Страница 24 из 40
Что было потом — я почти не помню. Мои похитители ругались на чем свет стоит, и Ханно, помнится, советовал Маррику бросить это дело и швырнуть меня за борт. Но меня все же подняли и каким-то образом передали наверх, а там меня подхватили и вытащили на палубу. Потом кто-то наполовину отвел, наполовину отволок меня в трюм и швырнул на кучу тряпок рядом с ведром, там, где воздух из открытой отдушины обвевал мое потное лицо.
По-моему, путешествие заняло четыре дня. Непогода действительно была, но мы наконец оставили ее позади и пошли на хорошей скорости. Я все это время валялся внизу, под отдушиной, кутаясь в одеяла и боясь поднять голову. Через некоторое время мне малость полегчало, но, наверно, двигаться я бы все равно не смог. По счастью, никто и не пытался меня заставить.
Один раз Маррик спустился вниз. Я видел это смутно, как во сне. Он переступил через кучу старых якорных цепей, подошел и встал надо мной. Его огромная фигура наклонилась. Он всмотрелся в меня, потом покачал головой.
— Подумать только, а я-то решил, что нам повезло, что мы тебя подцепили! Надо было сразу выкинуть тебя за борт — от скольких хлопот бы избавились! А ведь тебе на самом деле и рассказать-то больше особенно нечего, а?
Я не ответил.
Он издал ворчание, смахивающее на смех, и вышел. Я уснул, совершенно обессиленный. Когда я проснулся, то обнаружил, что с меня стащили мокрый плащ, тунику и сандалии, вытерли и закутали в сухие одеяла. У изголовья стоял кувшин с водой, заткнутый тряпкой, и лежала краюха ячменного хлеба. Я не мог ни есть, ни пить, но счел это за добрый знак. И уснул снова.
А потом в один прекрасный день, уже в сумерках, впереди показался Дикий берег, и корабль бросил якорь в спокойных водах Морбигана, который люди зовут еще Малым морем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СОКОЛ
Глава 1
Я узнал о том, что мы пристали к берегу, только когда пробудился от тяжкого сна от голосов у меня над головой.
— Если он говорит правду, тогда ладно. Но ты действительно веришь, что принц — пусть даже бастард — может ходить в таком тряпье? Все драное, грязное, даже пряжка на поясе простая, не позолоченная, а сандалии! Ты посмотри на эти сандалии! Плащ, конечно, приличный, но он же рваный! Нет, я все-таки больше верю той истории, что он рассказал сначала. Это всего-навсего раб, который решил сбежать и прихватил с собой вещи хозяина.
Голос принадлежал Ханно, и говорил он по-бретонски. По счастью, я лежал к ним спиной, свернувшись клубком под одеялом. Так что мне не составило труда сделать вид, что я сплю. Я лежал неподвижно и старался дышать ровно.
— Нет, это точно бастард — я встречал его в городе. Я бы его и раньше признал, если бы там было посветлее.
Другой голос, более низкий, — это Маррик:
— В любом случае неважно, кто он такой, раб или принц-бастард, — главное, что он многое знает о том, что происходит во дворце, и Амброзий наверняка захочет его выслушать. А парень, похоже, толковый. Нет, он и в самом деле тот, за кого себя выдает. Таким манерам и разговору на кухне не выучишься.
— Да, но…
Ханно произнес это таким тоном, что у меня по спине поползли мурашки. Я лежал тихо как мышь.
— Но что?
Хорек еще больше понизил голос:
— Может быть, если нам удастся заставить его говорить… Нет, взгляни на дело так: все, что он рассказал нам про короля Камлаха и прочее, — если мы сделаем вид, что добыли эти сведения сами, нам бы за них неплохо заплатили, а? Как ты думаешь?
— Ну да, а потом он выберется на берег и расскажет, откуда он? — проворчал Маррик, — Дойдет еще до Амброзия… А до него непременно дойдет. Он все знает.
— Дурачком прикидываешься? — прошипел Хорек.
Все, что я мог сделать, — это лежать тихо. Спина между лопатками похолодела, словно я уже ощущал прикосновение ножа.
