Похищенный

– Отлично, – ответил я, достал десятидолларовую купюру, разорвал ее на две половины и отдал ему одну.

Глаза его расширились: он не знал, злиться ему или радоваться.

– Что это?

Я уже выходил из машины.

– Вторую половину получишь, если подождешь меня. Заезжай за угол и жди. Но сперва найди телефон и позвони лейтенанту Сэпперстейну в сыскное бюро. Скажи ему, что я выследил Бернис Роджерс на Шеридан Роуд 4072 и мне нужна помощь.

– О'кей. Кто передает это сообщение?

– Геллер.

– О'кей, полицейский Геллер.

– Повтори все имена.

– Э-э-э. Лейтенант Сэпперстейн в сыскном бюро. Роджерс. Геллер.

– А адрес?

– Шеридан 4072.

Теперь я ему улыбнулся.

– Умница.

Снег прекратился, однако сильный ветер поднимал его с улицы и разносил во все стороны. Я с удовольствием ощущал на щеках его приятную прохладу. Сердце мое забилось быстрее, когда я пошел к дому. Стараясь успокоить себя, я замедлил дыхание. Напротив шестиквартирного дома, в который вошла блондинка, стоял один из пышно украшенных кинотеатров, которых так много в Чикаго. В нем в тот момент шел «Эрроусмит» с Рональдом Колменом в главной роли. Я еще не успел посмотреть этот фильм.

Но сначала мне нужно было добраться до блондинки. В пугающе тесном вестибюле висело полдюжины почтовых ящиков и было столько же звонков. Под каждым звонком, кроме одного, были указаны имена, однако «Бернис» или «Роджерс» среди них не было. Я нажал на все звонки, кроме безымянного, что стоял под номером 4-В, и стал ждать, надеясь, что кто-то отопрет входную дверь.

Замок в двери щелкнул. Сработало.

Центральная лестница на каждом этаже переходила в небольшую площадку с парой квартирных дверей и затем продолжала свой извилистый путь до следующей площадки. Уборщик занимал квартиру в цокольном этаже, но я не стал спускаться к нему – он мог предупредить владельца дома, что появился коп. Поэтому я поднялся на площадку первого этажа, постучался в дверь квартиры 1-А и стал ждать.

Красотка лет двадцати с локонами, как у знаменитой Клары Бау, выглянула из-за двери, увидела мой жетон и нахмурилась.

– Еще один, – сказала она недовольно, и глядя, как она держит сигарету, я почему-то вспомнил небезызвестную Бетти Буп.

– Простите?

– Я уже платила за квартиру в этом месяце. Вы что, хотите, чтобы я заплатила еще раз?

– Мисс, я пришел, чтобы получить от вас кое-какую информацию. Мне не нужны ваши деньги.

– О, – сказала она уже более приветливо и приоткрыла дверь пошире. Ее стройная маленькая фигура была завернута в цветастое сине-розовое кимоно. Она явно кокетничала, но время выбрала для этого, к сожалению, неудачное.

– Как я могу помочь тебе, ковбой?

– Скажите, не въезжали ли в этот дом в последнее время новые жильцы?

– Нет. А что?

– Ну, тогда, может, вы знаете, есть ли в вашем доме пустующие квартиры?

– Нет. Не думаю. – Она выпустила изо рта кольцо дыма. – А ты не разговаривал с уборщиком?

Я изобразил на лице свою коронную вежливую улыбку:

– Мне гораздо приятнее разговаривать с вами.

Конечно, я не Рональд Колмен, но она, как ни странно, попалась на эту удочку, и на лице ее появилась сладострастная улыбка, отчего сигарета в ее губах чуть приподнялась.

– Я живу здесь уже больше года, ковбой, и за это время никто не въезжал в этот дом.

Я немного подумал над ее словами, потом достал циркуляр и свернул его так, чтобы она видела фотографию Бернис Роджерс.

– Знаете ее?

– Конечно, – ответила она. – Это Бернис Смит. Она живет наверху, в квартире 4-В.

Под звонком как раз в эту квартиру не было имени.

– У нее есть ребенок?

– Да.

– Он совсем малыш?

Вначале она подумала, что это ее я назвал «малышкой», потом поняла, что мне нужно, и сказала:

– А, да. Ему примерно полтора года.

– Какого цвета у него волосы?

– Кажется, светлые.

– А у Бернис?

