Страница 70 из 80
Столь радикальные преобразования в обществе породили потребность в социальном прогнозировании. Даже «овеществленная Утопия» не могла обойтись без своих летописцев будущего. Новая Россия нуждалась в художественном осмыслении перемен, в «рекламной» демонстрации конечной цели. И фантастика оказалась здесь как нельзя более кстати. Ведь только ей было под силу воплотить в наглядных картинах коммунистический идеал. Большинство произведений той поры было проникнуто ощущением реальности мировой революции с последующим наступлением всепланетного коммунистического рая. Журналы и книжные прилавки пестрели рассказами и повестями о последней битве мирового пролетариата с «гидрой капитализма»: «Всем! Всем! Всем! В западных и южных штатах Америки пролетариат сбросил капиталистическое ярмо. Тихоокеанская эскадра, после короткой борьбы… перешла на сторону революции. Капитализм корчится в последних судорогах, проливая моря крови нью-йоркских рабочих» (Я.Окунев. «Завтрашний день»). Молодая советская фантастика была охвачена всеобщим энтузиазмом и искренней верой в лучшее будущее, которое ожидает новую Россию, а вместе с ней и весь мир.
Это время поэт Николай Тихонов метко окрестил Перекрестком Утопий. И в самом деле, не было в истории российской словесности более утопического периода, чем первое послереволюционное десятилетие. «Философия, наука и искусство призваны к строению социализма, то есть к единственному и неизбежному пути в будущее, туда, где на каком-то отрезке времени машина заменит человека, где человек, освобожденный от физического труда, от забот о хлебе, тепле и всей обыденности, сможет наконец наверстать все счастье жизни…» (А.Н.Толстой).
А.В.Луначарский ставил конкретные задачи уже перед фантастами: «Хороший советский научно-фантастический роман есть в самом лучшем смысле слова роман утопический… Нам нужен, так сказать, плановый роман. Нам до зарезу нужно изображение того, как будет через десять лет жить человек в тех самых социалистических городах, которые мы построим». И фантасты изо всех сил старались угадать черты того будущего, которое строили их современники.
ПОКА ЕЩЕ — РОССИЯ
И поныне русский человек среди окружающей его строгой, лишенной вымысла действительности любит верить соблазнительным сказаниям…
Обзор советских утопий логично начать с произведения, которое, с одной стороны, напрямую поддерживает заявленную в первой части тему, а с другой — является самой значительной утопией советской довоенной НФ. Речь пойдет о повести А.В.Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», изданной в 1920 году в Госиздате.
Александр Васильевич Чаянов (1888–1937) — человек сложной судьбы. Энциклопедически образованный, всемирно известный ученый-экономист, талантливый историк-москвовед, блестящий писатель, в 1920-е годы создавший целую серию блистательных романтико-фантастических повестей. В 1931 году он был оклеветан, арестован, а в 1937 году по обвинению во вредительстве и принадлежности к несуществующей «трудовой крестьянской партии» расстрелян. Лишь после шестидесятилетнего забвения его произведения и научные труды обрели новое рождение.
Прежде всего, необходимо заметить, что повесть «Путешествие…» первая в России детально прорисованная утопия развития, то есть будущее здесь рассматривается в исторической перспективе. А.В.Чаянов экстраполирует один из возможных и, по его мнению, перспективных вариантов политической эволюции Советской России.
Герой произведения Алексей Кремнев, начитавшись Герцена, необъяснимым образом перемещается в Москву 1984 года (воистину, эта дата обладает какой-то магической притягательностью в истории мировой фантастики!).
