сажать Капоне. Вообще все.

– Тем, что повязали Капоне, я удовлетворен. Беда том, что никто и ухом не ведет по поводу Нитти. Эдгар Гувер предпочитает гоняться за такими преступниками, как Диллинджер, потому что он на виду общественности.

– А потом ты ведь знаешь, что, когда тебя здесь не будет, о Чикаго позаботится Мелвин Парвис.

– Ха, этот бесполезный глупец! Мальчишка, который не может узнать и сыщика из своей команды!

Тут Элиот понял, что я его разыгрываю, и мы оба заухмылялись.