Свадьба отменяется

Монрат, сидевший, на переднем сидении рядом с магистром, некоторое время с недоумением разглядывал необычную картину, и хмурил в задумчивости лоб. А когда наползавшая на лоб секретаря шляпа полностью прикрыла его лицо, изумленно выдохнул и повернувшись к магистру уставился на того с оскорбленным возмущением.

- А никто и не обещал, что будет легко, - пробурчал тихо Гизелиус, и красноречиво развел руками.

Одновременно пообещав себе, что после поездки на воды возьмет, наконец, отпуск, в котором не был уже четверть века.

Глава 3

- Он мухлюет, - разочарованно пробурчал Райт и сделал обиженное лицо, - так не бывает, чтоб семь раз подряд выпала шестерка!

Дорд посмотрел на состроенную кузеном гримасу и безнадежно вздохнул. Нет никакого толку повторять другу, что такого беззащитно-детского выражения на лице герцога никто не видел уже больше двадцати лет. Он все равно забудет через пять минут. Ну, и как он будет изображать Дорданда, если никак не может научиться скрывать свои эмоции?!

- Лорд Кайдинир, если вы при гостях будете смотреть на своего господина так возмущенно, дамы могут заподозрить… да всё, что угодно, в зависимости от испорченности, - подгребая к себе кучку монет, менторским тоном сообщил магистр.

Карета подпрыгнула на особо глубоком ухабе, зашатались стоящие на столике бокалы, покатились монеты… подпрыгнул кубик слоновой кости с агатовыми глазками и… встал шестеркой кверху.

- Ты видел?! - обличающе наставил на него палец лже герцог, - нет, ты это видел?! Я же говорил, что он мухлюет!

- Подтвердите, лорд Кайд, что я и пальцем кубика не коснулся, - парировал Гизелиус, - а вам, милорд… Дорданд, можно бы и не возмущаться так громко. Вам сейчас можно проигрывать сколько угодно, все равно не из собственного кармана, так перестаньте волноваться и получайте удовольствие!

Эртрайт, гордившийся своей неподкупностью и честностью, так возмущенно уставился на Гизелиуса, что любой другой человек на месте магистра покраснел от стыда, но алхимик и бровью не повел. Он специально всячески провоцировал сейчас ученика, чтоб к моменту приезда на воды тот как следует обозлился и перестал смущать охрану и слуг несвойственной герцогу улыбчивостью.

Монрат, не желающий наблюдать за творившимся "безобразием", ехал в обозе, присоединившемся к карете в Подгорье. И нужно сказать, неплохо устроился в кухонной повозке повара Берна, своего старого приятеля. Да и господам его "измена" пошла на пользу, Монрат сумел убедить товарища, что герцог, винивший себя в ссоре с неразлучным другом, теперь специально, в наказание, кушает только то, что любил Райт.

Погода между тем понемногу испортилась окончательно, в карету и повозки пришлось дополнительно припрячь сменных лошадей, и все равно по раскисшей дороге они еле двигались. Люди герцога, кроме верховой охраны, прятались по повозкам и от скуки играли в кости да отсыпались, пить в дороге вино и даже пиво Дорд запрещал категорически. Впрочем, все и сами понимали, тут, почти на восточной границе с дикими степями, даже маленькое расслабление могло стоить жизни.

В результате до Архина, стоящего на берегу Желтой реки, отделяющей королевство от объединенных кагалов, доехали на пол-суток позже запланированного, и хотя капитан барки, уведомленный нарочным, покорно ждал важных пассажиров, отплывать, глядя на ночь, не решились. Потому и остановились в доме местного градоправителя.

- У меня в голове все качается, - сообщил Райт, жалобно поглядывая на магистра, - может, не пойдем на ужин? Перекусим слегка да на боковую?! А то еще неизвестно, вдруг на барке выспаться не удастся… морская болезнь, или еще что…

- Не трусь, ученик! Да и некрасиво отступать, раз ты уже дал обещание, - раскладывая по груди жабо красивыми складками, беспрекословно объявил магистр, им с лже герцогом досталась одна гостиная, из которой вели двери в разные спальни, - считай, что у тебя сегодня генеральная репетиция.

- Какая еще репетиция? - насторожился Эртрайт.

- Генеральная. Ты же не забыл, что у его превосходительства три дочки на выданье?!

