Страница 5 из 32
— Маме не обязательно об этом говорить!
А когда я выходил из дому, мама мне ещё пятьдесят пфеннигов в карман положила.
Было нас четверо — Эрвин, Петер, Бруно и я. Сперва мы носились как угорелые между палатками, каруселями и ларьками.
— Начнём-ка с «чёртова колеса», а? — предложил Эрвин.
Но мне, сказать по правде, неохота было — меня тошнит от этих колёс.
— Трусишь, Циттербаке? — закричали все остальные.
Но я и виду не подал, и мы прошли дальше, к «американским горкам».
Эрвин крикнул:
— Айда наверх!
Мимо нас прогрохотала тележка. Девчонки в ней визжали как резаные.
— По мне дороговато! — сказал я. — Детский стоит пятьдесят пфеннигов. Что ж у меня тогда останется? На одно яблоко и большой леденец?
Тут уж Эрвин разозлился:
— Говорил же я — трус ты! Вот и сейчас видно — боишься с горки скатиться!
Но Петеру тоже показалось дорого, и он сказал, что ему неохота. Мы пошли дальше. Остановились перед большой палаткой. На вывеске — светящаяся надпись:
КТО СТРАХА НЕ ВИДАЛ, ТОТ УЗНАЕТ ЕГО У НАС!
В КОМНАТЕ СТРАХОВ ЦЕЗАРЯ ШТИЛЬМАНА
дрожат самые храбрые мужчины
Женщины обливаются слезами ужаса
Я громко прочитал эту надпись, и у меня сразу мурашки по спине забегали. Петер и Бруно что-то притихли. Только Эрвин всё ещё ворчал.
В палатку надо было въезжать на маленькой тележке. Там, где мы стояли, надо было садиться в тележку. Она сразу трогалась с места, и за ней тут же захлопывались ворота. Проходило немало времени, прежде чем тележка выкатывалась из других ворот. Но в каком виде оттуда выезжали люди — ужас!
Женщины и девушки от страха прижимались к своим кавалерам, а у тех шляпы были надвинуты на самые глаза. Из громкоговорителя нёсся дикий вой и визг.
Мы всё ещё стояли перед вывеской разинув рты.
Наконец Эрвин сказал:
— По-моему, и тут тоже дерут! Ишь ты, один раз прокатиться — тридцать пфеннигов!
— Трусишь? — обрадовался я.
Я надеялся, что он скажет «да» и мы уйдём подальше от этой «комнаты страхов».
Но Эрвин всё ещё злился.
— Сам трусишь! — крикнул он.
— Это я трушу? Я вот не боюсь «комнаты страхов», а ты боишься!
По правде сказать, мне не особенно хотелось в эту «комнату страхов». Папа часто говорит, что для настоящего Циттербаке у меня смелости маловато. Но, чтобы меня несколько раз подряд обзывали трусом, этого я не мог стерпеть.
— Нечего зря болтать! — сказал я. — Давай садись, поехали!
— Ладно уж! — угрюмо пробормотал Эрвин, пересчитывая монеты.
Мы подошли к кассе, а Петер и Бруно остались у входа, чтобы понаблюдать, что с нами произойдёт. Между тем дядька у кассы кричал во весь голос:
— Заходи! Заходи! Здесь живая смерть по стене бегает! У Цезаря Штильмана вы от страха посинеете!
Опять я почувствовал, как у меня мурашки по спине поползли.
Мы с Эрвином сели в свободную тележку, и когда мы катились мимо Петера и Бруно, то помахали им на прощание и улыбнулись. Но было уже не до смеха. Тележка дёрнулась, ворота за нами захлопнули, и мы очутились в полной темноте.
Сразу на нас со всех сторон обрушился какой-то рёв и визг. Тележку кидало из стороны в сторону, пришлось обеими руками вцепиться в поручни. Вдруг впереди показались огромные красные глазищи, и мы пронеслись под чудовищной совой. То и дело тележка стукалась о какие-то двери, они распахивались, и я сгибался в три погибели: всё думал — сейчас по уху получу. Вдруг перед нами выросло… привидение! Оно грозило нам белой рукой.
Эрвин взвизгнул:
— Бежим отсюда!
Но как убежишь, когда тележка несётся всё быстрей и быстрей. Потом чьи-то длинные шершавые пальцы пытались схватить нас за волосы, стали ощупывать лицо.
— Мертвецы! — заорал я и зажмурил глаза.
