Обольстить грешника

— Откуда взялась эта псина? — возмутился Вейл. — Кто ее впустил? Неужели человек не может позавтракать, не защищая свой бекон от какой-то твари?

— Маус, — сказала Мелисанда тихо, но достаточно громко, чтобы терьер услышал ее. С последним торжествующим «гав!» Маус засеменил к ней и, тяжело дыша, уселся на ее туфли.

— Так вы знаете эту псину? — спросил удивленно лорд Вейл. — Откуда она взялась?

Оукс поправил свой парик, что-то бормоча себе под нос, а Спрат так и стоял окаменев.

Мелисанда прищурилась. Надо же! И это после того, как ее целый час заставили ждать завтрака.

— Маус принадлежит мне. Лорд Вейл растерялся, и она не могла не заметить, что даже в растерянности и в дурном расположении духа его глаза были потрясающе красивы. «Вчера он лежал на мне, — думала она, чувствуя, как внизу живота разгорается жар. — Его тело слилось с моим. Наконец он стал моим мужем».

— Но она съела мой бекон.

Мелисанда посмотрела на Мауса, который с обожанием смотрел на нее.

— Он.

Лорд Вейл провел рукой по волосам, сбивая в сторону шейный платок.

— Что?

— Он, — четко произнесла Мелисанда и улыбнулась. — Сэр Маус — пес, джентльмен. И он очень любит бекон, поэтому вам не следовало соблазнять его беконом.

Она щелкнула пальцами и удалилась в сопровождении Мауса.

— Собака-джентльмен? — Джаспер смотрел на дверь, за которой только что скрылась его новобрачная. Для женщины с мерзкой собачонкой она выглядела удивительно элегантно. — Собака-джентльмен? Вы когда-нибудь слышали о собаке-джентльмене? — обратился он к мужчинам, остававшимся в комнате.

Его лакей — высокий худой молодой человек с именем из детских сказок, которое Джаспер не мог сейчас вспомнить, — почесал под париком голову.

— Миледи, кажется, любит эту собачку. Пришедший в себя Оукс с сомнением взглянул на хозяина:

— Виконтесса дала особые указания относительно этого животного, после того как позавтракала час назад, милорд.

И тут Джаспера наконец осенило: возможно, он вел себя как осел. Он поморщился. Ради справедливости следовало признать, что он никогда не вставал рано. Но даже в таких обстоятельствах накричать на новобрачную на следующий день после свадьбы было выше допустимого.

— Я распоряжусь, чтобы для вас приготовили другой завтрак, милорд, — предложил Оукс.

— Нет. — Джаспер вздохнул. — Я сыт. — Он задумчиво смотрел на дверь, решая, найдется ли у него сейчас достаточно красноречия, чтобы извиниться перед своей женой. Его могли бы назвать трусом, но лучше не раздувать дела. — Приведите мне лошадь.

— Да, милорд. — Оукс поклонился и вышел из комнаты. Поразительно, как легко двигался этот человек. У молодого лакея, все еще остававшегося в комнате, был такой вид, будто он хотел что-то сказать.

Джаспер вздохнул. Он даже не успел выпить чаю до того, как собачка испортила ему завтрак.

— Да?

— Должен ли я сказать ее сиятельству, что вы уезжаете? — спросил лакей, и Джаспер почувствовал себя скотиной. Даже лакей знал лучше его, как надо вести себя с новобрачной.

— Да, скажи. — И, избегая смотреть лакею в глаза, он широким шагом вышел из комнаты.

Прошло немногим более получаса, а Джаспер уже ехал по запруженным народом улицам Лондона, направляясь в «Линкольнз инн». Снова на небе показалось солнце, и люди, казалось, решили насладиться прекрасной погодой даже в такой ранний час. Уличные торговцы захватывали выгодные углы, расхваливая свои товары, модные дамы расхаживали парами, а кареты проплывали мимо, как корабли под всеми парусами.

Шесть месяцев назад они с Сэмом Хартли опрашивали солдат, выживших в бойне у Спиннерс-Фоллс, но не смогли опросить каждого. Многие исчезли без следа. Многие стали стариками, калеками, опустившимися до попрошайничества и воровства. Они жили на грани смерти и в любой момент могли покинуть этот мир. Во всяком случае, многих невозможно было найти.

