Страница 3 из 7
Вряд ли она, конечно, рассчитывала на материальную помощь. Но хотя бы курицу он мог сам принести?
Вот и вся личная жизнь.
Зато моя личная жизнь, к сожалению, остросюжетная.
У меня был приятель Серёжа, адвокат и алкаш. Внешность как у Семён Семёныча из «Бриллиантовой руки», и кепка точно такая же.
Звонит как-то раз, приглашает встретиться. Договорились в летнем кафе, возле казино.
Я заехала домой, чтобы переодеться. Смотрю своё бельё: чистых трусов нет, всё выброшено в стирку. Пришлось надеть джинсы на голое тело. Это я по секрету говорю, а то неудобно.
Сидим в кафе. Он пьёт вино, я — кофе, разговариваем. Он так заметно веселеет. Приглашает ехать к нему, продолжить.
Я думаю: скоро его развезёт, и куда я с ним, пьяным? Ну, и всячески отнекиваюсь.
И вдруг он говорит: «А знаешь, что у меня дома есть? У меня дома есть трусы!!»
Странное заявление. Я так потрогала тихонько спину: вроде задница не виднеется. Короче говоря, заинтриговал меня этим обстоятельством: как он мог догадаться, что я без них?
Мы поймали машину и поехали на Комсомольскую. А там оказалось, что ему друг отдал коробки с женскими трусами, потому что жена друга этим бизнесом расхотела заниматься. И он их раздаёт всем подряд.
С Комсомольской я ушла только утром, очень сильно влюблённая. Даже не ожидала такого от «бриллиантовой руки».
Любила я его ровно полгода. Потом, наконец, заставила себя понять, что сам он-то ни фига не влюблённый! Да ещё нечаянно подслушала, как он друзьям на кухне жаловался: «Видно, судьба моя такая, толстеньких трахать». Такая печаль, дескать. Друзья, конечно, поржали.
Мне так было больно. Хотя я потом с ними сидела, смеялась.
Короче, уползла к себе в сугроб.
В субботу я уронила арбуз на клавиатуру и пошла во фруктовый киоск за новым арбузом. На обратном пути застряла в кафе, потому что там пусто было, читала роман «Зима тревоги нашей».
И как раз посередине этой «тревоги» звонит мой бриллиантовый алкаш и очень просит приехать. Ну, прямо слышно по голосу: плохо человеку.
Примчалась (думаю: в последний раз). Лежит на смертном одре. Буквально последняя весна Некрасова. На столе пустые бутылки от водки и коньяка. Я села, задаю наводящие вопросы… Интервьюер во мне пропадает. Адвокат только мычит и страдает.
Вдруг звонок в дверь. Открываю, стоят четыре девицы.
Выяснилось: он, пока меня ждал, зачем-то заказал проституток…
Блин. Вот скажи после этого, что у Любы пятый номер афоризмы неправильные!
Девицы заходят в квартиру таким манером, как будто подписи в защиту архитектуры собирают. Реально красивые, ухоженные, четыре штуки — на выбор. В том числе две блондинки. Одна, правда, была в юбке-поясе. Я говорю: «Спасибо вам, девушки, за ваш нечеловеческий труд! Но клиент занемог и лежит без сил».
Кое-как ушли.
Серёжа, адвокат хренов, уже весь трясётся перед гибелью, смотрит умоляюще. Последняя весна в разгаре. Я говорю сурово: «Подсудимый! Ваше последнее желание!» Вместо последнего желания показывает пальцем на пустую бутылку: мол, принеси ещё, а?
Времени скоро двенадцать ночи. Я говорю: «Фиг тебе, а не коньяк! За пивом, ладно, схожу». Он хрипит: «Побольше!..»
Спустилась в гастроном — там до двенадцати.
Успела. Стою на кассе с пивом. За мной в очереди мужчина, весь такой из себя смуглый мачо.
И этот мачо, глядя сначала на мою корзину, потом на меня, говорит:
— Как много пива… И как много лишнего веса!
И кассирша тут же. Подло так хмыкает.
Ну, я молчу. Только повернулась к нему и улыбнулась, как могла, всем своим декольте. А сама, конечно, в ступоре, и на душе противно.
Хорошо, думаю, сейчас будет реабилитация!
Подхожу к терминалу, где кладут деньги на телефон. Плачу за телефон, а чек оставляю. Там же мой номер.
Знаю точно: сейчас позвонит.
Иду назад к своему Некрасову, он уже передумал умирать. Крашусь по-быстрому. Жду.
Звонит, конечно. Куда он денется? Мачо-фигачо.