– Ну, как на этой фотографии. Она брюнетка.

Интересно.

– Если ты ее ищешь, – сказала она, выпустив дым, – то я не уверена, что она сейчас здесь.

– Да?

– Она в отпуске. Уже больше месяца. В квартире сейчас проживает ее брат.

– Спасибо, мисс, – сказал я, положив циркуляр в карман.

– Меня зовут Мари.

– Спасибо, Мари.

– У тебя есть имя, ковбой?

– Нейт, – сказал я.

Ее чувственные губы сложились в улыбку.

– Будь осторожен, Нейт.

Я явно понравился ей. С другой стороны, у меня было чувство, что все, что от меня требуется, – это энергичность. И пять долларов.

Я кивнул ей и стал подниматься по лестнице. Одолев половину пути, я услышал, что она закрыла дверь, и расстегнул пальто. Потом расстегнул пуговицы пиджака и достал из наплечной кобуры пистолет. Я специально заказал свое пальто и костюм в мастерской на Максвелл-стрит, чтобы они хорошо скрывали мой браунинг. Правую руку с пистолетом я спрятал в карман пальто.

И вот я на площадке четвертого этажа перед квартирой 4-В.

Я внимательно посмотрел на дверь, на медные буквы и цифру. Я был один и слегка дрожал; тело наполнилось адреналиновым коктейлем. Может быть, мне подождать, пока подойдет помощь? Или выбить дверь сейчас же? Или постучаться?

Я постучался.

Дверь со скрипом приоткрылась, и на меня с подозрением уставилось грубое, рябое и в то же время красивое лицо женщины.

– Что вам нужно?

Я показал ей свой жетон, но ничего не сказал. Она захлопнула дверь перед моим носом.

Послышался ее испуганный крик:

– Полиция!

Не вынимая руку с пистолетом из пальто, я поднял ногу и ударил эту чертову дверь. Она распахнулась с первой попытки.

Я ворвался в квартиру и увидел, что из-за круглого стола с разложенными на нем картами поспешно поднимаются двое небритых парней с наплечными кобурами, в белых рубашках, с подтяжками и расслабленными на шее галстуками. Оба курили, и комната была наполнена синеватым дымком. Один из парней был страшно худ, с тоненькими усиками и прилизанными, как у Рудольфа Валентине, волосами на затылке. В кобуре у него лежал револьвер. Второй был большим, толстым и неряшливым на вид; перед ним на столе лежал наполовину съеденный бутерброд и стояло несколько бутылок пива. У него тоже был револьвер. Он потянулся за ним, и в этот момент я выстрелил в него дважды. Одна пуля попала в грудь, другая – в голову. Я стрелял прямо через свое чертово пальто. Проклятье!

Женщина завопила. Она стояла в дверях комнаты, которая, как мне показалось, была кухней. Ребенка нигде не было видно.

Тощий перевернул стол и начал палить в меня из-за него. Я нырнул обратно в прихожую и спрятался за стену, а пули его тем временем дырявили деревянную дверь.

– Сдавайся! – крикнул я, прижавшись спиной к стене и чувствуя запах сгоревшего пороха. – Дом окружен. Если хочешь выйти отсюда живым, подними руки, черт возьми!

Стрельба прекратилась.

– Положи свой револьвер на пол и толкни его ко мне в коридор, – сказал я, достав, наконец, свой пистолет из кармана пальто. – Не бросай, а толкни по полу!

После недолгого раздумья парень выполнил мое требование: револьвер довольно сильно стукнулся о плинтус слева от меня, но, к счастью, не выстрелил; из ствола его все еще выходил дым.

– Наконец-то ты образумился, – сказал я, возвращаясь обратно в комнату, но увидел, что выдаю желаемое за действительное.

В одной руке он держал маленького черноволосого ребенка с ангельским личиком, который спал, вероятно, одурманенный наркотиками. Блондинка стояла у стены слева от меня: глаза ее были влажными и округленными, грубое лицо исказилось от страха, одна ее костлявая рука была прижата к щеке. На ней было простое голубое платье, обтягивающее ее фигуру. За ней на стене криво висела мирная гравюра Мэксфилда Парриша.

У тощего были маленькие глаза, но они расширились, обнажив белки, и от этого казались большими. Вид у него был безумный, и казалось, он вполне способен нажать на курок маленького автоматического пистолета, дуло которого упиралось в голову спящего ребенка.