Страница 48 из 51
Оливер потер руки.
– Итак, когда отправимся к нему на встречу?
– Роберт явится к вам в кабинет в «Миддл темпл» завтра вечером. Джордж полагает, что в семье Хартингтонов нет такого секрета, которым он не пожелал бы поделиться, разумеется, за вознаграждение.
Глава 30
Приготовленный миссис Тримбл обед был превосходен, но Уильяму Каннингему кусок не лез в горло. Обсуждаемая за столом тема повергла его в ужас. Хотя они с преподобным Тримблом все еще не посещали Мелбери-Холл, приходской священник получал сообщения из различных источников о состоянии дел в соседнем имении. Информация не отличалась разнообразием, только и было разговоров, что о беспрецедентной жестокости и насилии сквайра.
Директор школы возвращался домой, когда деревню объяла тьма.
Внимание учителя привлек знакомый свист, донесшийся со стороны восточной стены школы. Он двинулся на звук. Его ждал Джона.
– Как там у вас дела, мой друг? Как леди Уэнтуорт?
Он увел Джону за здание школы, где их не могли обнаружить.
– Леди Уэнтуорт просит вас завтра на рассвете приехать в Рощу и пригнать экипаж.
– Кто-нибудь ранен? Мы можем отправиться немедленно.
Джона покачал головой.
– Сторож сквайра убьет вас, если вы появитесь сейчас. Она считает, что утром вы будете в безопасности.
– Я должен кого-то забрать? Кого-нибудь из слуг?
– Да, – подтвердил Джона. – Горничную Вай. Сквайр положил на нее глаз, и бедная девочка готова покончить с собой. Мы уже два дня как прячем ее в Роще. Мне пора, сэр.
– Ладно, Джона. Спасибо, что пришел.
– Так вы будете там на заре?
– Обязательно, – ответил Каннингем.
– Куда ты меня ведешь? – спросила Ребекка, следуя за Стенмором в крыло Солгрейва, где еще ни разу не была.
– Не спрашивай, просто иди, и все, – ответил граф.
Стенмор нес подсвечник с зажженными свечами.
Ребекка огляделась, скользя взглядом по запертым дверям. В нос ударил затхлый запах давно не проветриваемых помещений. Перед двустворчатой дверью они остановились.
– Куда мы пришли? – тихо спросила Ребекка.
– Здесь комнаты, в которых жил мой отец. – Поколебавшись, граф распахнул дверь и вошел.
– Почти восемь лет это была его тюрьма. Эта кровать служила ему местом преступления и наказания одновременно.
Ребекке захотелось подойти к нему. Обнять. Сказать, как сильно она любит его.
– Восемь лет отец пролежал в этой постели. Добровольно заточив себя в этой комнате. Терзаемый чувством вины, восемь лет пролежал он здесь и однажды покаялся мне в своих грехах.
Ребекка хотела сказать, что все это уже знает, но Стенмору нужно было выговориться, и она промолчала.
– Джеймс – не мой сын. Думаю, живя здесь, ты могла об этом догадаться, видя, как я отношусь к мальчику.
Ей оставалось лишь кивнуть.
– Отец рассказал мне, что сошелся с Элизабет вскоре после моего отъезда. Что она была несчастлива со мной в браке, что они увлеклись друг другом. Беременность Элизабет потрясла их обоих. Однако отец решил выдать будущего ребенка за моего, полагая, что разница в два месяца не имеет особого значения.
Ребекка прошла в комнату и, прикрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной.
– Он изолировал Элизабет от общества, сославшись на то, что у нее тяжело протекает беременность. Это дало им возможность и дальше заниматься любовью. В положенный срок, когда Элизабет должна была разрешиться от бремени, в том случае, если бы ребенок был мой, отец дал официальное объявление. Причем объявил о рождении мальчика.
Граф нервно провел рукой по лицу.
– Он собирался отдать младенца, если бы родилась девочка, а официально сообщить, что ребенок заболел и умер.
Элизабет ни в чем ему не перечила. До того дня, когда родился Джеймс. Когда она узнала, что из-за деформированной руки отец хочет отдать ребенка, она воспротивилась его планам, впервые в жизни проявив мужество. Видимо, в ней пробудился материнский инстинкт.
Стенмор взглянул на Ребекку.
– Она убежала. Взяла Джеймса и убежала, проявив самостоятельность, столь несвойственную ее характеру. Убежала, потому что не хотела разлучаться с ребенком, хотела видеть его живым и здоровым.
