Страница 10 из 15
Но во взгляде Анжелы Дютур читалось совсем другое: любовь к родным и близким. Желание оберечь их от страданий. Заставить их верить, снова и снова, что еще не все кончено, что у нее есть силы и скрытые ресурсы организма и она может справиться с болезнью и что, даже если смерть победит, они обязательно еще встретятся. Именно это меня поразило. Она думала о них больше, чем о себе. Боялась только их страданий, тех, что они чувствуют, глядя на ее исхудавшее тело; тех, что они еще испытают, когда она их покинет.
«Не говорите им, — умоляла она меня. Она просила меня скрыть от родных, что ей осталось в лучшем случае две недели. — Пощадим их, дадим еще несколько дней. В любом случае мы выиграем».
Но они и сами все знали.
«Не говорите ей, — просили они меня. — Пусть лучше уйдет, ни о чем не догадываясь».
Каждый думал, что обманывает другого, и обманывался сам. Я честно никому ничего не говорила — ни им, ни ей, и они беспрепятственно двигались к последней черте с улыбками, со словами утешения и надежды.
Я часто заходила к Анжеле Дютур, сидела с ней, держала за руку, слушала рассказы о детях, о муже, обо всей ее жизни. Это была удивительная жизнь, наполненная сильными и благородными чувствами. Однажды она спросила о моей семье. Я рассказала ей об отце, ушедшем через два года после моего рождения, об одинокой, погруженной в депрессию матери, о старшей сестре, с которой мы так не похожи. Ничего не сказала ни о своих душевных ранах, ни о своих мечтах. Но она поняла и крепко сжала мою руку. Незаметный жест, исполненный громадной нежности. Она на смертном одре жалела меня, сочувствовала полной сил молодой женщине.
— А у вас есть возлюбленный? — спросила она.
— Нет, сейчас никого нет.
— Только не отказывайтесь от веры в любовь… — прошептала она, словно читала мои мысли.
— Я не могу понять мужчин, Анжела.
— Потому что вы еще не встретили того, кто сделает вас счастливой.
— Может, он уже попадался на моем пути и я его не узнала?
— Вряд ли. Когда вы его встретите, вы сразу его узнаете.
Я улыбнулась — сколько в ней уверенности, сколько оптимизма!
— А как становится понятно, что это тот самый? — спросила я.
— Вы почувствуете внутри теплоту. Не такую, что зарождается внизу и разжигает желания тела, скорее вспышку в сердце, которая пойдет вверх, к вашему духу. Свет, способный озарить будущее. И вы увидите его отцом ваших детей и дедушкой ваших внуков. Перед вашим мысленным взором пройдет картина, как вы вместе стареете. Вы сразу все поймете.
— Но я так часто обманывалась.
— Обещаю, вы его встретите.
— Как вы можете быть так уверены? — настаивала я, улыбаясь.
— Потому что вы это заслужили. И потому что те, кого вы проводили в последний путь, теперь помогают вам.
Она сказала это спокойным, уверенным голосом, как нечто само собой разумеющееся. Я не верила во все эти сказки, но чувствовала, что не имею права отнимать у нее надежду. Пусть считает, что ее ждет другая, лучшая жизнь. Соответственно, я замолчала и продолжала ей улыбаться, словно благодарила за ее слова.
— Когда я уйду, я оттуда, сверху, буду помогать вам. Старайтесь замечать знаки, которые я стану вам отправлять. Слушайте свое сердце. Не желания, нет, свой разум и свое сердце. И если, когда человек всей вашей жизни появится на горизонте, они подведут вас, я буду рядом. Вы услышите мой голос. Услышите в сердце, в памяти, там, где получится уловить мой сигнал. Я скажу вам: это он, Лиор. И вы меня услышите.
Я засмеялась, меня позабавило это обещание, произнесенное таким торжественным тоном, таким серьезным голосом.
— Мое имя означает «ангел», то есть «вестник», и это залог того, что мне предопределена подобная роль, — лукаво шепнула она.
В эту секунду в комнату вошел элегантный мужчина. Я встала и вышла из комнаты — все еще под впечатлением странных речей моей неожиданной подруги.
