Страница 16 из 21
Так вот, кругом затворялись двери не для того, чтобы Потемкин лежал в праздности, а для того, чтобы ничто не мешало ему напряженно работать. Посетителям же объявлялось, что он в плохом настроении и лучше на глаза ему не попадаться — это отбивало охоту добиваться приема даже у самых настырных.
Что же касается умелого использования всяких слухов о себе самом и о чертах своего характера, то в этом Потемкин особенно преуспел. В 1788 году, находясь под Очаковом, он задумал дерзкую операцию, чтобы достать необходимые ему планы подземных минных галерей, сооруженных французами на подступах к крепости и некоторые секретные документы по линии министерства иностранных дел, документы, характеризующие политику Франции по отношению к России. А надо сказать, что в той войне французы оказывали существенную помощь Турции, с которой воевала Россия.
В поездку за этими документами Потемкин снарядил своего адъютанта Баура, а дабы не насторожить французов, придумал и «серьезное» поручение он объявил, что адъютант едет за модными башмаками для Прасковьи Андреевны Потемкиной, жены генерал-поручика П. С. Потемкина. Весть эта мгновенно облетела русский лагерь, офицеры судачили, вспоминая прежние «причуды». Вот, мол, князь горазд на выдумки — то в Калугу за тестом посылает, то в Сибирь за огурцами.
Тем временем Потемкин вручил Бауру рекомендательные письма и указал адреса своих агентов в Париже. Прибыв в столицу Франции, адъютант князя не скрывал официального своего поручения и привел в восторг сплетников. Один модный щелкопер успел даже моментально сочинить водевиль о странном русском вельможе и поставить его в театре еще до отъезда Баура. Пока шли пересуды, пока Париж наслаждался спектаклем, Баур бегал за башмаками, размещая заказы в модных и дорогих лавках и мастерских. Одновременно, не привлекая внимания, он прошел и по нужным адресам, получил необходимые средства и занялся выполнением главной своей задачи. Он подкупил любовницу министра иностранных дел, и та выкрала у своего обожателя нужные бумаги. Похожим путем достал он и планы подземных минных галерей.
Надежно спрятав все документы в ворохе башмаков, Баур выехал в Россию. Пропажи французы хватились, когда он был уже в лагере под Очаковом.
Слухи о том, что Потемкин вместо того, чтобы заниматься осадой Очакова, ублажает дам, поплыли по России, но князь относился к ним равнодушно главное-то он дело во имя России сделал, секретные французские документы были в его руках, и он умело использовал их в своей деятельности.
Однако продолжим рассказ о дне Потемкина… После завтрака начиналась обычная работа. Первым к князю заходил В. С. Попов, который приносил поступавшие на его имя письма и бумаги. В кабинете Василий Степанович оставался до тех пор, пока князь не отпускал его. Затем следовал доклад статс-секретаря. Его сменял медик, делавший подробное сообщение о состоянии медицинского обеспечения поиск, и, наконец, в кабинет поочередно допускались представители дипломатического корпуса.
Вели они себя с князем исключительно деликатно. По словам В. В. Огаркова, Потемкин держался с ними, как и подобает первому министру великой России, что заставляло «даже представителя „гордого Альбиона“ лорда Мальмсберри (Гарриса) заискивать у непеременившегося с посланниками князя».
Он был достойным последователем своего предка, известного умением держаться с представителями иностранных государств и даже с царствующими особами, как и прилично великороссу, и никогда не заглядывал в рот западным деятелям, что, увы, так часто мы видим в нынешние годы…
«По отпуске последних, — продолжает далее С. Н. Шубинский, — Потемкин запирал сбой кабинет и оставался в нем более часа один. В этой комнате находился большой стол, на котором лежали всегда: бумага, карандаш, пруток серебра, маленькая пилка и коробочка с драгоценными камнями разного цвета и вида; когда князь о чем-либо размышлял, то, чтобы не развлекаться и сосредоточить свои мысли на известном предмете, он брал в руки два драгоценных камня и тер их один об другой, или обтачивал пилочкою серебро, или наконец раскладывал камни разными фигурами и любовался их игрою и блеском. Что в это время созревало в его уме, он тотчас же записывал на приготовленной бумаге и потом, отворив двери, звал Попова и отдавал приказания».
