Выкуси

Поэтому я такая: «А, ну если так, то ладно». Чтоб она не сильно огорчалась, у нее ж нет мол-чела, поэтому она иногда перебляживает для компенсации. Но по мне, так это все равно гадость. И чтоб тему сменить, я вся такая: «А чего им надо было?»

«Всякую бессмысленную херь выспрашивали. Не видала ли я странных кошек, Императора или какую-то рыжую».

Тут я вся такая: «Ебать мои носки! Ебать мои носки!» — про себя. А снаружи держусь вся индифферентно и такая типа: «Ну и ты в несознанку, конечно?»

«Не-а, — говорит, — Ашер упоминал, что рыжая как-то вечером на днях заходила, а потом вчера вечером я на фуникулере еду, к „Максу“ себе за бутером, и мне показалось, она заходит в отель „Фэрмонт“. Типа безумная такая накидка из рыжих кудряшек, за такую и щеночка убить не жалко».

«Красная кожаная куртка?»

«Клевая красная кожаная куртка, да».

«Ну и ты им не сказала же, правда?»

А Лил мне такая: «Сказала, ну».

Тогда я вся такая: «Блядская ты изменщица!» — и тресь ее в плечо.

В мое оправдание: бывшей ПДГ полагается сообщать тебе, когда она новую татуху себе колет, поэтому орать было совершенно не обязательно. Откуда мне знать, что у нее именно на этом плече наколка новая. Кулаком мне в сиську тоже было неспровоцированно.

Кароч, я сижу айкаю très громко, а эта русская дама сверху голову высовывает в окно и такая: «Тихо, пожал-те, а то орете, как подпалённый медведь».

Мы с Лилз тащемта как давай ржать и говорим: «Как медведь», — снова и снова, пока русская дама окно у себя не захлопнула, как медведь.

Тут я все вспомнила и вся такая: «Лилз, мне куртки нужны и ехать в „Фэрмонт“. Надо спасать Графиню».

А Лил такая: «Хор», — даже подробностей не выспрашивала, за что мною и любима: она такой нигилист, что типа аще не смешно.

Беру у нее куртки тащемта и ловлю тачку до «Фэрмонта», от чего таксист тотально рассвирепел, птушто до него типа шесть кварталов, но когда я в отель этот приехала, то вся такая: «Ебать мои носки!» — птушто поздняк уже метаться.

Джоди

Засыпать по-человечески — вот чего теперь не хватало Джоди. Она скучала по тому усталому удовлетворению, с которым падаешь в постель и отплываешь в сумеречное море снов. Вообще-то после обращения она ни разу и не уставала — ну, если не приходилось подолгу бегать без кормежки. По утрам обычно, если они с Томми не занимались любовью и не отрубались в объятьях друг друга, она просто находила относительно удобную позу и ждала, когда солнце взойдет и отключит ее. Может, только веко дрогнет на секунду — и все, гасла, как фонарик.

Что-то похожее на сновидение вампиром она переживала, лишь когда превращалась в туман внутри бронзовой статуи, но даже тогда эта дверь в страну снов захлопывалась с зарей. Постоянно быть начеку — это в вампире, ну, уже как-то раздражало. Особенно если неделю ищешь по всему Городу Томми, все чувства свои выкручиваешь до максимума, и к утру приходится возвращаться в отель ни с чем. Судя по всему, Томми ухромал тогда в переулок и просто исчез. Джоди проверила в Городе все места, куда когда-либо водила его, везде, где он бывал, насколько ей было известно, но нигде никаких следов. Она-то надеялась на некое вампирское «шестое чувство» — вдруг поможет его отыскать: старый вампир же, обративший ее, похоже, так умел. Но нет.

И вот она вернулась к себе в номер отеля «Фэрмонт». Уже седьмое утро. И седьмое утро подряд она вешала табличку «Не беспокоить», запирала дверь, надевала спортивку, выпивала пакет крови, который держала под замком в мини-кулере, после чего залезала под кровать и в уме прочесывала всю карту Сан-Франциско, пока заря ее не отключала. (Поскольку, говоря технически, с рассветом она была мертва, спать на удобном матрасе — опасная роскошь, а под кроватью между ней и солнечным светом оказывался еще один защитный слой: вдруг к ней в номер проникнет любознательная горничная.)

