Страница 4 из 50
Действительно, именно так, к сожалению, пишется история. А ведь по итогам своих же собственных отчетов о сражении (Наполеон, понятное дело, ничего об этом писать и не думал) Ожеро получил памятное Аркольское знамя, которое после его смерти было передано его вдовой в музей артиллерии, где оно до сих пор хранится в одном из залов.
Относительно действий генерала Бонапарта у Мармона мы читаем:
Генерал Бонапарт, узнав об этом поражении, прибыл в дивизию со своим штабом для того, чтобы попытаться возобновить попытки Ожеро. Для поднятия боевого духа солдат он сам встал во главе колонны: он схватил знамя, и на этот раз колонна двинулась за ним.
Подойдя к мосту на расстояние двухсот шагов, мы, может быть, и преодолели бы его, невзирая на убийственный огонь противника, но тут один пехотный офицер, обхватив руками главнокомандующего, закричал: "Мой генерал, вас же убьют, и тогда мы пропали. Я не пущу вас дальше, это место не ваше".
Как видим, Мармон четко указывает на то, что Бонапарт не дошел до пресловутого моста около двухсот метров. Так что и речи не может идти о том, будто главнокомандующий «схватил знамя, бросился на мост и водрузил его там». Во всяком случае, эта версия самого Наполеона находится в полном противоречии с версией Мармона, находившегося рядом.
Далее Мармон пишет:
Я находился впереди генерала Бонапарта, а справа от меня шел один из моих друзей, тоже адъютант главнокомандующего, прекрасный офицер, недавно прибывший в армию. Его имя было Мюирон, и это имя впоследствии было дано фрегату, на котором Бонапарт возвращался из Египта. Я обернулся, чтобы посмотреть, идут ли за мной. Увидев Бонапарта в руках офицера, о котором я говорил выше, я подумал, что генерал ранен: в один момент вокруг него образовалась толпа.
Когда голова колонны располагается так близко от противника и не движется вперед, она должна отходить: совершенно необходимо, чтобы она находилась в движении для избежания поражения огнем противника. Здесь же беспорядок был таков, что генерал Бонапарт упал с плотины в заполненный водой канал, в узкий канал, прорытый давным-давно для добычи земли для строительства плотины. Луи Бонапарт и я бросились к главнокомандующему, попавшему в опасное положение; адъютант генерала Доммартэна, которого звали Фор де Жьер, отдал ему свою лошадь, и главнокомандующий вернулся в Ронко, где смог обсушиться и сменить одежду.
Очень любопытное свидетельство! Получается, что Наполеон не только не показал со знаменем в руках примера мужества, повлиявшего на исход сражения, но и создал (пусть, невольно) в узком дефиле беспорядок, приведший к дополнительным жертвам. Атака в очередной раз захлебнулась, а насквозь промокшего главнокомандующего увезли в тыл.
Мармон делает вывод:
Вот еще одна история другого знамени, которое на многих гравюрах изображено в руках Бонапарта, пересекающего Аркольский мост. Эта атака, простое дерзкое предприятие, также ни к чему не привела. Единственный раз во время Итальянской кампании я видел генерала Бонапарта, попавшего в реальную и большую опасность для своей жизни.
Наполеон, как и Ожеро, получил памятное Аркольское знамя, которое было им передано Ланну, долго хранилось в его семье, но в конце XIX века было утеряно.
Относительно подвига полковника Мюирона Мармон пишет следующее:
Мюирон пропал без вести в этой суматохе; возможно, он был сражен пулей и упал в воды Альпона.
Здесь Мармона трудно упрекнуть в предвзятости. Жан-Батист Мюирон был его другом детства, так что умышленно принижать его заслуги у Мармона не было никакого резона. Скорее всего, Мюирон, действительно, пропал без вести в возникшей сутолоке. Он был честным и храбрым офицером, погиб от австрийской пули и, по мнению Мармона, совершенно не нуждается в каких-либо вымышленных легендах.