Умение думать, причем думать масштабно, по-государственному, отличало Потемкина. Он никогда не принимал скороспелых решений, не делал опрометчивых шагов, особенно если это касалось интересов России. Взять хотя бы реформы в военном деле. Он не спешил сразу переломать все, что было прежде, а потом уж начинать строить, не зная как, но всесторонне исследовал каждую проблему и не экспериментировал на армии и ее личном составе. Недаром о его реформах П. В. Чичагов писал: «Военные силы, соответственные населению, были соразмерны материальным средствам империи и, благодаря гению Потемкина, были вооружены и экипированы лучше, нежели где-либо в Европе. Ибо, лишь после долгих опытов, доказавших превосходство этой экипировки над прочими, он решился ее ввести в наши войска».
Безусловно, вершить все эти великие дела помогал Потемкину и распорядок дня, раз и навсегда им принятый.
Григорий Александрович умел работать, но умел и отдыхать. После утренних своих трудов он обычно, если выдавалось время, навещал знакомых, родственников, общался с нужными людьми. Затем возвращался к себе, подписывал бумаги, вручал дежурному генералу пароль на следующие сутки и в 2 часа дня, как тогда говорили в 2 часа пополудни, садился за стол.
Интересное замечание делает Шубинский и в отношении питания князя:
«Потемкин старался строго следовать правилам умеренности и трезвости и, для сбережения своего здоровья, воздерживался, иногда по целым месяцам, от употребления вина и других излишеств».
Таким образом, все обвинения в пьянстве рассыпаются, едва прикасаешься к фактам. Да и о каком пьянстве, о какой лености могла вообще идти речь? Каким образом лентяй и пьяница мог бы сделать столько полезного для России, сколько сделал Потемкин?!
После обеда, побыв немного с гостями, Потемкин вновь удалялся в свой кабинет и оставался в нем один довольно продолжительное время. И снова после раздумий приглашался Попов для конкретных распоряжений.
Даже в праздности Потемкин не был праздным, даже за карточным столом он не забывал о делах. С. Н. Шубинский пишет:
«Игра происходила всегда в глубокой тишине, потому что партнеры князя, зная его привычки, не говорили ни слова, кроме того, что следовало по игре, или если князь не подавал сам повода к разговору. На игральном столе постоянно лежали карандаш и бумага, так как Потемкин и в этом занятии не оставался праздным и, часто прерывая игру, записывал то, что приходило ему в голову. Во время игры в комнату несколько раз заходил Попов, становился за стулом князя и как только замечал, что бумага отодвинута, молча брал ее и спешил привести в исполнение написанное на ней».
Ежедневно в вечернее время Потемкин совершал прогулки пешком, делал гимнастические упражнения, словом, следил за собой, за своим здоровьем и поддерживал бодрость духа. Умевший сам работать и отдыхать, причем не в ущерб делу, он заботился и об отдыхе подчиненных. Известно такое его мнение: «Чтобы человек был совершенно способен к своему назначению, потребно оному столько же веселия, сколько и пищи; в рассуждении сего наипаче надлежит помышлять о солдатах, кои без того, быв часто подвергаемы великим трудам и отягощениям, тратят бодрость и силы сердца. Унылое же войско не токмо бывает неспособно к трудным предприятиям, но и легко подвергается разным болезням».
Армии же, предводимые Потемкиным, не знали поражений, ибо их великий предводитель отдавал все свои силы, весь свой талант повышению боевой мощи и боеготовности войск.
С 1784 года Григорий Александрович являлся президентом Военной коллегии, осуществляя общее руководство всеми вооруженными силами России, готовя их к новым столкновениям с многочисленными врагами, и прежде всего с Османской империей. Помнил он о том, что вскоре после подписания Кучук-Кайнарджийского мирного договора 1774 года верховный визирь Османской империи сказал русскому послу со всем откровением, что, если Крым останется независимым, а Керчь и Еникале во власти русских, мир, вынужденный у Порты, не продлится долго.