Похищенный

– Меня это не удивляет, черт возьми!

– Вы не волнуйтесь. Успокойтесь.

– Как насчет сына Линдберга?

– Этого ребенка давно нашли мертвым.

Я попытался сесть, но не смог.

– Вы думаете, что я буду молчать...

– Да.

Во мне кипели гнев и отчаяние; не будь я таким слабым и измученным, я бы заорал или даже бросился бы на этого маленького ублюдка. Но я смог только произнести:

– Если нет, я тоже пойду на съедение рыбам, Фрэнк?

Он встал и погладил меня по руке, как отец, успокаивающий своего ребенка.

– Успокойтесь, Нейт. Вы думаете, что я допустил, что Хауптман умер? Это не я виноват в его смерти. Виноват ваш приятель Линдберг. Вы думаете, этот двуличный сукин сын заслуживает своего ребенка? Если бы я хотел, чтобы этот мальчонка обнаружился, то только для того, чтобы этому лицемеру стало стыдно. Всякий раз, когда ему говорят, что сын его, возможно, жив, он выходит из себя. Этот мальчик живет с семьей, которая его любит. У него будет хороший дом, хорошее воспитание вдали от внимания общественности. Что в этом плохого?

Я не знал, что сказать на это. В моей голове возник образ маленького мальчика, цепляющегося за руку своего отца и повторяющего: папа, папа, папа. Этот мальчик любил отца, который у него был, которого он знал. Так ли уж хорошо будет оторвать его от этой семьи? Разве одного раза не было достаточно?

Но мысль эта улетучилась столь же быстро, как и пришла мне в голову.

– Это все бред собачий, Фрэнк, и вы отлично это знаете.

– Ну, тогда идите и разыскивайте этого мальчика, Нейт, но только если с ним что случится, это будет на вашей совести.

– Почему... что?..

Его губы скривились в жалком подобии улыбки.

– Вы думаете, Пол с Алем допустят, чтобы об этом стало известно? Вы видели, что хотел сделать Официант; вы сами пострадали, ведь он и вас хотел убрать. Если вы начнете рассказывать о том, что знаете, или приметесь разыскивать мальчика, то тем самым подпишете смертный приговор семье Беллиенс, а возможно, и мальчишке. Вы хотите, чтобы их смерть была на вашей совести, Нейт? Пожалуйста, действуйте. Разыскивайте их. Но тогда я уже не смогу защитить их. И вас тоже.

Я задумался. Потом сказал:

– А как обстоят дела с Риккой?

Он чуть улыбнулся:

– Теперь у меня есть на них кое-что. Теперь я знаю о Поле и Але то, что смогу использовать в своих интересах. И меня уже не беспокоит то, что Аль выйдет из тюрьмы, или то, что Пол возьмет власть в свои руки.

– Рикка сам сможет начать поиски Беллиенсов и мальчика...

– Не может, потому что я этого не хочу. Пол еще не готов к тому, чтобы бросить мне открытый вызов. А к тому времени, когда он осмелится сделать это, вся эта история быльем порастет.

Я покачал головой и невесело улыбнулся.

– Вы никогда не допустите, чтобы эту историю использовали против Команды, не так ли, Фрэнк?

– Никогда, – признался он.

Хауптман был не последним козлом отпущения в этом деле.

Теперь пришла моя очередь беспокоиться.

– Может быть, вы правы, и Рикка действительно не станет разыскивать Беллиенсов и их «сына». Но он велел этим мерзавцам убить и меня, Фрэнк. Что мешает ему сделать это еще раз?

Он похлопал меня по руке.

– Я, Нейт. И вы. Ваша и моя репутация. Я сказал Полу, что с вами договорились. Что вам заплатили за молчание. Он слышал о вас, о деле Лингла. Он знает, что вы... благоразумный человек.

Я резко рассмеялся; у меня заныл бок.

– Он думает, что меня можно купить. Может быть, и можно. Но вам-то от этого какая польза, Фрэнк? Сколько я получу, если буду хранить молчание относительно «преступления века»? Должно быть, это стоит очень дорого.

– О, разумеется. И вы будете довольны тем, что получите.

– И что же это будет?

– Вы завтра проснетесь, Нейт.

– Ах вот что, – я снова почувствовал горечь во рту. – Что ж, это справедливо.

– И кроме того, я готов оплатить ваш больничный счет.

Я покачал головой.