- Но они же знают, что мы на рассвете уезжаем - не поверил в опасность лже герцог, - вряд ли даже внимание на нас обратят, какая там репетиция.

- Я тебя предупредил, - пожал плечами магистр, - дальше твое дело. Но не пойти нельзя, обидишь градоначальника ты, а расхлебывать ему.

Он красноречиво кивнул в сторону двери, намекая на Дорда, которому на эту ночь досталась маленькая комнатушка на мансарде, рядом с комнатами прислуги. И даже лестница туда вела отдельная, по имгантской моде.

Райт тяжело вздохнул и начал одеваться, уныло бурча себе под нос нескончаемый жалобный монолог.

Вот если бы он хоть на миг мог представить себе, каково это, быть герцогом, ни за какие коврижки бы не решился. Мало того, что нужно все время делать важное непроницаемое лицо, иначе подданные сочтут что у них правитель с приветом, так ведь и слова сказать попросту нельзя. Вот в деревушке, когда обоз остановился пополнить запас зерна для лошадей и набрать воды из знаменитого на всю округу колодца, понравился ему скачущий вокруг лохматой псины шалопутный щенок. Ну и ляпнул спроста, мол миленький какой. Так откуда он знал, что крестьяне мигом щенка изловят и в корзинке, с бантом на шее, притащат к карете? Так как, скажи он тоже самое в своем собственном облике, никто и пальцем бы не пошевелил! А Гизелиус тоже хорош, вместо того, чтоб заранее подсказать, потом всю дорогу хихикал, нужно дескать было не на щенка показывать, а на ту девицу, что рядом стояла, они и ее бы с бантиком на шее приволокли. Ведь всякий знает, герцог никого не обидит, а за внимание отдарит. Вот и беспородный щенок обошелся Дорду как чистокровная гончая, всей толпе, что с корзинкой притопала, пришлось по серебряку выдать. Так ведь что обиднее всего, дарили щенка Райту, а привязался он к Дорданду. Так и смотрит ему в глаза и всю оставшуюся дорогу на его сапогах спал. А потом еще и Монрата, сунувшегося в дверцу, спросить насчет привала, ревностно обтявкал. Все правильно, важно сообщил в ответ на обиженный взгляд лже герцога магистр, люди видят камзол и личину а собаки сущность человека.

И вот теперь, вместо нарядного камзола, сиреневого с шитыми серебром узорами, он должен надеть темно-серый с черным позументом, герцог никогда не носил ярких и светлых камзолов. Тем более теперь, когда он как бы в ссоре с кузеном. А ведь это идея… смолк Райт, и, подумав несколько секунд, объявил Гизелиусу, что раз герцог ест любимые блюда друга, может ведь он надеть и его любимый камзол?!

- Может, - бесстрастно пожал плечами магистр, - но не наденет.

- Почему? - довольство от удачно найденного выхода сменилось в глазах лже герцога на обиженное недоумение.

- Потому что тогда секретарь сразу найдет очень срочный и важный повод поговорить со своим господином наедине, - так же невозмутимо пояснил магистр. Эртрайт представил себе, с каким возмущением кузен будет высказывать ему упреки по поводу слишком вольного распоряжения чужим авторитетом и уныло натянул серый камзол. Покрутился перед зеркалом, тяжело повздыхал и, пользуясь тем, что успокоенный Гизелиус вышел из комнаты, приколол на плечо скромную, но изящную подвеску из черненого серебра и агатов, очень удачно сочетающуюся с отделкой. Успокаивая себя тем, что Дорд даже в гневе сдержан в выражениях, и никогда не позволит себе изъясняться как трактирщик.

А потом, очень довольный собой, выскочил из гостиной и направился в сторону лестницы, ведущей на первый этаж, именно там, как его предупредил магистр, и намечался торжественный ужин по поводу приезда высоких гостей.

Первый пролет он одолел очень уверенно, лишь на миг приостановившись в сомнении на просторной площадке, куда выходила широкая стеклённая дверь на балкон, судя по сгущающимся за ней сумеркам.

Так же тут стояла пара огромных напольных ваз с цветами, маленький диванчик между ними, а в разные стороны спускались две лестницы. Райт, не особо задумываясь, легко поскакал по той, что вела вправо, в конце концов, если придет не туда - всегда можно будет вернуться, не так ли?!