Предрассветный ритуал у нее теперь включал в себя вот что: каждое утро она возвращалась в отель чуточку позднее — как парашютист, который в затяжных прыжках позволяет себе все ближе подлетать к земле перед тем, как дернуть за кольцо. Так вырабатывается чуточку больше адреналина. Последние два утра она входила в вестибюль в аккурат, когда начинал пищать таймер на часах. Она его настроила так, чтобы в любой день срабатывал ровно за десять минут до рассвета, согласно электронному календарю. Томми она тоже купила такие часы. Интересно, носит ли? Шагая по Калифорния-стрит, Джоди пыталась вспомнить, в них ли он был, когда они вырезали его из бронзовой оболочки.

В двух кварталах от «Фэрмонта» будильник запищал, и Джоди не сдержала улыбки возбуждения. Она прибавила шагу, рассчитывая, что все равно успеет попасть в номер и запереться, а до рассвета время еще останется. Хотя, возможно, придется отказаться от пижамы и кровавой закуси.

А поднимаясь по ступенькам в лобби, она уловила сигарный дым и одеколон «Арамис» — и от этого сочетания по спине пробежала тревожная дрожь, не успела Джоди даже определить, в чем тут опасность. Легавые. Ривера и Кавуто. Ривера пах «Арамисом», Кавуто — сигарами. Джоди замерла так внезапно, что каблуки сапог пошли коротким юзом по мрамору.

Вот они оба — у стойки портье, но коридорный показывал им, где лифты. Он их собирался вести к ней в номер.

«Как? — подумала она. — Впрочем, не важно». На улице светлело. Джоди глянула на часы — укрытие нужно найти за три минуты. Она попятилась в двери, выскочила на тротуар и побежала.

Обычно она как-то сдерживалась, чтобы никто не обратил особого внимания на рыжую девушку в сапогах и джинсах, бегущую быстрее олимпийского спринтера, но если теперь заметят — пусть рассказывают друзьям, им все равно не поверят. Надо укрыться, срочно.

Пробежав полтора квартала по Мейсон-стрит, Джоди обнаружила переулок. Свою первую ночь вампиром она провела под опрокинутым мусорным контейнером — и выжила. Может, и теперь день протянет. Но в переулке кто-то был — там перекур у кухонной смены в ресторане. Она побежала дальше.

Следующие два квартала — никаких переулков и тупиков. Потом — щель между зданиями. Может, удастся в нее втиснуться и заползти в подвальное окошко. Она перевалилась через фанерную калитку и уже уперлась одной ногой в землю, когда по узкому проходу к ней кинулся здоровенный питбуль. Джоди выпрыгнула обратно на тротуар и побежала дальше. Ну что за психопаты выгуливают собак в двухфутовой щели между зданий? Должны же быть какие-то законы.

А вокруг был Ноб-Хилл — район открытый, с широкими улицами-бульварами, некогда роскошный, однако вампира, которому до зарезу нужно спрятаться, он ужасно раздражал. Джоди свернула на Джексон-стрит, и у нее при этом сломался правый каблук. Нужно было кеды надеть, конечно, но в высоких и дорогих кожаных сапогах она немножко чувствовала себя супергероем. Выяснилось, что подворачивать лодыжку все равно больно, хоть ты и он.

Поэтому дальше она бежала — вернее, хромала — на цыпочках к Джексон-сквер, старейшему кварталу в Сан-Франциско. Он пережил великое землетрясение и большой пожар 1906 года. Там, в старых кирпичных зданиях полно укромных уголков и подвальных лавчонок. В фундаменте одного дома даже остов корабля есть — этот реликт так и застроили сверху, когда после Золотой Лихорадки у причалов бросили много судов, и Город потом расширялся прямо по ним.

Одна минута. Длинная тень пирамиды Трансамерика лежала впереди на всем квартале, как штырь смертельных солнечных часов. Джоди совершила финальный рывок — и у нее сломался второй каблук. Она оглядывала улицы — окна, двери — старалась засечь возню за ними, искала неподвижности, уединения.

Вот! Слева — дверь, ниже уровня улицы, лестница за чугунными перильцами, укрытыми жасмином. «Еще десять шагов — и я там». Джоди уже видела, как перемахивает эти перильца, плечом выбивает дверь и ныряет под первое же, что сможет укрыть ее от света.

Последние три шага она сделала и вскинулась в прыжке, когда над горизонтом показалось солнце. Джоди обмякла в воздухе, рухнула на тротуар, не долетев до лестницы, и немного проехала юзом — лицом и плечом. Веки ее затрепетали, и она успела заметить лишь пару оранжевых носков прямо у себя перед носом. После чего — отрубилась и затлела на солнце.