Страница 3 из 19
То ли я сам споткнулся, то ли те тpое помогли мне оступиться пpи выходе с замусоренной веpанды. Так или иначе, но я pухнул в гpязь.
– Но-но, чужак! Что ты бpызгаешься?! – их лица скpивились в долгожданных улыбках. Я хоpошо знаю такие ухмылочки, хоpошо знаю таких людей. Они всегда ждут случая. И в этот pаз я пpиехал не во вpемя – в самый такой случай.
– Ты пьян, как свинья! – один из них лениво сошёл ко мне по ступенькам, покачивая бёдpами, на котоpых кpасовались плотно пpигнанные кобуpы.
Я не успел сообpазить, как большая нога в сапоге ударила меня в гpудь.
Бpызги залепили глаза. Я откатился по скользкой земле, упёpся головой в какой-то рыхлый ком и из-под собственного тела увидел пpиближающиеся ноги. Я выхватил pевольвеp и выстpелил. В нос удаpил поpох. Человек взмахнул pуками и pухнул назад. Я видел подпpыгнувшие ступни его ног и ленивый всплеск гpязи.
Двое дpугих, помедлив мгновение, стpемительно pазpядили баpабаны своих кольтов. Несколько pаз пули булькнули в луже около моей головы, pаза два воткнулись в плечо, с силой пеpевеpнув меня на спину. Потом меня швыpнуло в стоpону. Я откpыл глаза, на уpовне лба увидел пеpевеpнутую землю, улицу в лужах, клок дымящегося неба.
Пpочавкали ноги. Я попытался подняться и вывеpнуться на бок, упеpевшись ногами пеpед собой. Кое-как встал на колени. Но очеpедной pазpыв выстpела смел меня на несколько шагов. Я успел лишь кpаем глаза ухватить фигуpу пеpедо мной с вытянутой pукой, сжимающей pевольвеp.
Тела отволокли к контоpе шеpифа. Я видел его жидкие pыжие волосы, поднявшиеся на ветpу, вздувшееся pазъяpённое лицо и длинную густую слюну, котоpую он никак не мог сплюнуть. Он что-то кpичал тем двум, тыча им в гpудь дpобовиком, они щуpились в ответ злым волчьим оскалом, иногда говоpили что-то.
Но я не слышал их слов. У меня было тихо. Я смотpел на всё пpоисходящее и удивлялся, почему пpи жизни никогда не бывало такого покоя?
Единственным звуком, который долетал до меня издалека, была песня. Она звучала под бой барабана и исполнялась специально для меня людьми, которые каким-то непостижимым образом узнали о том, что со мной случилось, и теперь провожали меня. Шайены всегда провожают сородичей песнями. Песни эти не грустные и не веселы, они просто помогают не смутиться в ответственный момент, помогают повернуться лицом в нужную сторону.
20 сентября 1987
КАРАТЕЛИ
Ужель и ад законом связан?
Иоганн Гёте
Человек сощурил глаза и облизал губы под соломенными усами. Ветер трепал его красный нашейный платок, и то и дело один из концов прыгал через жёлтое замшевое плечо на спину, за которой виднелись в расплавленном воздухе сгорбившиеся всадники.
– Генерал, скауты настаивают, что деревня слишком велика, – облокотился на луку седла подъехавший капитан. По его грязным щекам стекали струйки пота, волосы прилипли ко лбу.
Генерал оттянул пальцами нашейный платок и тяжело выдохнул в лицо говорившему:
– Надеюсь, они не заблуждаются. Чем больше краснокожих попадётся нам в этот раз, тем меньше останется на следующий. Вам ли не знать этого, Кио?
– Где Кастер? – донеслось сбоку, и появился, мягко правя лошадью, начальник разведчиков по кличке Чарли-Одиночка. Его лицо было черно от усталости. Он остановился перед генералом и сказал тихим голосом:
– Сэр, впереди индейская палатка, – вниз по его виску тянулась тёмная мокрая полоса – след пробежавшего пота по пыльной коже.
Кастер взмахнул замшевой рукой и последовал за Чарли. Кони громко фыркали и побрякивали сбруей. Перевалив через холм, они увидели кожаный конус индейского жилища. Вокруг копошились в клубах пыли индейцы-проводники. Движения их были быстрыми, как у пантер, а коричневая кожа маслянисто сверкала на солнце. Некоторые из них рылись в ярко расшитых сумках, которые они вытащили из палатки наружу в надежде поживиться. Солнце жёлтыми полосами пронизывало дымящуюся пыль.
– Там внутри лежит мертвец, – доложил Чарли и отёр рукавом лицо и взмокшую шею, – мёртвый Лакот.
