Спарринг со смертью

Он не дал времени на раздумье. Подскочив к Нине вплотную, заорал:

— Быстро рассказывай, какую контрабанду вы везли с собой… рассказывай немедленно — иначе пожалеешь, что родилась на этот свет!

— У нас не было никакой контрабанды… Я клянусь вам, — тихо произнесла Нина.

— Врешь, дерьмо! По твоему голосу чувствую, что ты врешь! — Обросший волосами массивный кулак капитана подлетел к самому носу Нины. От кулака резко пахло чесноком. Нина на мгновение зажмурилась — ей стало страшно от одной мысли, что этот кулачище обрушится на нее. — Лучше сама расскажи, чего ты везла запретного… выдай немедленно контрабанду. — Капитан, мерзко ухмыляясь, схватил Лену за волосы.

Нина побледнела. Подонок знал свое дело — он метил по самому больному месту. Он знал, как заставить Нину заговорить. Страдания подруги должны были сломить волю девочки.

— Не трогай ее! Я прошу тебя! — Нина попыталась рвануться к нему, но удары по спине и по ногам заставили ее остановиться. — У нас ничего нет — никакой контрабанды! Можете мучить нас и издеваться сколько угодно — вы ничего не добьетесь!

— А это мы посмотрим, — осклабился капитан. — Обыскать машину!

Пока обшаривали „Форд“, Нину с Леной успели еще три раза ударить — как бы невзначай. При этом Нина заметила, что шоферу автомобиля ничего не досталось. И вряд ли потому, что он вел себя послушно и, в отличие от них, не произнес ни слова.

„Еще… еще… Ну давай же, давай!“ — подстегивал себя Быков. Его глаза вылезли из орбит. У Зотова на губах застыла пена. Они уходили все дальше и дальше от границы.

Сделав неимоверное усилие, Быков дотянулся до куска скалы и растянулся на нем. Его грудь раздувалась, как кузнечные меха. Во рту стоял противный металлический вкус. Все тело устало так, что он не находил сил даже шевельнуться. А где-то внизу продолжали рычать и лаять собаки. Надо подыматься и вытаскивать наверх Зотова. Издали, да еще в кромешной темноте он не мог различить, то ли это овчарки пограничников, то ли — пастухов. Но Быков понимал, что им нельзя останавливаться, что надо уходить отсюда как можно дальше…

Дурнота подкатила к горлу… Они было уже начали движение вниз, в долину, когда убедились, что „Форд“ миновал границу. Он отъехал от границы на десять, потом на пятьдесят метров. Виктор бежал все быстрее, предвкушая, что вскоре там, в относительной безопасности, окажется и он сам и его молодой напарник. И вдруг до него донеслись громкие крики, угрожающие отрывистые команды остановиться… Он увидел, что вокруг машины заметались лучики света, и она забилась в их сплетении, как муха в паутине. Пришлось отойти назад. В голове у него билась единственная мысль: „Только бы не догнали!“ Больше всего он опасался, что пограничники возьмут местность в кольцо и примутся прочесывать ее квадрат за квадратом в поисках других нарушителей.

— Немного не ускреблись, — пропыхтел шепотом Зотов, вылезая на ровную площадку.

Быков перестал подтягивать его, когда тот уже твердо стоял на ногах.

— Вот приключения, б...дь, — выругался Виктор. — Ты в порядке?

— Пара ссадин, — отмахнулся Зотов. — Идем дальше?

— Да.

Только темнота давала им некоторый шанс. Темнота и надежда, что тренированные ноги и тело не подведут.

В условиях высокогорья силы иссякали быстро. К тому же им приходилось не столько бежать, сколько ползти и лазить по кручам.

Очень скоро Зотов стал похож на шнурок, которым можно было завязывать ботинки. Высота сыграла с ним дурную шутку. Быков понимал, что еще немного — и тот станет обузой.

Нина и Лена попались в руки пограничников. Они отличались тем, что никогда не отпускали свою добычу быстро. Их методы дознания были жестоки и эффективны. Сколько времени им понадобится на то, чтобы разговорить Нину и Лену?

Когда Быков думал об этом, он холодел от ужаса. Какой стойкости можно было ожидать от двух несчастных, если никто не готовил их для того, чтобы выдерживать допросы? Крепкие мужики ломались и рассказывали все, даже то, о чем их не спрашивали. А чего ждать от Нины и Лены? Тем более что их было двое, на них могли опробовать испытанный метод: разделить и говорить Лене, что Нина во всем созналась и поэтому ей, Лене, уже не имеет никакого смысла молчать. И действовать точно так же по отношению к Нине.

