Спарринг со смертью

— Что вы от меня хотите?! — Оля чуть не плакала. Грубость следователя и мерзкое давление, которое он на нее оказывал, вызывали отвращение, доводили до тошнотворного состояния. Она никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Словно собачонку веревкой, он тянул ее к себе своими повестками. И она покорно приходила, чтобы безропотно проглотить очередную порцию оскорблений.

— Нет ничего проще, — следователь осклабился, — я хочу от тебя правды! Я отлично знаю, что твой любовник Быков скрывается от правосудия с твоей помощью… что благодаря твоему содействию ему до сих пор удается успешно бегать от нас… Ты просто не представляешь, что значит быть привлеченной к уголовной ответственности в качестве сообщника опасного преступника! Когда мы соберем доказательства против тебя, ты пойдешь в тюрьму. Тебе не просто придется провести там лучшие годы жизни — мы специально позаботимся, чтобы каждый день, даже каждый час твоего пребывания там превратились в муку.

— Вы можете сделать со мной все, что угодно, но мне нечего рассказать о Викторе Быкове! С того момента, как он убежал от меня в Сочи, я его больше не видела!

— Имей в виду, дрянь, мы следим за каждым твоим шагом. И нам о тебе известно гораздо больше, чем ты думаешь! Чем больше ты запираешься и врешь, тем смешнее и глупее все это выглядит!

— И, все равно, мне нечего сказать вам!

Следователь резко поднялся. Сейчас он возвышался над Ольгой.

— Видимо, ты все-таки не поняла меня, когда я сказал, что нам известно о тебе все. Я имел в виду, что мне известно, как именно ты помогаешь Быкову скрываться!

— Это — ложь! Я не помогала ему! — В глазах женщины было отчаяние.

— Ах, Оля, Оля… — Ищейка неожиданно сменил тон. — Чего только не сотворит с людьми любовь. Твой случай — классический пример того, как любовь ослепляет. Ты настолько влюблена в Быкова, что способна на все, не понимая, чем сама рискуешь… Зачем, Оля?! Стоит ли?! — Он отечески-ласково глядел на нее.

— Все, что вы говорите сейчас, — это ваши домыслы. С того момента, как мы расстались с Быковым в Сочи, я его не видела.

— Если бы это было действительно так… — вздохнул следователь. — Любовное ослепление не проходит. Трудно развеять это наваждение!

— Почему вы не хотите поверить мне?! — громко закричала Оля. — Почему упорно твердите свое?

— Потому что ты упорно не желаешь говорить правду. Но я не сержусь. Я знаю, это вопрос ближайшего времени… Подожду немного и услышу, что мне нужно. Тюрьма посильнее всякой любви, Оля. — Следователь подписал повестку и швырнул Аросьевой. — Все, ты свободна, можешь идти… и подумать. Как надумаешь, жду тебя к себе.

Женщина с облегчением подхватила маленький прямоугольник дешевой бумаги с подписями и печатями.

— Кстати, — вновь загремел голос борца за закон, — тебе известно, что я могу арестовать тебя хоть сейчас за лжесвидетельство и намеренное введение следствия в заблуждение?!

Дверь в кабинет с шумом распахнулась, и в него влетели двое крепких мужчин в камуфляже и с резиновыми дубинками. Аросьева почти физически почувствовала холод наручников на своих запястьях.

— Ну, так как?! — прищурился следователь в отвратительной ухмылке. — Что выберем — тюрьму или свободу?!

Аросьева зажала в потном кулачке мерзкий прямоугольник свидетельской повестки, не в силах шелохнуться и чувствуя, что ноги вдруг отказали ей.

Скупив все газеты города, содержащие рекламные объявления, четверка принялась просматривать их в надежде найти нечто плавающее в районе двадцати тысяч долларов. Им предстояло покрыть около ста морских миль.

— Вот у меня есть неплохой вариант, — сообщила Лена, отодвигая в сторону то, что уже было неоднократно изучено. — Яхта „Ноев ковчег“, восьмидесятого года, тридцать три тысячи долларов.

Главным козырем, конечно, была скорость. Двенадцать узлов, то есть более двадцати двух километров в час, — это очень даже ничего. Им хватит ночи и первой половины следующего дня, чтобы пробиться в Турцию.