Но все же выжившие были. Например, Алистэр Манро. Манро не был солдатом Двадцать восьмого полка, он был натуралистом, прикомандированным к полку для описания и определения животных и растений по заданию его величества. Конечно, индейцы, которые напали на полк у Спиннерс-Фоллс, не делали различий между солдатом и гражданским лицом. Манро был схвачен вместе с группой, в которую попал Джаспер, и испытал то же, что и все, кого, в конце концов, выкупили. Джаспер, остановивший свою лошадь, чтобы пропустить шумных носильщиков портшезов, содрогнулся при этом воспоминании. Почти никто из пленников, которых гнали через темные, звенящие от москитов леса Северной Америки, не вернулся живым. А те, которые вернулись, сильно изменились. Джаспер иногда думал, что частица и его души осталась в тех темных лесах…

Он отогнал эти мысли и направил Белл на широкую фешенебельную площадь «Линкольнз инн». Джаспер подъехал к высокому красивому зданию из красного кирпича, с обрамленными белым кирпичом окнами. Он спешился, передал поводья ожидавшему мальчику-слуге и, поднявшись по ступеням, постучал в дверь. Спустя несколько минут дворецкий проводил его в кабинет.

— Вейл! — Мэтью Хорн встал из-за большого письменного стола и протянул руку. — На следующий день после свадьбы. Не ожидал увидеть тебя так скоро.

Джаспер взял его за обе руки. На Хорне был белый парик, у него, как и у всех рыжих, была бледная кожа, на щеках розовели пятна, оставленные ветром или бритвой. Без сомнения, годам к пятидесяти лицо его приобретет багровый оттенок. Высокие скулы казались тяжелыми и угловатыми, словно для того, чтобы притушить красоту лица. Глаза у него были голубые и теплые, в уголках рта виднелись морщинки, хотя он еще не отпраздновал свой тридцатый день рождения.

— Я негодяй, что так скоро оставляю возлюбленную жену мою. — Джаспер отпустил руку Хорна и отступил назад. — Но боюсь, время не терпит.

— Пожалуйста. Садись.

Джаспер откинул полы камзола и сел в кресло напротив Хорна.

— Как здоровье вашей матушки?

Хорн возвел глаза к потолку, как будто мог увидеть спальню своей матери, находившуюся на верхнем этаже над ними.

— Прикована к постели, но духом она сильна. Когда у меня получается, я пью с ней чай, и она всегда интересуется последними сплетнями.

Джаспер улыбнулся.

— На музыкальном вечере у Эддингсов ты упомянул о Спиннерс-Фоллс, — напомнил Хорн.

— Да. Ты помнишь Сэма Хартли? Капрала Хартли? Он был проводником нашего полка до форта Эдуард.

— И что же?

— Он вернулся в Лондон в прошлом сентябре.

— Жаль, что не встретился с ним. В это время я путешествовал по Италии. — Хорн наклонился и дернул за шнурок звонка.

Джаспер кивнул:

— Он приходил ко мне. Показал письмо, попавшее ему в руки.

— Что за письмо?

— В нем сообщалось, каким маршрутом пойдет Двадцать восьмой пехотный полк от Квебека до форта Эдуард, включая дороги и точное время, когда мы окажемся у Спиннерс-Фоллс.

— Что? — Глаза Хорна сузились, и Джаспер увидел, что перед ним уже не мальчик, а мужчина. Уже давно не мальчик.

Джаспер подался вперед.

— Нас предали, о нашем местонахождении сообщили французам и их индейским союзникам. Полк попал в ловушку у Спиннерс-Фоллс и был зверски уничтожен.

Дверь кабинета Хорна отворилась, и вошел высокий худощавый дворецкий. — Сэр?

— А… да, — смутился Хорн. — Да, попросите принести нам чаю.

Дворецкий поклонился и вышел. Хорн подождал, пока за ним закрылась дверь, и потом заговорил:

— Но кто мог это сделать? Единственные, кто знал наш маршрут, — это проводники и офицеры. — Он постучал пальцами по столу. — Ты уверен? Ты видел это письмо? Может быть, Хартли как-то не так понял его.

Джаспер покачал головой:

— Я видел письмо, это не ошибка. Нас предали. И я и Хартли думаем, что это был Дик Торнтон.

— Ты сказал, что говорил с ним перед тем, как его повесили.

— Да.

— И что же?

Джаспер глубоко вздохнул.

— Торнтон поклялся, что он не предатель. Он намекнул, что это был один из тех, кого захватили индейцы.