— И куда же вы, леди, исчезли? Я за вами! Вас нигде! Где ваша резиденция? Не могли бы сойти вниз?
Спускаюсь прогулочным шагом, гляжу с надменным удивлением: кто это, вообще? зачем припёрся? Он сразу начинает козырять: инструктор, выступающий спортсмен, ага, культурист. Тренер в «Королевстве фитнеса». Пошлое название, сразу вижу.
— Поедемте, — говорит, — со мной завтра на презентацию?
— Некогда мне с вами презентовать, я на дачу собираюсь.
— Тогда, — говорит, — я сам не поеду, а вас на дачу отвезу.
Уже совсем откровенно спрашиваю: «Чего тебе надо? Я вроде бы не твой формат, столько лишнего веса!» А он: «Ты что! Был бы человек, а красивое тело я сам сделаю. Хочешь, я тебя потренирую?»
— Иди, — говорю, — делай чьё-нибудь другое тело. А я ещё посмотрю на твоё поведение.
Нет, он, конечно, мачо, загорелый весь. А мне-то что?
Сижу потом на работе, звонит: «Еду за тобой! Есть уникальный план! Сначала мы к тебе едем отдыхать, а потом — тренироваться».
Я говорю: «Отдыхать ко мне мы с тобой вряд ли поедем. А вот тренироваться тоже вряд ли».
И тут он заявляет: «Дура ты. Мне богатые девушки за секс деньги предлагают, лишь бы с ними поспал. А ты за так не хочешь, дура последняя!»
После этого, правда, ещё звонил — уже звал просто в кино. Прислал мне фотографию своей голой спины. Готовился к соревнованиям и нашел на спине какой-то жир. И не стрёмно ему было спину мне присылать?
Хотя зря я собой любуюсь. Чем тут любоваться? Я, может, даже низко себя вела.
Люба пятый номер говорит: «Ничего низкого с твоей стороны. Это с его стороны низко было так знакомиться с девушкой!»
А он же спортсмен, возит с собой банки с едой. Жира нет, углеводов нет, ест по часам. А встречные девушки должны служить доказательством его успеха.
И что у нас теперь есть на горизонте? Ничего нету. И лето уходит.
Насчёт сезонов могу сказать: я не люблю осень, зиму и весну.
А сейчас вот чувствую, лето умирает. Хожу, реву. Мысленно, конечно.
Ночью пошла полюбоваться на тот сайт с причесоном, как на разбитое корыто. Есть хоть кто-нибудь живой, с углеводами?
Ну, и что я вижу. Анкета, без фотографии.
Евгений, 44 года. Знак зодиака — Водолей.
О себе. Кажется, неплохой собеседник.
Познакомлюсь с девушкой в возрасте 20–60 лет.
Кого я хочу найти: собутыльника и друга.
Не женат, детей нет.
Ладно, собутыльник так собутыльник.
Начали разговаривать. Как-то внезапно договорились, что пособутыльничаем. Не сегодня, а завтра, например, или в выходные.
Он спрашивает: «Что пить будем?» Говорю: «Я не гурман». Он отвечает: «А я гурман. Но пока, извини, поработаю».
— Что за ночная работа? — не могла не спросить.
— Ну, как тебе сказать. Проект один срочный сочиняю.
— Про что?
— В двух словах, про цветной воздух.
— Может, ты воздухоплаватель?
— Нет, я дизайнер.
Ох, мама родная, думаю.
В пятницу спрашивает: какие планы на вечер? А я только приехала, чего-то жарю на плите.
— Приятного аппетита, — говорит. — А может, потом по стаканчику? Я заеду. У меня хороший погреб.
— Какой ещё погреб?
— Винный.
— Может, ты маньяк? — спрашиваю. — На женщин нападаешь? А то я крепкая девочка, могу и сама при желании напасть. Сознавайся, в погребе удушал кого-нибудь?
— Нет, у меня там только вино дорогое.
Приезжает, смотрит на меня. И тут я понимаю, что, наконец-то, снова пропала.
Особые приметы: старые глаза и молодое лицо, очень чёткие губы. Не скажу, что он мне сразу сильно понравился. Сразу мне никто… Но чувствую, что — может.
Едем мы к нему. Лучше бы не ездили. Дом — белая горячка одинокого миллионера, фантазии братьев Гримм. И так мне печально стало! Знаю заранее, что мне лучше не вглядываться. Печально из-за того, что я с такими гражданами чувствую себя неполноценной. Ну, то есть у них своя свадьба, а я — сама себе звезда.