– Я велел вам скакать вперёд! – закричал раздражённо Кастер на скаутов. – Почему вы задерживаетесь? Неужели дешёвое барахло покойника вам дороже заработанной в бою славы? Или вы боитесь Лакотов? Тогда убирайтесь прочь! Если не хотите воевать, то я возьму назад оружие, которое я дал вам, и вы, как слабые женщины, отправитесь по домам.
Кастер выглядел совершенно измученным. Его лицо всё обвисло, словно оплывшие акварельные краски портрета поплыли вниз. Лишь глубоко в глазах горел странный огонь. Но это не было похоже на прежний удалой блеск в зрачках полководца, уверенного в победе. Нет. Это был огонь безумства.
– Вперёд, – прошептал он и взмахнул рукой.
Он спешил сцепиться с дикими индейцами, хотя бешено устал, почти выдохся. Его солдаты имели истерзанный вид. Совсем недавно он поражал всех своей выправкой и выносливостью, совершая переходы, во время которых люди его отряда буквально вываливались из сёдел без сил. Он же оставался бодр и подтянут. За это его прозвали Крепкой Задницей.
Теперь он устал. И всё же некая мрачная сила заставляла его спешить. Весь предыдущий день он вёл кавалеристов под палящим солнцем, не позволяя сделать остановку. Но люди вымотались. Вечером пришлось устроить привал.
Неподалёку разведчики обнаружили следы большого лагеря. Несколько шестов торчало в земле, на них покачивались русые волосы и две срезанные с кожей лица бороды. Кастер долго стоял перед ними. Ему казалось в темноте, что он видел не военные трофеи дикарей, а живых людей. Вот губы над бородой, вот нос над обвислыми усами. Вот и глаза, печальные и всё знающие.
– Куда ты торопишься? – Кастер будто бы услышал голос.
– Я спешу вперёд. Это моя работа, мой долг, – ответил он шёпотом.
Призрак сделал в сторону Кастера пару бесшумных шагов и взял его двумя пальцами пуговицу рубашки.
– Ты знаешь, что такое долг? А ненависть – долг? А сумасшествие – тоже долг? Тобой всегда двигала ненависть. Ненависть сделала тебя героем, принесла тебе славу. Но ненависть в конце концов ломает человека: превращает его в больного…
Кастер недовольно дёрнулся.
Перед ним покачивались на ветру привязанные к шестам волосы. За спиной потрескивли костры. Ночь казалась безмятежной. И вдруг непонятно откуда, будто из-под земли, донеслась тоскливая индейская песня. Генерал торопливо огляделся и понял, что это его следопыты-Арикары, уединившись подальше от армейского лагеря, расположились в глубине ущелья и затянули песню смерти.
Тут внезапно рухнуло полковое знамя, воткнутое в землю. Кто-то поторопился поднять его и укрепить древко поглубже, но оно свалилось снова.
– Дурной знак, – вынырнул из темноты лейтенант Макинтош, на что Кастер странно оскалился, погрозил лейтенанту пальцем и скрылся в палатке.
Чарли Рейнолдс по прозвищу Одиночка, давнишний спутник Кастера, весь день перехода хранил тяжёлое молчание и теперь вдруг стал раздавать свои вещи: табак, чистое бельё и прочую мелочь, оставляя себе только патроны. Солдаты забеспокоились. Чарли Рейнолдс был своего рода барометром настроения. Если он начал раздавать свои вещи, значит, он предчувствовал неладное.
Ближе к полуночи Кастер резким шагом вышел из своей палатки и велел немедленно сниматься и двигаться маршем дальше. Гремя копытами и снаряжением, кавалеристы продолжили путь в кромешной тьме. Отовсюду доносилась солдатская брань и шум осыпавшихся по склону камней.
Лишь когда занялась заря, полк остановился. Многие повалились на землю и сразу заснули, не меняя случайных поз. С лошадей текла пена. Скауты-Вороны поднялись на обдуваемый свежим ветром утёс, откуда далеко просматривались окрестности, и долго вглядывались в голубоватый горизонт. Потом солдаты услышали, как со скалы полилась заунывная погребальная песня. Разведчики прощались с жизнью. Индеец по кличке Половина Жёлтого Лица, поправляя на голове синюю армейскую фуражку, приблизился, мягко ступая по камням, к генералу и знаками объяснил, что впереди ясно различалось громадное облако, поднятое пасущимся табуном Лакотов. Кастер нетерпеливо поднёс к глазам бинокль. Верхняя губа его, треснувшая посередине, нервно вздрагивала.