— Да нет, я тебя понял. Но мне кажется, что…
— В Маридунуме никто не знает, куда он делся, — убеждал его Ханно горячим, торопливым шепотом. — А те, кто видел, как поднимали его на борт, решат, что мы увели его сейчас с собой. На самом деле мы так и сделаем. Возьмем его с собой. Дорога до города длинная… — Я услышал, как он сглотнул, — Я тебе с самого начала говорил: не стоило тратить деньги на то, чтобы тащить его с собой…
— Если мы собираемся избавиться от него прямо сейчас, — резко ответил Маррик, — тогда и в самом деле глупо было тратить на него деньги. Но пораскинь мозгами. Мы можем вернуть свои денежки — еще и с прибытком.
— И как же это?
— Ну, если парень действительно что-то знает, Амброзий нам деньги вернет, можешь быть уверен. А если он и в самом деле бастард — а я в этом уверен, — то мы окажемся с прибылью. Сыновья и внуки королей — добыча выгодная. Кому это знать, как не Амброзию?
— Амброзий поймет, что мальчишка не годится в заложники, — мрачно возразил Ханно.
— Откуда ты знаешь? А если он не понадобится Амброзию, тогда мы оставим мальчишку себе, продадим, а деньги поделим пополам. Так что оставь его. Живой, он хоть чего-то да стоит. Мертвый не будет стоить ни гроша, и выйдет, что мы только зря потратились.
Ханно потыкал меня ногой — нельзя сказать, чтобы особенно бережно.
— Сейчас он, похоже, и так многого не стоит. Ты когда-нибудь видел такого дохляка? Брюхо нежное, как у девчонки. Как ты думаешь, он сможет идти?
— Сейчас узнаем, — сказал Маррик и встряхнул меня, — Эй, парень, вставай!
Я застонал, медленно повернулся и показал им свое лицо — достаточно зеленое, как я надеялся.
— В чем дело? Уже приехали? — спросил я по-валлийски.
— Приехали. Давай поднимайся. Мы идем на берег.
Я застонал снова, еще жалостнее, и схватился за живот.
— О господи! Нет! Оставьте меня в покое!
— Ведро воды на голову, — предложил Ханно.
Маррик выпрямился.
— Некогда, — Он снова говорил по-бретонски, — Похоже, его придется тащить. Не стоит с ним возиться. Нам надо попасть к графу. Не забывай, сегодня ночь собрания. Он уже знает, что корабль в гавани, и захочет видеть нас перед тем, как уходить. Лучше доложиться ему, а то могут быть неприятности. Оставим мальчишку пока что здесь. Можно его запереть и сказать часовому, чтобы присматривал за ним. Мы вернемся еще до полуночи.
— То есть ты вернешься, — кисло заметил Ханно, — У меня-то ведь дело, которое ждать не будет, ты же знаешь.
— Амброзий тоже ждать не будет. Так что если хочешь получить свои денежки, тебе стоит поторопиться. Разгрузка уже наполовину закончилась. Кто там на страже?
Ханно что-то ответил, но скрип тяжелой двери, закрывавшейся за ними, и грохот задвигаемого засова заглушили его слова. Я услышал, как засов закрепили клиньями, потом их шаги и голоса потерялись в шуме разгрузки, от которой трясся весь корабль: визг лебедок, крики людей над головой и в нескольких ярдах в стороне, на берегу, шипение и скрип канатов, грохот тюков и ящиков, швыряемых на причал.
Я отбросил одеяла и сел. Теперь, когда эта ужасная болтанка прекратилась и я снова мог твердо стоять на ногах, я чувствовал себя вполне прилично. Я ощущал себя каким-то пустым, легким и очищенным изнутри, и это давало мне странное чувство удовлетворения — непривычное, слегка нереальное ощущение, какое испытываешь, когда летаешь во сне. Я сел на корточки и огляделся.
На причале висели фонари, при свете которых работали грузчики, и свет фонарей вливался через маленькую квадратную отдушину. Я увидел рядом с собой все тот же широкогорлый кувшин и новую краюху ячменного хлеба. Я вытащил из кувшина затычку и осторожно попробовал воду. Она пахла плесенью и тряпкой, но пить ее было можно; с ее помощью я избавился от металлического привкуса во рту. Хлеб оказался твердым, как камень, но я размочил его в воде, и наконец мне удалось отломить кусочек. Потом я встал, чтобы выглянуть в отдушину.
Для этою мне пришлось уцепиться за подоконник и подтянуться на руках. Ногой я уперся в одну из распорок, шедших вдоль переборки. Судя по форме моей тюрьмы, я догадывался, что она расположена на носу.