Страница 16 из 55
— Что тогда?
— Тогда она… дарит свою любовь бесплатно.
Нина тяжело посмотрела на Виктора.
— А ты откуда это знаешь?
Он улыбнулся.
— Я сам люблю подобные вещи.
Нина инстинктивно сделала шаг назад. Орлов сделал вид, что не обратил на это внимания.
— Собственно, мне не оставалось ничего другого. Ведь я — беженец. Надо было как-то крутиться.
— Хорошо… я лучше пойду… — Ей было очень плохо, у нее кружилась голова. Ее единственной мыслью было отделаться от этого нагловатого субъекта.
Орлов догнал ее.
— Стой! Тебе же некуда идти… и тебе никто здесь не поможет!
Нина зло посмотрела на молодого человека:
— Ну, уж ты мне точно не поможешь!
— Ошибаешься, — покачал головой Виктор. Выражение его лица было серьезным и располагающим. — Как раз я-то тебе и помогу. Как беженец — беженке.
Орлов взял ее за руки и стиснул так, что Нина поняла: он ее не отпустит.
— Я просто защитник детей. Особенно больных. У тебя же — простуда. Тебе надо прийти в себя. Пошли. Поживешь немного у меня… поправишься… А потом можешь делать все, что хочешь!
— Чем ты занимаешься? Почему тебя так часто не бывает дома? — Нина поставила на стол еду и пристально смотрела на Виктора.
— Да так, — уклончиво ответил Орлов.
— А все-таки?
— Тебе это не нужно знать. Я же не собираюсь брать тебя к себе на работу…
— Не хочешь — не говори. Просто интересно, чем занимается человек, который приютил меня…
Орлов закурил. Он не собирался ничего рассказывать девчонке. Она и так настрадалась сверх меры… и травмирующие подробности были ей ни к чему.
В свое время отставной лейтенант Советской Армии Виктор Орлов осел в Сочи и стал заниматься мелким бизнесом, успешно комбинируя его с мошенничеством и разбоем в скромных масштабах. Когда он видел, что выгоднее совершить мошенничество, нежели оформлять сделку в законном порядке, он без колебаний шел на это. Если же обман не удавался, он преображался в рэкетира и выбивал свое с помощью крепких кулаков и оружия. Ему хватало на жизнь — и он жил в свое удовольствие…
Орлов не стал посвящать Нину в свои занятия, он просто ласково посмотрел на девушку и провел рукой по ее волосам.
Нина вспыхнула. Она знала, что это означает. И она хотела этого. Виктор научил ее любить. Рано познавшая мужчину, Нина тем не менее оставалась еще ребенком. Занятия любовью были для нее всего лишь способом заработать себе на пропитание. Отдаваясь желающим, Нина не испытывала ничего, кроме безразличия и наивно-детского ощущения взрослости и самостоятельности.
Ему потребовалось около двух месяцев нежности, чтобы превратить Нину — испуганного зверька — в полноценную женщину.
И теперь Нина шла на ложе, радостная от желаний и эмоций, готовая к любви и предвкушающая ее как одну из величайших драгоценностей в жизни.
…Потом они долго лежали рядом. Виктор думал о том, что это именно он открыл для Нины прекрасную сторону любви, — и это наполняло его мужской гордостью. Сначала он рассматривал все как очередное быстротечное приключение, каких у него было предостаточно, но сейчас он чувствовал, что испытывает к Нине нечто большее, чем простое влечение. «Будет жаль потерять ее, — подумал он, — ведь это не может продолжаться вечно, но как хочется, чтобы это продлилось еще немного…» Виктор и сам не знал, почему вдруг подобные мысли пришли ему в голову. Он встряхнулся, пытаясь отогнать тревожные предчувствия.
— Ну, я пойду. Вот деньги — купи чего-нибудь… У тебя здорово получаются блюда с зеленью.
Нина, согласно кивнув, поспешила одеться.
Виктор смотрел на нее, и сердце его сжималось в тоске и страхе.
Ноги сами привели Нину к «Европейской». Завидев приближающуюся белую «Ладу», она вздрогнула, но, когда увидела за рулем седого старика, вздохнула с облегчением. Лучше не появляться здесь вообще.