Смерть мадам Дютур выбила меня из колеи. Я поняла, что каждый умирающий пациент уносит с собой частичку моей жизни. Я отдавала этой работе все свои силы, и я устала, я не в состоянии была больше поддерживать затухающее дыхание, выдерживать угасающие взгляды, слушать дрожащие слабые голоса. Ради чего я жила? Чем я могла помочь этим несчастным? Меня охватили сомнения. Я сомневалась в себе, в своем профессионализме, в нужности своей работы.
Все, к кому я привязывалась, в конце концов уходили.
Что же делать? Может быть, действительно провести незримую границу между собой и пациентами, держаться более отстраненно, стать более профессиональной и умелой, не отдаваться делу всей душой? Эта мысль меня пугала. Мне вовсе не хотелось стать похожей на некоторых наших опытных сестер, ставших с годами совершенно бесчувственными, закрытыми, равнодушными к душевным порывам пациентов, строго и точно выполняющими необходимые процедуры. Они просто делали свою работу, такую же, как любая другая. Часто это были несчастные одинокие женщины. Нелюбимые, нелюдимые.
Для некоторых, не поддавшихся разрушению, вся настоящая жизнь проходила вне больницы. Муж, друзья, дети — у них был кто-то, кто наполнял их жизнь смыслом, о ком они скучали и грустили, за кого радовались… У меня не было никого. Риск попасть в клан прокисших старых дев был вполне реален — и вызывал у меня ужас.
Глава 4
Любовь — это зов
Третий сон
Она по-прежнему лежала на кровати, в той же позе. Именно так она лежала в предыдущем сне как раз перед тем, как я проснулся. И читала ту же самую книгу. Глаза ее бегали по строчкам, на лице сменялись разные выражения, губы порой шептали какие-то слова. Я невидимым свидетелем стоял у порога и любовался ее красотой, лишенной определенных черт, как это бывает в снах, отслеживал каждую деталь, стараясь запечатлеть этот образ в памяти. На этот раз, в отличие от двух предыдущих снов, я не чувствовал себя обездвиженным, приросшим к полу. Я словно плавал по комнате, точно сквозняк, принесенный случайным ветром. Хотелось узнать, что же за роман она читает. Тело мое медленно переместилось поближе, движимое любопытством.
На обложке я с удивлением прочитал свое имя и название своего романа. Тогда я прислушался к тихим словам, слетавшим с ее губ. Подлетев поближе, я узнал некоторые свои фразы. Я завороженно слушал, как ее шепот делает их даже прекраснее, чем прежде, когда мне их нашептывало вдохновение. И был потрясен, увидев, как слеза побежала по ее щеке.
Тогда я понял, что она испытывает нечто вроде экстаза. Неизъяснимый восторг, который испытывают люди, читая романы или стихи, проложившие путь к их сердцу, преодолевшие все барьеры, которые сооружают вокруг него наивность, невежество и глупость.
Я улыбнулся ей в ответ, чувствуя себя соучастником ее восторга, и проснулся.
Слезы катились по щекам, я чувствовал соль на губах. Наслаждался их вкусом, словно то были ее слезы, чудом прошедшие через окна ночи с ее лица прямо на мое лицо. Я представил себе, что в один прекрасный день она сама появится из такого окна. Во сне я решительно возьму ее за руку и приведу в наш мир. Эта мысль меня порадовала, я лежал на постели, умиротворенный, почти счастливый, я представлял себя влюбленным, только что вернувшимся с первого свидания. Возможно ли, что она где-нибудь существует, в заоблачных сферах, вне времени и пространства? Может ли быть, что наши сны происходят въяве в другом измерении, чтобы мы познакомились друг с другом, прежде чем навеки соединиться?
Как иначе объяснить, что из ее уст я слышал целые абзацы, которые наяву совершенно не способен воспроизвести наизусть? Конечно же я был знаком с научной теорией, согласно которой мозг имеет способность запоминать абсолютно все и потом выдавать эту информацию во сне или под гипнозом. Но я предпочитал думать, что она действительно прочла мою рукопись и, более того, она ей очень понравилась.