В глазах Стенмора блеснули слезы.
– Я никогда никому не рассказывал о прошлом. Ни об Элизабет, ни об отце. Я никого не пускал сюда. – Он прикоснулся к сердцу.
Ребекка приблизилась к нему и обняла. Он крепко прижал ее к себе.
– Но от тебя, Ребекка, я ничего не стану скрывать. Я не без греха. Во многих отношениях я ничем не лучше отца. Я бы никогда не стал искать ни Джеймса, ни Элизабет, если бы отец на смертном одре не умолял меня простить его и вернуть Джеймса. Я пообещал выполнить его просьбу и велел Берчу разыскать тебя. Остается лишь благодарить судьбу за то, что свела нас с тобой.
Ребекка нежно поцеловала Стенмора.
– Я люблю тебя, Ребекка. Что бы ни было скрыто в твоем прошлом, это не имеет для меня значения. Я не позволю тебе уехать.
Он обхватил ладонями ее лицо.
– Ты нужна мне. Нужна Джеймсу. Ты дала нам обоим шанс на жизнь. Мы с тобой поженимся.
– Я совершила убийство, – едва слышно произнесла Ребекка. – Убила человека, защищая свою честь. Я не хотела его смерти, но другого выхода у меня не было. И я сбежала. И опять должна бежать, потому что рано или поздно меня найдут.
Ребекка крепко сжимала Стенмора в объятиях, не решаясь поднять голову, не зная, как он отреагирует на ее признание.
– Я знаю, что это трусость. Но не допущу, чтобы меня арестовали, пока я как-то связана с тобой и Джеймсом, чтобы мой позор запятнал твое доброе имя.
– К черту мое имя! – Стенмор отстранился от Ребекки и заглянул ей в лицо. – Я знаю тебя, Ребекка. Ты не обидишь и мухи, если этого можно избежать. Я использую все свои связи и добьюсь для тебя прощения. Пойду к королю.
– Нет! Я должна уехать!
– Тогда я поеду с тобой.
Ребекка заплакала навзрыд. Стенмор нежно взял ее за подбородок.
– Я не знал, что такое счастье, пока не встретился с тобой. Джеймс – следующий граф. Наш род не прекратится. Воля отца будет выполнена. Мы вместе отправимся в колонии.
Ребекка закрыла ему рот ладонью и покачала головой.
– Ты не можешь бросить Джейми. Ты нужен ему. Нужен своим людям.
– Ребекка! Мы с тобой созданы друг для друга. Я готов на все, только бы мы были вместе.
Ребекка не стала возражать. Не хотела омрачать оставшиеся им перед расставанием дни. Она увезет с собой воспоминания об этих моментах счастья.
Глубокой ночью Миллисент выскользнула из дома и устремилась в Рощу. Увидев ее, Джона и Вайолет вышли на прогалину.
– Скоро подойдет мистер Каннингем! – сообщила Миллисент, всматриваясь в дорогу. – Может, пойдем ему навстречу?
– Я успею сбегать в дом, миледи?
– А вдруг тебя увидят?
– Я быстро – одна нога там, другая здесь, – прошептала девушка. – На чердаке под матрасом я спрятала мамин медальон. Хочу также забрать шаль, которую мне связала бабушка.
В этот момент появился Каннингем. Он вел под уздцы лошадь, запряженную в коляску. Миллисент бросилась к нему. Вай последовала за ней.
– Мистер Каннингем, – прошептала Миллисент. – Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы делаете.
Каннингем поднес к лицу Миллисент фонарь, и во взгляде его отразилась боль. Только сейчас молодая женщина вспомнила, что не надела ни шляпу, ни вуаль, чтобы скрыть следы побоев.
– Можно, я сбегаю в дом, миледи?
– Иди, Вай, только не задерживайся.
Служанка помчалась к господскому дому, проскользнула внутрь и стала быстро подниматься по лестнице.
До чердака оставалось несколько ступенек, когда Вай услышала тяжелые шаги за спиной и в ужасе застыла. Человек нес свечу. Вай вжалась в стену. Если он поднимется на чердак, то наверняка обнаружит ее.
Но на лестничной площадке этажом ниже человек свернул в коридор, где располагались господские спальни. Вай с облегчением вздохнула, спустилась на нижнюю площадку и двинулась вслед за человеком.