Как видим, с самого начала своей военной карьеры Наполеон начал заниматься тем, что приукрашивал отчеты о своих победах, очень часто приписывая себе то, чего не было вообще, либо то, что совершали другие.
Тот же Мармон, на протяжении долгих лет бывший ближайшим сподвижником Наполеона, рассказывает нам, в частности, историю, связанную с наполеоновскими бюллетенями о сражении при Маренго, которое складывалось для Наполеона крайне неудачно и лишь по счастливой случайности (своевременный подход войск генерала Дезе) завершилось победой французов. В этой истории в полной мере раскрывается наполеоновская «кухня» подготовки «достоверной информации» для последующих поколений:
Рассказ об этом сражении, опубликованный в официальном бюллетене, был более или менее верным. Военный департамент получил приказ развить это повествование и добавить к нему некоторые эпизоды. Пять лет спустя, император затребовал эту работу; он остался недоволен, многое вычеркнул и продиктовал другой текст, в котором едва ли половина была правдивой, а затем предписал подготовить рассказ для Мемориала на основе этих данных. Наконец, три года спустя, император решил снова пересмотреть работу: она вновь ему не понравилась, и ее постигла судьба предыдущей; наконец, он выдал окончательный вариант, в котором уже ложным было все.
Этой же теме посвящена работа современного французского историка Седрика Куто «Наполеон Бонапарт: создание легенды».
Седрик Куто утверждает (и в этом с ним трудно не согласиться), что так называемые бюллетени всегда были пропагандистскими органами Великой Армии и ее главнокомандующего. Они «в сжатой форме давали представление о сражениях, выставляя вперед военные возможности Наполеона». Бюллетени диктовались непосредственно Наполеоном, а затем публиковались в его официальном вестнике «Монитор», откуда их перепечатывали все остальные газеты.
Как пишет Куто, эти бюллетени имели целью дать «солдатам чувство гордости, конкретизируя военные шедевры их хозяина». Кроме того, они служили для укрепления духа гражданского населения, поэтому они были обязательными для оглашения вслух на всей территории Франции.
Именно это дает видному французскому историку-наполеонисту Жану Тюлару право заявлять, что «опасно писать военную историю, основываясь на бюллетенях. Наполеон не рассказывает в них о себе, он в них рисуется для своих современников и для последующих поколений».
Седрик Куто, говоря о назначении наполеоновских бюллетеней, даже вводит своеобразный термин «сублимация героя».
Далее в своей статье он обращается к рассматриваемому нами примеру под условным названием «Наполеон на Аркольском мосту». Куто пишет: «Картина Гро «Наполеон на Аркольском мосту» представляет нам героя Революции. Молодой генерал с развевающимися на ветру волосами держит в руках знамя 4-й полубригады линейной пехоты и идет во главе своих людей, чтобы покончить с проклятыми австрийцами. В течение трех дней сражения генерал не проявил себя в том смысле, в каком картина показывает нам его храбрость и предназначение. Но чего картина не показывает вовсе, так это того, что мост так и не был взят французскими войсками, и что под неприятельским огнем генерал свалился в канал, находившийся возле моста».
В своих бюллетенях, связанных с поражениями, Наполеон не то, чтобы обманывал французов, но он, по словам Куто, «манипулировал правдой с целью скрыть их реальные масштабы».
Кроме того, важной целью бюллетеней было выставить вперед военные подвиги Наполеона, принизив заслуги его приближенных. Так, например, в бюллетене от 15 октября 1806 года, касавшегося победы при Йене отведен в тень подвиг маршала Даву при Ауэрштадте.
Чем серьезнее были поражения, тем лаконичнее были наполеоновские бюллетени. Причины поражений также назывались самые нелепые, конечно же, не имеющие никакого отношения к Наполеону. В частности, поражение в сражении при Лейпциге было объяснено ошибкой какого-то капрала, раньше времени взорвавшего мост через Эльстер.