В 1928 году в России был принят «Великий декрет о неотъемлемых личных правах гражданина» (напомним: повесть вышла в 1920 году!). В 1932 году на смену эпохе государственного коллективизма, в течение которой общество было доведено буквально до состояния анархии (еще один опрометчивый ход советского фантаста!), приходит крестьянский режим. И после установления в 1934 году власти крестьянской партии Россия пошла, что называется, демократическим путем. Прежде всего, новая власть пересмотрела идеи управления и труда. «Система коммунизма насадила всех участников хозяйственной жизни на штатное поденное вознаграждение и тем лишила их работу всяких признаков стимуляции. Факт работы, конечно, имел место, но напряжение работы отсутствовало, ибо не имело под собой основания». Даже не верится, что эти строки написаны в годы «диктатуры пролетариата». А главное — опубликованы в государственном издательстве!
Вопросы экономики в утопическом государстве решаются на кооперативных началах, а политические — «методами общественными: различные общества, кооперативы, съезды, лиги» и т. д. «Мы придерживаемся таких методов государственной работы, которые избегают брать сограждан за шиворот». Впрочем, не все так просто и гладко в мире будущего. Не забыл фантаст упомянуть и о вполне закономерных для государства нового типа контрдействиях, путчах и восстаниях. Не всем, например, пришелся по душе «Декрет об уничтожении городов свыше 20 тысяч жителей». Помилованные города (включая восстановленную после одного из восстаний Москву) превратились в уютные, озелененные саттелиты деревень, места «празднеств, собраний и некоторых дел».
Существуют и другие проблемы. Например, агрессивные выпады со стороны… Советской Германии! Впрочем, вражескую армию стремительно — всего за полчаса! — разгоняют «метеофорами» — приспособлениями, которые россияне в мирное время используют для управления дождями и ураганами. И в ознаменование победы крестьянская Москва оглашается звуками торжественного «Прометея» Скрябина — государственного гимна Российской Крестьянской Республики… Любопытна и история издания этой утопии. «Путешествие…» рекомендовал к печати сам В.И.Ленин. «Надо мечтать!» — учил вождь пролетариата… Но печально обрывались эти мечты, судьба «рекомендованного» мечтателя А.В.Чаянова — красноречивый пример. Ведь обвинения в адрес ученого и писателя строились на основании как раз его фантастической повести.
Утопия Александра Чаянова — практически последнее произведение, посвященное не абстрактному всепланетному коммунистическому обществу, а обустройству России[16].
С этого момента тематические границы нашего обзора неизбежно размываются, и мы вынуждены говорить об утопиях вообще. В советской литературе о будущем «русское поле» растворилось или, точнее, раздвинулось. Для утопистов советской эпохи казалось немыслимым построение идеального общества в рамках одной страны. Расползание «Новой русской идеи» по планете представлялось процессом закономерным и неизбежным. Россия если и фигурировала в произведениях, то исключительно в качестве географической точки.
ГОЛУБЫЕ ГОРОДА
…мы построим на местах, где по всей земле наши братишки догнивают, — построим роскошные города, могучие фабрики, посадим пышные сады… Для себя теперь строим… А для себя — великолепно, по-грандиозному…
Понять, осмыслить, художественно воплотить глобальные социальные сдвиги, потрясшие Россию, пропустить через себя настроения противоречивой эпохи — задача, посильная только для истинного Художника. Будем объективны: на 80 процентов цех молодой советской фантастики составляли литературные дилетанты. Искренне желавшие утвердить знамя НФ в литературе, иногда способные, добротные литераторы, но — не Художники. Произведения, поднявшиеся до уровня осмысления современности, большая редкость в советской НФ 20-х годов. С романами о будущем ситуация была еще плачевней.
И все-таки было несколько произведений утопического жанра, так или иначе, отразивших романтико-трагедийное ощущение эпохи.
16
Правда, можно еще вспомнить опубликованный за рубежом роман опального генерала и талантливого писателя П. Н. Краснова «За чертополохом» (1922), посвященный реставрации российского общества. Действие романа развивается в 1960-е годы. Отгородившаяся от остального мира гигантским чертополохом Россия возродила династию Романовых, поставив во главу принципы «самодержавия, православия, народности». (Здесь и далее прим. авт.)