Страница 44 из 46
Манюсь зажмурился и, укачиваемый мерным шумом воды, заснул.
Когда он открыл глаза, полоска реки казалась уже серо-стальной. Противоположный берег тонул в синем сумраке. Мальчик потянулся, выгоняя из тела дремоту. Волны все еще шептались, но рокот их казался теперь угрожающим, мрачным и враждебным. Над мостами висели светлые жемчужины фонарей. В зарослях лозняка квакали лягушки.
Манюсь поднялся, сорвал прутик и бездумно стал хлестать им по темной глади воды. Он не знал, что ему делать, куда идти, боялся тронуться с места. Мальчику казалось, что на каждом шагу его подстерегает Вавжусяк. Стоит с наглой, злой усмешкой на загорелом лице, а его сжатые кулаки уже готовы для удара.
Мальчик со злостью плюнул в воду.
— И что я ему сделал? — прошептал он. — Разве это я его засыпал? Ведь я и слова никому не сказал.
Неожиданно Чек вспомнил, что тетя Франя сегодня возвращается из больницы. Наверное, она уже дома и ждет его. Нужно показаться хотя бы на минутку, не то она будет волноваться. Мальчик решил, что ненадолго зайдет к тете. Не хотелось думать о том, что будет после. Манюсь надеялся, что Вавжусяк не знает о возвращении тети. Будет искать его у Стефанека, в мастерской пана Лопотека, но уж никак не в Голубятне. Мальчик глубже надвинул шапочку и двинулся в сторону моста, по которому светящимися гусеницами ползли трамваи.
Когда Манюсь входил в ворота, ему показалось, что на другой стороне улицы в развалинах шевельнулась чья-то тень. Заколебавшись, он остановился, раздумывая, входить ему в Голубятню или пройтись немного по улице, чтобы убедиться, что его никто не подстерегает. Однако он вспомнил, что в Голубятне есть множество скрытых переходов, которых никто из чужих не знает. Вот хотя бы эта боковая черная лестница — по ней всегда можно удрать.
Он еще раз глянул на развалины, которые высились по другую сторону улицы, но ничего угрожающего не заметил. «Показалось», — подумал он, входя в ворота. Двор был пуст. Только какая-то бездомная дворняжка рылась в мусорном ящике. Увидев мальчика, она оскалилась и, поджав хвост, удрала через пролом в стене.
В подвале у Пеховяков грустно заливалась гармонь. Чей-то осипший голос затянул незнакомую песню. На третьем этаже сквозь щель в лестнице пробивался желтоватый свет, озаряя кусочек покрытого выбоинами неметеного асфальта.
Неожиданно Манюсю показалось, что кто-то крадется вдоль темной дворовой стены. Оглянувшись, он вздрогнул и прислушался. Сзади прозвучали чьи-то тихие шаги, и в полосе света промелькнула тень.
Манюсь бросился бежать и в ту же минуту услышал за спиной голос Ромека Вавжусяка:
— Не бойся! Подожди!
Но слова Ромека только подогнали его. Перепрыгивая через несколько ступенек, Манюсь мчался вверх по лестнице. Пробежал второй этаж, добрался до третьего. Сзади слышались шаги и тяжелое дыхание.
На третьем этаже Манюсь оглянулся. Ромек Вавжусяк был уже недалеко. Мальчик на ходу выдернул железный прут и изо всех сил ударил им по рельсу лифта. Черная пропасть лестничной клетки заполнилась пронзительным лязгом.
— Что ты делаешь! — услышал он глухой крик Ромека.
Добравшись до деревянной площадки, Манюсь услышал, как на следующем этаже открылась дверь.
— Жемчужинка! Жемчужинка! — закричал он.
Но в эту минуту Вавжусяк успел схватить его за рукав. Манюсь рванулся, старенькая рубашка треснула, как бумага, и рукав остался в кулаке Вавжусяка. В несколько прыжков Манюсь очутился наверху. Бросившись к двери, он принялся стучать в нее кулаками.
Однако ответом ему было только глухое эхо.
— Тетя!
Вопль мальчика остался без ответа. За спиной его заскрипели ступеньки. Тень поднимающегося по ним Вавжусяка вырастала в конце коридора.
