Похищенный

Я рассмеялся:

– Он еще не вернулся?

– Вообще-то он должен был вернуться сегодня. И он является одним из тех людей, с которыми вы должны будете встретиться и побеседовать.

– Ладно, но я сделаю это только потому, что вы платите мне. Последнее, что я слышал о нем, это то, что он отправился в турне читать лекции по делу Линдберга.

– Знаете, – сказал Хоффман, – я могу сказать вам одну вещь, о которой он не упоминал в своих лекциях, – о периоде, когда он был главным подозреваемым по этому делу. У меня есть письменные показания, данные под присягой, согласно которым после того, как Кондон не смог опознать Хауптмана как «Джона» в полицейском участке на Гринвич-стрит в Бронксе и упорно отказывался идентифицировать там Хауптмана... Джефси подвергся шантажу и угрозам со стороны полицейских.

– Меня это нисколько не удивляет.

– Это было в Нью-Йорке. Двое полицейских из Нью-Джерси дали мне понять, что Шварцкопф и его громила Уэлч грозили Кондону, что обвинят его в препятствовании отправлению правосудия – как вы помните, за это судили командора Кертиса, – если старик не изменит своего мнения и не опознает в Хауптмане «кладбищенского Джона».

– Не удивительно, что Джефси запел на другой лад.

– Один полицейский привел следующие слова Кондона: «Я боялся, что мне предъявят обвинение в Нью-Джерси, ведь в этом штате могут даже ангела приговорить к пожизненному заключению».

Я рассмеялся и сказал:

– Это одно из немногих намеренно юмористических замечаний Джефси. Конечно, я поговорю с ним. С кем еще вы хотите, чтобы я встретился?

– Навестите также Гастона Минза.

– Минза?! Разве он не в ливенвортской тюрьме в Канзасе?

– Да, это его официальная федеральная резиденция. Но в настоящее время он находится под наблюдением в больнице «Сент-Элизабет» в Вашингтоне, округ Колумбия, как он сам сообщает, в связи с «высоким мозговым кровяным давлением». Одновременно он засыпал мой офис письмами с признанием своей вины: утверждает, что это он организовал это похищение.

Я вздохнул.

– Это напрасная трата времени, но ладно, я поговорю с ним.

– Вы правы. Но в рассказах этих жуликов всегда есть доля правды или полуправды.

– Это неотъемлемая черта настоящего жулика, губернатор. Позвольте мне угадать следующее имя из вашего списка. Я думаю, это будет командор Джой Хьюз Кертис.

– Ну, может быть не следующий, но он действительно есть в моем списке. Свяжитесь с ним. Вы же понимаете, мистер Геллер, что штат Нью-Джерси осудил Кертиса по обвинению в воспрепятствовании отправлению правосудия исходя из того, что Кертис был связан с бандой похитителей?

– Он отделался штрафом и условным приговором, не так ли?

– Да, но я хочу сказать, что в том же самом зале, где проходил суд над Хауптманом, один из тех же обвинителей и тот же самый судья осудили Кертиса за то, что он якобы имел дело с шестерыми людьми, похитившими ребенка Линдберга, и не сообщил об этом в полицию, помешав тем самым арестовать этих похитителей.

– То есть штат Сад[12], когда нужно было осудить Кертиса, воспользовался версией о существовании банды похитителей, когда же дошла очередь до Хауптмана, склонился к версии о волке-одиночке.

– Вот именно. И это еще не все. Здесь есть еще много чего, очень много... – Он вновь взялся перелистывать бумаги и бойко перечислять факты в пользу Хауптмана.

Копия отчета о медицинском осмотре, проведенном 25 сентября 1934 года доктором Терстоном Декстером (через несколько дней после ареста Хауптмана), свидетельствовала о том, что заключенный «подвергся недавно жестокому избиению, главным образом тупыми предметами».

Часть рабочей документации, подтверждающей слова Хауптмана, что во время похищения он работал в «Маджестик Апартментс», была изменена, часть украдена и скрыта.

Специалист по дактилоскопии Эразмус Хадсон, обнаруживший на лестнице, с помощью которой было совершено похищение, более пятисот отпечатков (ни один из них не принадлежал Хауптману), показал, что инспектор Уэлч просил его, если возможно, подделать отпечатки и был очень огорчен, когда Хадсон отказал ему.

