Страница 43 из 50
Лаура д’Абрантес писала: «От этой смерти всех поразил страх… В жизни этой женщины постоянно присутствовал человек, ниспосланный небом и царствовавший над всем миром… В день, когда его могущество угасло, душа этой женщины угасла вслед за этим! В этом заключается глубокая тайна, которую можно понимать умом, но никогда не суждено раскрыть».
Герцогиня д’Абрантес говорит о глубокой тайне, и она права. И так как ее, якобы, не суждено раскрыть, попытаемся хотя бы пролить свет на некоторые факты, которые с течением времени кажутся все более и более подозрительными.
Известно, что после развода присутствие Жозефины в Париже весьма стесняло Наполеона и особенно его вторую жену Марию-Луизу. Ведь получалось, что у Франции было одновременно две Императрицы! Этот титул, сохраненный за Жозефиной, чтобы облегчить развод, значил все больше и больше, и Император начал об этом сожалеть. Однако он соблюдал свои обязательства.
После крушения Империи и высылки Наполеона на остров Эльба Людовик XVIII вернулся в Париж и воцарился на троне. Можно ли допустить, что этот новоявленный король мог править спокойно, зная, что Императрица Жозефина находится в трех льё от Парижа? Договор в Фонтенбло сохранил за ней этот титул, и после Реставрации имело место странное зрелище: король Людовик XVIII правил в Париже, а Императрица Жозефина правила в Мальмезоне. Можно себе представить дискомфорт, который это вызывало у нового короля, и как ему не нравилось, например, писать Жозефине. Как к ней обращаться? Ваше Величество? Но этот титул должен был принадлежать только ему, единственному королю Франции, а также его жене Марии-Жозефе-Луизе Савойской!
Однако лекарство от этого существовало: ссылка! Сам король и его семья, разве не возвратились ли они из двадцатитрехлетнего изгнания? А Император Наполеон, разве не был он отправлен в ссылку в свою очередь? Но применять такую меру к Жозефине было нельзя. Это противоречило договору в Фонтенбло, и Александр I, редактировавший текст договора, не позволил бы этого. Получался замкнутый круг! А кроме того, имелся еще и принц Евгений, представлявший реальную опасность для королевства. Вице-король Италии был большой проблемой для нового режима, так как его популярность и престиж остались неизменны.
Граф Артуа, после своего возвращения в Париж, проявил себя самым ожесточенным, самым непримиримым противником тех, кто служил Империи. И Людовик XVIII слишком часто уступал реваншистским инстинктам своего брата. Но для того, чтобы отделаться от Жозефины, особенно в присутствии союзных войск в Париже, нужно было быть гибким, и в отношении нее стали использовать метод создающей иллюзию реальности. Жозефине начали демонстрировать всевозможные доказательства «милости» короля, стали вести себя так, что бедная женщина могла подумать, что она вновь стала первой дамой Франции.
С другой стороны, не будем забывать, что по возвращении Людовика XVIII одним из первых, кто поспешил перейти к нему на службу, стал господин Шарль-Морис де Талейран. 1 апреля 1814 года он стал председателем Временного правительства, а 13 мая — министром иностранных дел. Изменив Наполеону, этот умный и коварный человек сделал ставку на Людовика XVIII, с которым были теперь связаны все его амбиции. Для возведения его на престол и для удержания его там он готов был на все.
Но вернемся пока к странной болезни Жозефины. Мы уже знаем, что болезнь эта длилась девятнадцать дней. Итак, первые признаки недомогания появились 10 мая. 11 мая приступы были настолько сильными, что Жозефина несколько раз теряла сознание, но потом ей стало лучше. 14 мая после завтрака, данного в Сан-Лё в честь царя Александра I, она вновь была поражена жестоким приступом.
Мадмуазель д’Арвийон уточняет: «Императрица оставила Сан-Лё и вернулась в Мальмезон во вторник. Как я уже говорила, в этот день Ее Величество обедала за столом; она не выглядела больной, разве что испытывала чуть большую усталость от поездки: иначе могла бы я уехать? Но когда она уже умерла, мне сообщили, что вечером того же дня во вторник Императрица почувствовала неясные дрожи, частую тошноту, зловещие симптомы сильной и глубокой боли в груди. Ее Величество провела ужасно утомительную ночь, а на следующее утро на всем ее теле появилась сыпь, в основном в руках и в груди. Эта сыпь оставалась двадцать четыре часа, и исчезла так же внезапно, как и появилась».