– Фрэнк, есть люди, которые могут потребовать от меня объяснения. Во-первых, губернатор Хоффман...

Он сделал жест рукой.

– Вы приехали в Чикаго, чтобы проверить кое-какую версию и были ранены какими-то негодяями. Вы попали в больницу. Та информация не подтвердилась. Все.

– У меня совсем нет выбора, не так ли, Фрэнк?

– Нейт, каждый человек обладает свободой волеизъявления. Каждый человек сам выбирает свою судьбу. Это Америка. В Америке человек может делать то, что считает правильным.

Я хотел сделать саркастическое замечание, но передумал – он верил тому, что говорил, ведь он был иммигрантом, которому неплохо жилось в Америке.

– Что ж, – сказал я, – эти люди любят мальчика. И он их любит. И вы говорите, что они в безопасности, живут где-то тихой жизнью и воспитывают этого малыша?

– Да.

– Ладно, я думаю, что смогу с этим жить.

– Именно это я и хотел сказать. – Нитти хлопнул меня по плечу и вышел.

Через несколько дней я уже сидел в своем офисе, и мне предстояло наладить свою жизнь, здоровье и бизнес. Я как раз обзванивал всех своих постоянных клиентов, для которых обычно проверял кредитоспособность покупателей, когда прямо под рукой у меня зазвонил телефон, напугавший меня до смерти.

– Первоклассное детективное агентство, – сказал я. – Натан Геллер слушает.

– Нейт, – раздалось в трубке. В одном этом слове, произнесенном таким знакомым мне гортанным женским голосом, был целый океан разочарования.

– Эвелин, – сказал я.

– С тобой что-то произошло?

– Я хотел позвонить тебе сегодня вечером, – соврал я. Я действительно намеревался позвонить ей, но тогда еще не был готов к этому. Губернатору Хоффману я собирался написать и таким образом компенсировать разницу между моим гонораром, платой за дни, которые я проработал, и моими довольно раздутыми расходами.

– Что случилось, Нейт?

– Я только что вышел из больницы. Я проверял одну версию и нарвался на крутых ребят. Мне прострелили бок.

– Понятно, – сказала она.

Такая ее реакция мне показалась странной: я думал, узнав о моем ранении, она проявит ко мне больше сочувствия. Такая холодность со стороны Эвелин Уолш Мак-Лин была для меня неожиданной.

– Когда я очнулся, – сказал я, – было уже поздно. Хауптман был уже мертв. Дело было уже проиграно. Мне очень жаль, Эвелин.

– Ты меня разочаровал, Нейт.

Внезапно я почувствовал усталость. Одну лишь усталость.

– Это почему, Эвелин?

– Ты знаешь, что ты не единственный в мире частный сыщик.

– Что ты хочешь этим сказать, Эвелин?

– Я беспокоилась за тебя, – в ее голосе послышалось волнение. – Я наняла человека, чтобы он разыскал тебя, чтобы узнал, все ли у тебя в порядке, не попал ли ты в беду?..

Вот черт.

– Э, это очень мило с твоей стороны, Эвелин, но...

– Мило?! Первое, что выяснил этот сыщик, это то, что из моего дома ты звонил в Чикаго. Номер, по которому ты звонил, оказался рабочим номером телефона в табачной лавке, которой владеет некий мистер Кампан, являющийся чикагским гангстером, как тебе, наверное, хорошо известно.

– Эвелин...

В ее голосе теперь слышалось странное раздражение:

– Ты лгал мне. Ты обо всем докладывал им в Чикаго, ведь так?

– Это не должно тебя интересовать, Эвелин. Это может быть опасно для' тебя.

– Ты мне теперь угрожаешь?

– Нет! Черт, нет... Я просто не хочу, чтобы ты попала в беду.

– Ладно, ты был в больнице. Я знаю, у тебя огнестрельное ранение. Я беспокоилась, я и сейчас беспокоюсь о твоем здоровье. Может, ты сможешь мне все объяснить как следует, и я снова буду хорошо к тебе относиться. Но ответь мне на один вопрос.

Я вздохнул.

– Какой вопрос, Эвелин?

– Почему ты лежал в больнице, главный хирург которой приходится тестем какому-то известному гангстеру?

– Это тоже выяснил твой частный сыщик?

– Да.

– Эвелин, эти гангстеры управляют всем Чикаго. Это просто совпадение. Не беспокойся о том, чего нет.