Кровавый срок

— Защита закончила свое выступление, милорд!

Хиггс быстро подвел итог судебного заседания; Хэллинан же поступил неумно, взявшись произносить заключительную речь. Даже пристыженный Эддер придумал был что-нибудь получше.

Итоговое обращение главного судьи к присяжным фактически представляло собой установку на оправдание и содержало критические замечания в адрес Баркера и Мелчена.

После того как присяжные удалились на совещание, Эрл Гарднер вновь подошел ко мне, похлопал меня по спине и сказал:

— Не теряй связи со мной, сынок!

— Куда вы? — удивился я. — Ведь присяжные еще не вернулись!

— Черт с ними, — объявил Гарднер. — Мне надо успеть на вечерний самолет в Штаты.

И он снова не ошибся. Меньше чем через два часа приговор был оглашен: не виновен.

Приветственные возгласы заполнили зал. Главный судья сказал, обращаясь к де Мариньи:

— С вас снимается обвинение.

Хиггс тем временем обнимал Каллендера, повторяя: «Мы выиграли!» Парики слетели с обоих юристов. Рядом стояли в обнимку и целовались де Мариньи с женой, и в то время как они обменивались очередным поцелуем, достойным пера романтика, мимо них в скорбном молчании прошагали к выходу Эддерли и Хэллинан.

Но председатель присяжных продолжал что-то говорить уже после оглашения приговора, заявляя о какой-то рекомендации, однако его голос потонул в криках ликования. И теперь, когда де Мариньи тащила на руках добродушно настроенная смешанная толпа, под звуки песни «Ибо он веселый добрый парень», я ломал голову над тем, не ослышался ли я, и верно ли то, что я только что услышал.

Если нет, то конец этого дела вовсе не был таким уж благоприятным, как казалось де Мариньи и его новым поклонникам...

Глава 24

Прием в честь семейства де Мариньи в Шангри-Ла в этот вечер, вернее, ночь, так как он начался лишь после девяти, был одновременно и менее формальным, и менее значительным по объему, чем предыдущий, хотя атмосфера там царила куда более праздничная и интимная. Большинство из примерно дюжины гостей присутствовали на суде, и ни у кого из них не было даже времени, чтобы переодеться. Вся закуска состояла из сандвичей, бренди, кофе и нескольких бутылок шампанского, извлеченных на свет из винного погреба нашего отсутствующего хозяина. Присутствовал повар Ди и один из слуг, но белобрысые мальчики были отпущены сегодня в увольнение. В этот раз мы решили обойтись без их услуг.

Небольшая группа гостей собралась в круглой гостиной, где портрет Акселя Веннер-Грена созерцал коллекцию предметов искусства индейцев культуры инка. Среди прочих там были маркиз де Висделу и его светловолосая подружка Бетти Робертс, Фредди Черетта и очаровательные жены летчиков, Годфри Хиггс и его смеющаяся супруга, профессор Леонард Килер, леди Диана, разумеется, как наша хозяйка, Фредди и Нэнси, и, конечно же, я сам. Кроме того, присутствовала горстка друзей де Мариньи, которых я не знал.

В дополнение ко всему в комнате находился еще один человек, за которого мы и поднимали тост в данный момент.

Смущенный, с шоферской кепкой в руке, Кертис Томпсон, который привез своего босса и миссис де Мариньи к катеру на острове Хог и неожиданно был приглашен на вечеринку возбужденным Фредди, стал на мгновение центром всеобщего внимания.

Фредди высоко поднял свой бокал с шампанским, а другой рукой обнял своего чернокожего водителя, который застенчиво улыбался.

— За моего лучшего и самого дорогого друга! — провозгласил граф. — Кертис остался мне верен, несмотря на все старания генерального прокурора и его майамских хулиганов!

— Правильно! — поддержал Хиггс, поднимая и свой бокал.

Все остальные тоже присоединились (хотя, как я полагаю, сам Веннер-Грен вряд ли испытал бы удовлетворение, увидев в своей гостиной цветного гостя), и де Мариньи пожал Кертису руку. Затем обнял его.

— Я ничем не смогу загладить свою вину за твое избиение, — проговорил де Мариньи со слезами на глазах.

— Мистер Геллер помог мне, — сказал Кертис.

— Я знаю. — Де Мариньи приветствовал меня поднятием бокала, и я улыбнулся и кивнул ему в ответ.

— Простите меня, босс. Я пойду помогу на кухне... — произнес Кертис и вышел из комнаты.