Где-то рядом ударила молния, загрохотал гром, и в ослепительной вспышке я увидел двух ведьм. Они плясали вокруг нашей тележки. Но самое страшное ожидало нас впереди. Тележка замедлила ход, стало немного светлее. Мы с Эрвином поглядели друг на друга и уже хотели перевести дух, но куда там… В освещённой нише стоял скелет и молча манил нас костлявой рукой. Медленно мы катились прямо ему под ноги. Всё ближе, ближе… Волосы у меня встали дыбом.
Я вскочил и закричал:
— Не могу больше!
Эрвин хотел меня удержать, но тележка метнулась в сторону, и я очутился на холодном песке. Я ничего уже не видел и только слышал где-то вдали жалобные вопли Эрвина:
— На помощь! Циттербаке, где ты?
Теперь я остался совсем один в «комнате страхов»… Надо было как-то выбираться. Не успел я подняться, как мимо пронеслась новая тележка и женский голос пропищал:
— Эвальд, Эвальд! Ещё одно привидение!
Это, должно быть, про меня кричали. Ощупью я стал пробираться вперёд. Мимо пронеслась ещё одна тележка. Вдруг я заметил слабый свет сверху и увидел, что стою рядом со скелетом!..
У меня задрожали колени, я упал и… опрокинул скелет.
Вот тебе и раз! Оказывается, всё это было одно враньё! Скелет сразу развалился, и поднялось целое облако пыли. Внутри черепа горела зелёная лампочка. Ну и жулики! Они, оказывается, просто подсвечивают зелёными лампочками!
Я пошёл назад от лампочки к лампочке и всё следил, чтобы меня не сбило тележкой. Скоро я добрался и до привидения и чуть не запутался в его белом балахоне. «Глупость одна, а не привидение! — сказал я себе. — Всё из картона вырезано!»
Тут как раз проезжала ещё одна тележка с двумя девчонками.
— Видишь, шевелится! — в ужасе пропищала одна из них, и тележка исчезла в темноте.
Я побрёл дальше и наткнулся на «пальцы мертвецов». Это были обыкновенные тесёмки, спущенные с потолка. Во́ сколько вранья!
Но, как я ни искал, я не находил ворот, а надо было выбираться из этой дурацкой «комнаты страхов». Я вспомнил, что мимо скелета все тележки очень медленно проезжали. Вот, думаю, там я и вскочу, а уж она куда-нибудь вывезет! Я ещё немного побродил в темноте, нашёл это место и стал ждать.
Сперва проехала тележка с дяденькой и тётенькой. От страха они зажмурили глаза и целовались.
— У-у-у! Все вы в ад попадёте! — завыл я, чтобы их позлить.
Но они даже не оглянулись.
Со следующей тележкой мне повезло. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я сразу увидел, что в ней сидел только один человек — какая-то тётка. Правда, очень толстая.
Я вскочил на ходу и уже хотел сказать: «Здравствуйте! Извините, пожалуйста, я заблудился и никак не выберусь отсюда»… Но где там! Она как закричит и тут же разом затихла и повалилась на меня. Я чуть не выпал из тележки. Тётку-то, оказывается, родимчик хватил.
Были там и ещё всякие страхи, но я их ничуть не боялся. Ни отрубленной руки на столе, ни болтающихся ног удавленника…
«Всё одни картонки, всё мура какая-то!» — злился я.
И вот мы с тёткой выкатили на свободу. В первую минуту дневной свет меня совсем ослепил. Но затем я увидел Петера и Бруно. Они обалдело уставились на меня.
Какие-то девчонки, увидев меня, заверещали. Толстая тётка рядом со мной тяжело отдувалась и утирала слёзы. Я оглядел себя: весь в пыли, на плече болтается кусок балахона того дурацкого привидения, а в руке — картонная кость!
Спрыгнув с тележки, я пустился бежать. Бруно и Петеру крикнул:
— Удирай, ребята!
Скоро мы были уже среди деревьев парка.
На бегу я спросил:
— А Эрвин где?
— Он как выкатил из этой страхолюдин, весь белый-белый, и сразу драла! «Альфонса привидение уволокло!» — кричит. Только мы его и видели.
Петер и Бруно здо́рово струхнули. Потом они решили всё-таки сообщить в полицию, что у них на глазах ребёнка украли, но тут из ворот выкатили мы с тёткой.
— Небось жутко было? — спросил Бруно, тыча пальцем в картонную кость.
— Да, пришлось здорово повозиться, — ответил я и тут же отбросил подальше кость и лоскут от балахона.
Петер и Бруно стали клянчить, чтобы я рассказал им про «комнату страхов».