Этим же вечером личный врач Жозефины доктор Оро диагностировал насморк и прописал ей рвотное! Заметим, предписание полностью противоречит диагнозу! Неожиданность недомогания и повторяющиеся потери сознания, которые оно вызывало, не могли соответствовать простуде, о которой историки говорят вот уже два века, как будто не допуская ничего другого!
24 мая Жозефина проснулась со жгучей болью в горле.
25 мая вечером последовал новый острый приступ. Ее дочь Гортензия, в отсутствие доктора Оро, жившего в Париже, решила вызвать врача из соседней деревни Рюэй.
26 мая Жозефине стало лучше и она предложила герцогине д’Абрантес приехать к ней 28-го в сопровождении лорда Катхарта. По итогам встречи герцогиня писала: «Я покинула ее в состоянии, мало угрожающем ее здоровью». Действительно, говорят ли так о человеке, мучимом болезнью, которого через три дня уже не будет в живых?
На следующий день 27-го был новый приступ. За Жозефиной ухаживал доктор Оро, но она согласилась быть дополнительно осмотренной доктором сэром Джеймсом Уили, хирургом Александра I.
Относительно доктора Уили можно сказать следующее: в 1801 году во время убийства царя Павла I, у которого он был личным врачом, он согласился фальсифицировать причины смерти, констатировав смерть от апоплексического удара. И это при том, что Павел I был убит, а затем еще и задушен! Его сына Александра I всегда подозревали в организации этого дворцового переворота, в котором он, в конечном итоге, оказался главным заинтересованным лицом. Для компенсации такого рвения, Александр I взял Уили к себе личным врачом и быстро назначил его директором Медицинско-хирургической Академии.
28 мая Жозефина уже совсем ничего не понимала и не воспринимала! Доктор Оро считал, что она «была, как пьяная». Но это не было опьянением. Она стонала от нестерпимой боли, раздиравшей ее горло. Менее чем через двадцать четыре часа смерть прекратила эти жестокие страдания.
Что можно сказать о заключении по вскрытию трупа, сделанном доктором Бекларом? Даже не будучи специалистом, удивляешься, читая следующее: Легкие, прилегающие к плевре, и бронхи кажутся серьезно пораженными». Как это кажутся? И это уважаемый специалист пишет такое? Либо легкие и бронхи поражены, либо — не поражены, и ни в коем случае, они не могут казаться пораженными!
С официальной версией смерти Жозефины трудно согласиться, и этому есть несколько причин.
Во-первых, странно, что до сих пор нет единого мнения о болезни, погубившей совсем еще не старую по возрасту Жозефину. Одни авторы называют инфекционную ангину, другие — дифтерию или дифтерит, третьи — катаральную горячку.
Во-вторых, личный врач Жозефины давал ей рвотное и прочищал ей желудок. Трудно представить, как опытный врач мог предписывать такое, продиагностировав обыкновенный насморк!
В последние годы стала весьма популярной версия о том, что Жозефина не умерла от простой ангины, а была устранена. Во всяком случае, ряд современных историков придерживается такого мнения.
В частности, Ги Бретон пишет, ссылаясь на неизданные «Мемуары» бывшей любовницы Наполеона Франсуазы Пеллапра, что некая мадам Жобер рассказывала со слов своей старшей сестры, бывшей санитаркой у Жозефины, что масло «Пальма Кристи», при помощи которого та очищалась, «оказалось или слишком ядовитым или поддельным и стало причиной сильного расстройства здоровья, после чего несколько дней у нее была высокая температура».
Тот же Ги Бретон пишет: «Жозефина умерла от инфекционной ангины. Однако же, спустя несколько лет после этого, пошли слухи о том, что она была отравлена. Говорили, что бывшая Императрица заболела после того, как получила отравленный букет цветов от Талейрана…»