Все посмотрели на Зотова.

— Хорошо, я дам денег, — он тут же сделал шаг навстречу, — но на что вы собираетесь заправляться и покупать продукты?

Вопрос, что называется, был не в бровь, а в глаз.

— И вообще, как вы собираетесь начинать новую жизнь? — не унимался Зотов. — Нина снова пойдет торговать своим телом, Лена будет побираться, я воровать, Виктор бить морды на ринге. Вам это надо?

— Давайте поговорим с продавцом, может, он и уступит? — предположил Быков.

— Кто пойдет? — поинтересовался Зотов.

— Молодые, — предложила Лена.

— Нина несовершеннолетняя, а Ромке светиться не с руки, — резонно заметил Виктор.

— Надеюсь, никто не возражает, если яхту оформим на имя Лены? — Зотов глубоко вздохнул и выложил на стол заначку.

— Тогда надо брать и Лену? — Быков обнял женщину.

Все понимали, что с переездом будет проблема, но Басова была единственной кандидатурой для данного дела. Только она могла засветиться, и даже если налоговая спросит: „Откуда, мол, такие деньжищи?“ — она могла объяснить тем, что продала квартиру и решила жить на воде.

— Но как вы собираетесь управляться с ней? — Невысокий коренастый мужчина с бульдожьим лицом недоверчиво смотрел на Лену. — Вы ведь, как я понимаю, не можете ходить?

Зотову этот вопрос не понравился. Он лишь крепче сжал руку Нины и продолжал молча стоять позади покупательницы вместе со своей подругой жизни.

— Вот деньги. — Лена пододвинула пачку купюр на маленьком откидном столике, за которым сидел человек, похожий на бульдога.

Зотов с трудом сдерживал себя: мало того, что он тратит свои бабки, так этот говнюк еще выкобенивается.

— Она наймет команду, — ровно, с тенью недовольства сообщил Зотов.

После чего продавец поспешил поставить свою подпись под договором купли-продажи.

— Мы надеемся, что морские прогулки и морской воздух поставят ее на ноги! — Нина громким поцелуем поздравила Басову с новым приобретением.

Под покровом ночи вся команда перебралась на яхту.

— Время час ночи, — проинформировала Лена. — Может, останемся ночевать здесь?

Никто не стал возражать, тем более что каюта была достаточно просторной и позволяла без труда разместиться в ней. Предыдущий хозяин вывез с яхты всю мебель, поэтому ни о каком комфорте речь не шла. Им хватило двух одеял, принесенных с собой. Парочки, прижавшись друг к другу, заснули.

— Ой! — испуганно вскрикнула Лена.

Сон у всех как рукой сняло.

— Что случилось? Тебе больно? — забеспокоился Виктор.

— Моя нога.

— Что?

— Она дернулась. Я почувствовала ногу.

— Неужели? — Виктор поцеловал лежащую рядом с ним Лену. — Ты не ошиблась?

— Нет никакой ошибки, — прошептала она. Слезы покатились у нее из глаз.

Ромка с Ниной поднялись и поздравили Лену с этим важным событием.

— Доктор говорил, что я не безнадежна. — Лена растирала слезы.

— Все верно, все верно. — Быков поцеловал ее снова. — Просто необходимо время. Ты скоро снова сможешь ходить.

— Это событие непременно надо завтра отметить, — предложил Ромка.

— В обязательном порядке, — согласился Быков. — А теперь давайте спать.

— Еще шампанского. — Зотов поднял бутылку и взглянул на Лену.

Она уже выпила бокалов пять, но ей хотелось еще.

— У нас сегодня два больших события, — Нина встала с фужером в руке, — мы обмываем покупку и отмечаем начало выздоровления Леночки. Предлагаю тост за ее здоровье.

Несмотря на то что все только и пили „за здоровье“, речь нашла поддержку и бокалы были осушены до дна.

— Знаете, я подумала, — Лена опустила глаза и стала вертеть в руках бокал, — если бы не те пограничники, которые били меня и Нину, никакого бы улучшения не было. Они то вытаскивали меня из кресла, то сажали обратно, они делали это очень грубо, мне было больно, но, видимо, в один прекрасный момент у меня там что-то щелкнуло и встало на место, может быть… я так думаю.