Ди при этом как будто испытала облегчение. Или мне только почудилось?

Черт возьми! Она прекрасно выглядела в этот вечер — единственная, кто выкроил время для переодевания. На ней была розовая атласная блузка, сквозь которую отчетливо проступали крохотные соски ее дынеобразных грудей, и короткая черная юбка, к которой тщательно были подобраны черные перчатки.

Ди крепко взяла меня за руку.

— Тебе это действительно удалось, Геллер, — сказала она.

— Ты имеешь в виду победу Фредди? Думаю, что и Хиггс с Каллендером имеют к этому какое-то отношение, — пошутил я.

Я заметил, что мулат Каллендер то ли не был приглашен вовсе, то ли сам решил не приходить.

Ее кроваво-красные припухлые губы сложились в злую улыбочку.

— Ты можешь остаться еще на несколько дней? — спросила она. — Я должна завтра лететь в Мехико на встречу с Акселем, но могу отложить, если...

— Думаю, не стоит, — ответил я. — Это моя последняя ночь в Нассау.

Эти глаза небесно-голубого цвета в обрамлении длинных темных ресниц глядели на меня с неподдельной грустью. Ди провела по моей щеке своей рукой в перчатке. Подавшись вперед, она прошептала:

— Тогда надо поскорее избавиться от всех гостей... в эту ночь нас ждут кое-какие дела...

Мой друг Леонард Килер, похоже, нашел, наконец, применение своему полиграфу, который он притащил с собой из Чикаго.

Бетти Робертс попросила показать ей знаменитый аппарат, а затем дерзко заявила, что сможет «обмануть» его. Это вызвало оживленную реакцию, и, несколько поломавшись, Килер все-таки притащил аппарат из своей комнаты (он тоже жил в Шангри-Ла) и приступил к играм.

Одна за другой присутствовавшие дамы прошли тест Лена. Они доставали одну карту из колоды и показывали ее всем, кроме Килера. Потом испытуемая возвращала карту обратно в колоду, а Лен подключал к ее груди, плечам и среднему пальцу на руке свои датчики (что, по-видимому, приносило ему удовольствие).

— Теперь я буду спрашивать вас, какую карту вы вытащили, — произнес профессор, колдуя над своими драгоценными счетчиками и датчиками, — и когда я назову верную карту, скажите мне, что я не прав. То есть, солгите.

Все попались.

Лен со своим профессорским видом, в очках в металлической оправе, в коричневом костюме от «Маршал Филдз», был гвоздем программы.

Де Мариньи, снявший галстук и стоявший с развязным видом, изящно держал в одной руке бокал с едва отпитым шампанским, а другой обнимал за талию Нэнси, вдруг воскликнул:

— Профессор! Позвольте мне испытать на себе эту адскую машину. Вы ведь добивались этого с самого вашего приезда в Нассау.

— Верно! — согласился Килер, раскладывая колоду карт веером. — Возьмите карту...

— Никаких детских игр, профессор. Подключите аппарат ко мне и спрашивайте об убийстве сэра Гарри Оукса.

Повисшая было тишина была прервана возгласами одобрения некоторых гостей. Тогда Хиггс выступил вперед, положил свою ладонь на плечо клиента и значительно произнес:

— Я советую вам не делать этого, Фред. Вам нечего доказывать кому-либо.

Профессор Килер, вдруг забеспокоившись, сказал:

— Я согласен с Годфри. Тут неподходящие условия...

— А вдруг что-то выйдет не так, — проговорила враз побледневшая Нэнси. — Конечно, мы все тут друзья, но если пойдет слух, что ты не прошел этот тест...

Де Мариньи пристально посмотрел на жену; я никогда раньше не видел столько укора в его глазах, обращенных на Нэнси.

— Мне нечего бояться, — заявил он. — Присяжные признали меня невиновным. Мне просто любопытно, согласится ли эта машина с их решением.

Остановить графа было невозможно. Вскоре к нему подключили необходимую аппаратуру: кабель к груди, манжету для измерения давления на руку, наперсток на средний палец. Рядом с испытуемым стоял Килер, настраивая свое хитроумное механическое детище. Кроме голосов профессора и Фредди в комнате слышался еще один звук — шорох самописцев по бегущей из полиграфа бумаге. Гости собрались вокруг, стараясь не толпиться, гипнотизируемые волнистыми линиями, которые выводили иглы самописцев.