Единственным утешением было то, что у них пока были деньги… за вычетом пяти тысяч, потраченных на неудавшийся переход границы…

Теперь только остолоп мог рассчитывать на то, что ему снова повезет и он сможет успешно повторить свою попытку. Быков не был глупцом — он видел, что у него почти не осталось шансов. После того, что случилось, даже если с женщинами ничего не произойдет, уговорить их повторить попытку не удастся.

„Надо бежать… а надо ли — на самом деле?! — с горечью подумал он. — Все равно поймают… да и бежать-то некуда… некуда! Все уже перекрыто…“

— Ты почему остановился? — поинтересовался Зотов, сплевывая тягучую слюну.

— Задолбался, — признался Быков, — морально.

— Так… — Капитан торжествующе вытащил пятилитровые банки и принялся сдирать с них тряпки, которыми они были заботливо укутаны. — Что это?!

— Лекарство. Мы не можем без него!

— Я знаю, какое это „лекарство“. — Глаза пограничника злорадно блеснули. — Ах вы, прошмандовки… — Он резко повернулся к одному из сослуживцев: — Вскрывай банки! Сейчас мы поглядим, чем их набили!

— Это — лекарство! Я не обманываю вас, — выкрикнула Нина.

Пограничник сорвал туго прикрученную металлическую крышку… и невольно отшатнулся.

— Ну что там? Героин? Кокаин? Или маковые головки?! — нетерпеливо поинтересовался офицер.

— Да нет, — процедил молодой старшина, — не похоже…

Капитан выхватил банку. Он тоже обнюхал ее, и на его лице появилась гримаса отвращения. Затем он сунул в содержимое банок палец, помешал, снова понюхал.

— Что это за лекарство?! — Тон капитана не предвещал ничего хорошего.

— Это — отстоянная моча. — Нина набрала в грудь воздух и смело посмотрела на капитана.

— Чья моча?!

— Моя. И Лены.

— Что?! Вы еще пытаетесь шутить?! Острогин, ну-ка, стукни эту маленькую шлюху хорошенько!

Старшина с бесстрастным лицом размахнулся автоматом и ударил Нину по спине. Ее ноги подкосились, и она упала на колени.

— Что это?! — повторил капитан, отчеканивая каждое слово.

— Наша моча. Мы… обтираемся ею. Потому что у нас кожные заболевания. Что-то вроде псориаза, но только хуже, — от волнения и боли Нина заговорила с сильно выраженным грузинским акцентом. — Если мы не будем обтираться по два раза в день, то через неделю покроемся коростой и сдохнем!

Капитан подошел к Нине и сорвал с нее блузку. Вид ее маленьких грудей с оттопыривающимися сосками не вызвал у него никаких чувств.

Расстелив блузку на земле, он приказал старшине светить на нее и принялся выливать содержимое банки на блузку.

Видимо, он рассчитывал, что на блузке что-то осядет… Но моча вылилась на нее мутным потоком, не оставив после себя ничего, кроме терпкого запаха.

— Понятно… Значит, наркотики во второй банке! Выливай ее!

Старшина послушно выполнил приказ. В глазах капитана сверкнуло бешенство, он выхватил банку из рук старшины и окатил мочой Нину:

— Держи, маленькая сучка! Сейчас я сам проведу все необходимые оздоровительные процедуры… чтобы вы больше ничем в жизни не болели!

Судя по его взгляду, он сильно жалел, что мочи в банке осталось совсем немного. В принципе, он с удовольствием добавил бы и свою… Подняв банку над головой, капитан со звоном расколотил ее о камни.

С гораздо большим удовольствием он разбил бы ее о голову Нины. И Лены тоже…

— Раздень их полностью, — заорал капитан сорванным голосом, — и обыщи!

Гнусно ухмыляясь, сержант и старшина содрали с Нины и Лены одежду. Они не столько обыскивали их, сколько стремились унизить грубыми прикосновениями. Нина дрожала всем телом. В пронзительном свете мощных фонарей, голая и беззащитная, она чувствовала себя жертвой палачей. Она не предполагала, что ей может быть так плохо. Но еще больше ее мучили обида и боль за Лену.