«Удрать черной лестницей», — подумал Манюсь. Он бросился в сторону и утонул в мрачном туннеле пустого коридора. Там, где начиналась черная лестница, он на секунду застыл на месте: две оборванные ступеньки свисали над пропастью, как трамплин. Внизу серел бетонный пол. Но Манюсь хорошо знал эту дорогу. Схватившись руками за выступ стены, он, свесив ноги, торопливо искал опоры. Наконец он нащупал ее, но в эту самую минуту над ним нависла темная фигура Вавжусяка.
— Что ты делаешь? — услышал он задыхающийся голос.
От испуга Чек резко отклонился назад, рука его соскользнула с шершавого железа. Еще секунду он искал опоры, но так и не нашел ее. Тогда, отчаянно взмахнув руками, словно уходя под воду, мальчик полетел вниз…
Больничный пустой коридор сверкал безукоризненной чистотой. На деревянной скамье молча сидели Стефанек, пан Лопотек и трое ребят с Голубятни — Жемчужинка, Манджаро и Паук. Все они не отрываясь глядели на дверь, ведущую в палату.
Когда дверь эта тихонечко скрипнула, все поднялись, как по команде.
На пороге показался врач в белом халате.
— Пан доктор, — с тревогой прошептал Стефанек.
Врач устало посмотрел на тренера.
— Положение тяжелое, — медленно и глухо сказал он. — Мальчик еще не пришел в себя.
Загорелое лицо Стефанека побледнело.
— Пан доктор, спасите паренька, — прошептал он.
Врач чуть пожал плечами:
— Делаем все, что в наших силах.
Маленький Жемчужинка, закрыв лицо шапкой и отвернувшись к белой кафельной стене, громко всхлипывал. Его худенькие плечи содрогались от плача.
Врач подошел к мальчику и положил ему на плечо белую тонкую руку.
— Не плачь, дружок, — сказал он мягко, — сделаем все, что можно.
Мальчик повернулся к нему, открыв веснушчатое, залитое слезами лицо.
— Пан доктор, — сказал он, — пожалуйста, спасите его, это наш самый лучший товарищ.
Белая рука врача погладила худенькое лицо парнишки.
— Хорошо… Хорошо… Успокойся, малыш.
Когда врач отошел, все снова уселись на скамью. Пан Лопотек, запустив огрубевшие пальцы в свою густую гриву, тихо вздохнул:
— Боже мой… Такой был всегда подвижный — живое серебро, а не мальчик.
Тренер прикусил губу:
— А мы его тогда заподозрили…
— Смелый парнишка, — прошептал пан Лопотек. — Хотел спасти грузовик. Все это я узнал, хоть кому скажу, в комиссариате. Вызывали меня. Спрашивали, что за парнишка забрался в машину. А что я мог сказать? Объяснил, что это Чек… И ничего больше…
— Воры думали, что это он их выдал.
— Сами они, хоть кому скажу, себя и выдали. Один из ящиков по дороге лопнул, и какао начало высыпаться. По этому какао их и проследили до самого притона. Того, что спрятал краденое, накрыли, а остальных разыскивают. — Механик сжал кулак и погрозил: — Эх, попали бы они ко мне в руки! Такого хлопца хотели погубить!
Жемчужинка с большим уважением поглядел на кулак пана Лопотека. Будь он такой же сильный, как слесарь, и будь у него такие же большие кулаки, ми за что бы он тогда на лестнице не выпустил Вавжусяка. А вот Ромек воспользовался замешательством и удрал.
— Пан Лопотек, — неожиданно тихо сказал Стефанек, — ребят нельзя оставлять без надзора. Я после матча беседовал с Радошем, руководителем футбольной секции… «Полония» возьмет над ними шефство.
— Стало быть, и над «Сиренкой»?
— Да…
— Это хорошо… Но ведь сколько таких ребят на нашей улице! А во всей Варшаве? Если даже десять клубов возьмут их под свое покровительство — все будет мало.
— Но зато хороший пример. Если мы возьмем под свою опеку «Скрепку» и сколотим дружный коллектив, то нашему примеру последуют другие. — Тренер замолчал, услышав рядом чей-то громкий храп.
Повернувшись, он увидел, что Польдек Пеховяк, прислонившись к его плечу, крепко спит, разинув рот. Рядом с ним дремал Манджаро. И только Жемчужинка мужественно продолжал бодрствовать. Однако и его веки слипались.