Судья Тренчард отказал Хауптману в просьбе проверить его показания на детекторе лжи.

Были и другие данные, свидетельствующие о неправомерности приговора: эксперт по почеркам, Сэмьюэл Смолл, доказал, что Хауптман писал по системе Палмера-Занера, а не по вертикальной системе «рондо» которой пользовались похитители в своих письмах. В своих показаниях под присягой Смолл заметил: «Вопрос не в том, писал ли Хауптман эти письма Вопрос в том, мог ли он написать их. Мне кажется если пойти в тюрьму и сказать Хауптману: вас освободят, если вы хоть одно предложение. Напишете так, как оно написано в письмах похитителей, – Хауптман никогда не выйдет из тюрьмы».

Разумеется, я знал – как и любой коп, знакомый с судебной системой по серьезным делам, – что эксперты по почерку, как и психиатры, имелись у той и другой стороны и их заключение часто зависело от суммы, которую им заплатили.

– Вы, конечно, понимаете, – сказал Хоффман, – что на одних только специалистов по почеркам штат потратил больше денег, чем на всю защиту Хауптмана.

– Даже несмотря на то, что часть расходов взял на себя Херст?

– Даже несмотря на это. Понадобилось более миллиона долларов, чтобы поместить Хауптмана в камеру смертников... и сейчас в резерве штата не осталось ни одного доллара, чтобы попытаться вызволить его оттуда.

– Простите? – мне не понравилось его заявление.

– Мистер Геллер, следователей, о которых я упоминал, я финансировал сам, из своих скудных сбережений. Этих денег им едва хватает на покрытие расходов.

– Губернатор, я извиняюсь, но условия, которые мы обсудили по телефону, не могут быть предметом торга.

– Не я буду платить вам деньги, мистер Геллер.

– Не вы?

– Нет. Помните, я упомянул о вашем старом друге... одну минутку. – На его столе зазвонил телефон внутренней связи. Искаженный голос что-то сказал губернатору, и он ответил:

– Хорошо, пришлите ее сюда. – Он посмотрел на меня с заготовленной улыбкой и потушил свою сигару. – Ваши услуги оплачивает человек, который рекомендовал вас.

Дверь позади меня открылась, и вошла маленькая красивая женщина в черном платье, отделанном мехом, и черной шляпе с вуалью; темный наряд ее сверкал драгоценностями. Вечно скорбящая Бог знает по кому или чему, в комнату вошла – а в мою жизнь вернулась – Эвелин Уолш Мак-Лин.

– Губернатор, – сказала она, печально улыбнулась и протянула ему руку в черной перчатке; он встал из-за стола и быстро пожал ее. Она повернулась ко мне. Под вуалью ее глаза казались трагическими и восторженными. – Натан, я очень рада вас видеть.

– И я тоже, миссис Мак-Лин, – сказал я, ненадолго взяв ее руку в свою. Я уступил ей свое кресло, а сам сел в другое. Неожиданно, я разволновался.

– Миссис Мак-Лин никогда не утрачивала интереса к делу Линдберга, – сказал губернатор.

– Официальное разрешение этого дела, – проговорила она с величественным видом, – не является удовлетворительным. Осталось много неясных вопросов, и я подумала, что Натан Геллер – тот человек, который сможет разобраться в них.

Конечно, она стала старше, но выглядела по-прежнему прекрасно: тело ее осталось стройным, груди высокими, лицо ее с годами стало более волевым, но не утратило красоты.

– Миссис Мак-Лин сняла квартиру Хауптмана, – сказал Хоффман, – так что вы сможете ее осмотреть. Мы уже приглашали криминолога и специалиста по дереву, чтобы они осмотрели мансарду.

Главным свидетелем обвинения был эксперт по дереву по имени Колер – он должен был давать показания в тот день, когда я присутствовал на суде, но защита помешала ему сделать это.

– Мне показалось нелепым, – сказала Эвелин, – что этот умный и матерый преступник, каким власти пытаются выставить Хауптмана, в одиночку совершивший преступление века, вдруг оказался настолько глупым, чтобы один брус лестницы, с помощью которой он похитил ребенка, сделать из половой доски собственной мансарды.

12

Бытовое название штата Нью-Джерси.