На рынке она купила продукты и заспешила домой. По дороге она не удержалась от соблазна заскочить в магазин мехов. Она так любила меха. Примеряя перед зеркалом шубку из норки, она воображала себя одной из тех роскошных женщин, которых она видела за окнами дорогих ресторанов. Она представляла, как в шубе, рука об руку с Виктором, входит в ресторан, как подобострастно склоняются перед ними швейцары… Нина вздохнула и с сожалением повесила шубу на место. Может, все-таки попросить Виктора? Правда, он никак не хотел рассказывать, какими делами он занимается, но ведь это хорошие дела?..
Она взбежала по ступенькам на третий этаж. И тут заметила на двери бумажку. Печать следственного отдела УВД города Сочи. Квартира Виктора была опечатана.
Услышав шаги, Нина рванулась наверх. Остановившись на лестничной площадке двумя этажами выше, она затаила дыхание и осторожно выглянула вниз. Перед дверью квартиры стояли двое мужчин милицейской наружности. Внезапно один из них резко поднял голову, и Нина отшатнулась, чтобы не встретиться с ним взглядом. Ее сердце бешено колотилось. Эти двое могли прийти и за ней — существовала залитая кровью дяди Лео ванная в его тбилисской квартире…
С бьющимся сердцем Нина застыла на лестнице. Ей пришлось простоять не меньше часа, прежде чем она убедилась, что милиционеры ушли.
Оставив сумки на лестничной площадке, Нина выбежала на улицу. Поймав первую попавшуюся машину, она поспешила уехать отсюда, дальше, дальше…
Нина сменила еще две машины и высадилась в незнакомом месте. С одной стороны — заросли леса, с другой — спуск к морю. Оставив изумленного водителя гадать о мотивах ее поведения, Нина бегом устремилась к воде. Она продралась сквозь густой колючий кустарник и оказалась на берегу.
Волны медленно накатывались на шелестящую гальку. Свежий ветер трепал волосы Нины, охлаждая ее горящий лоб. Понемногу она успокоилась.
Судьба вновь сыграла с ней мерзкую шутку, не оставляя ее в покое, она кралась за ней по пятам и ядовито жалила в тот самый момент, когда ей казалось, что все наконец налаживается, что она обретает любовь и надежду. Она опять осталась без крова, без средств к существованию и попала в поле зрения милиции. Как и все, кто был связан с Виктором Орловым…
Нина с тоской следила за полетом чаек, проносившихся над самой водой и легко взмывавших ввысь. Как бы ей хотелось стать одной из таких вечно свободных птиц и проводить свою жизнь в полете, а не бродить по неуютной земле…
Лена сидела около своего подъезда в инвалидной коляске и кормила хлебными крошками воробьев.
«Как хорошо, что я живу на первом этаже, хотя… — она задумалась, — …что же здесь хорошего… если я живу на первом этаже, то мне судьбой предназначено стать инвалидом? Какая чушь».
Изголодавшийся, одни перья и черные угольки глаз, шустрый серый воробушек подлетел к Лене, нисколько не опасаясь, сел на ручку каталки и посмотрел в глаза Басовой одним из двух черных кружочков.
— Ты, наверное, больше других есть хочешь, раз за жизнь свою не беспокоишься.
Она размяла кусочек хлеба на ладони и медленно протянула ему. Воробей и не думал улетать. Птаха с деловым видом принялась склевывать корм с руки.
— Ты когда-нибудь поплатишься за свою доверчивость.
Птица как будто поняла ее, схватила кусок побольше и слетела на асфальт.
— То-то, дружок.
Басовой овладело философское настроение, и она принялась размышлять о людях, делающих добро другим людям, животным и птицам. Этим добрым людям обязательно когда-нибудь воздастся.
По двору шел мальчишка лет десяти в ветхих штанах и фуфайке. Увидев, что какая-то женщина кормит птиц хлебом, он, не раздумывая, подбежал к ней:
— Тетенька, дайте мне.
Басова повернулась к мальчику.
— Ты хочешь есть? — Она протянула ему хлеб.
Мальчишка схватил подачку и, отойдя на несколько шагов, стал судорожно поглощать хлеб.
Она смотрела на него, и ей становилось дурно.
— Как тебя зовут?
Пацан оторвался от еды.
— Гена.
— А где твои родители?