Страница 44 из 80
— Спасибо, — отозвался Джеремия.
— Итак, — Сейвин обвел взглядом кости, — продолжим?
— Есть только один выход, — проворчал Кев. Он уронил обсидиановый кубик на их сооружение, и оно развалилось. — Варз.
Ход был странный, но Джеремия понял, что имел в виду Кев. Карн и Варз, две самые мощные Цитадели на планете, десять лет воевали друг с другом. Сказать, что это ввергло Двенадцать Цитаделей в смуту, значило бы не сказать ничего.
Он был заинтригован и внимательно осмотрел кости. Могут ли люди, играя, воссоздавать историю? И накрыл мостом рассыпавшиеся кости так, что мост соединил кубики Карна и Варза. Потом сказал:
— Переговоры Карна и Варза после войны.
Сейвин кивнул ему. Они продолжали играть, и вскоре, по мере того, как взаимодействие между костями все более усложнялось, игроки перестали называть «фигуры». С таким вариантом игры Джеремия знакомился впервые. Никто не пытался взять верх друг над другом, соперничая в построениях. Наоборот, все вместе работали над единым построением, используя его для описания той войны.
Джеремия когда-то изучал ее историю. Однако вьясские игроки имели свой взгляд на самую знаменитую потерю в этой войне — гибель калани по имени Севтар. Джеремия знал, что Севтар погиб в последнем сражении, когда Варз напал на Карн, но только теперь уяснил, что война началась из-за Севтара. Карн и Варз вступили в войну за право на калани — и оба его лишились.
Когда партия завершилась, Джеремия откинулся, испытывая то приятное чувство, которое обычно охватывало его после чтения фундаментального исторического труда.
Сейвин одобрительно посмотрел на новичка.
— Ты быстро схватываешь.
— Спасибо. — Джеремия указал на конструкцию; занявшую не такую уж малую часть ковра. — И вы таким способом можете изложить всю историю?
— Не только историю, — ответил Сейвин. — Мы проецируем будущее, моделируем политические стратегии и определяем направление моды.
Джеремия потер подбородок.
— Похоже, вы здесь знаете все, что происходит в Двенадцати Цитаделях. Каким образом? Вы же никогда не покидаете Калании, и у вас нет каналов связи с теми, кто Снаружи.
— Я тоже думал, будто они знают все, — признался Хевтар, потеплевший к Джеремии. — Да только это не так. Даже папа с его тремя уровнями не может знать всего.
— Тремя уровнями? — Джеремия взглянул на Кева. — Это ведь указывает на число мест, где вы жили, верно?
— Не совсем, — сказал Кев. — Это указывает на Цитадели, в которых побывал игрок. — Он коснулся верхнего браслета на своей руке. — Первый мой уровень я провел в Аке. — Его пальцы погладили второй браслет. — Потом несколько лет в Варзе. — Его пальцы задержались на третьем браслете с наиболее богатой гравировкой. — Потом я переехал сюда.
Джеремия понимал, насколько выгодно привлекать в Калании игроков более высокого уровня. Когда игрок попадал в новую Цитадель, он приносил с собой знания, прежде известные только Директору и калани его прежней Цитадели. Так что новый его Директор получал политическое преимущество над прежним. Джеремия не сомневался, что стоимость таких контрактов возрастала неимоверно. Клятва также начинала обретать смысл, во всяком случае та ее часть, которая запрещала общение с теми, кто Снаружи. Это обеспечивало сохранение знаний, накопленных Каланией.
— Вы даете рекомендации Директору Вьясы, верно?
— Да, советы, — кивнул Сейвин. — О том, как распорядиться властью.
— Но Клятва обязывает вас полагаться только на знания из вторых рук, собранные с более высоких уровней, — указал Джеремия. — Разве это не снижает вашу эффективность?
— Как раз наоборот. — Сейвин покачал головой. — В этом наша сила.
— Мы практически замкнутая система, — добавил Кев. — Снаружи соприкасается с нашей Игрой только через Халь. Все сверх того — речь, чтение, письмо — вредит нашей работе. Воздействовать на Каланию можно, лишь воздействуя на ее Директора. Она должна владеть Игрой в совершенстве, чтобы противостоять тем, кто Снаружи, — например, другим Директорам, — которые тщатся повлиять на ее Каланию или внедрить туда своего соглядатая.
В уме Джеремии теснились новые идеи.
— Не согласитесь ли вы сыграть со мной еще партию? Мне хотелось бы испробовать еще кое-что.
Ньев улыбнулся.
— Конечно.
Остальные одобрительно закивали. Видимо, желание Джеремии играть и учиться у старших калани им понравилось. Он еще не разобрался, насколько сумеет приспособиться к коммунальному устройству Калании, но пока все было сносно. Когда же ему захочется побыть одному, он всегда может укрыться за личной дверью.
Джеремия положил на игральную площадку серебряный диск с золотой спиралью. По мере развития партии он вплетал задуманное в свои ходы. Калани сначала недоумевали, потом заинтересовались. Он облек в форму одну из своих идей: двенадцать Каланий на Коубей походили на хорошо защищенные первичные узлы в культурной сети планеты, аналогичной компьютерным сетям. А игроки Снаружи выполняли функции узлов и звеньев во все разрастающейся сети, плетущейся Директорами и Каланиями.
В Двенадцати Цитаделях в Игру играли все, едва подрастали настолько, что могли бросать кости, и до того времени, когда от дряхлости уже не могли удержать их в пальцах. Игра сообщала новости, истории, сплетни, факты, сведения о новейших технологиях и еще многое. Снаружники постигали новые построения и использовали их в собственных партиях, влияя на противников. Вот так распространялась информация — не с помощью электронных, оптических или квантовых машин, но через гибкие субъективные ходы Игры.
Джеремия считал, что достаточно постиг Игру и, благодаря немалой сноровке, создал блестящую репутацию. Теперь он чувствовал себя новичком. Даже Хевтар превосходил его. Однако вместо того, чтобы играть друг против друга, они сотрудничали, переоформляя идеи Джеремии, находя возражения его ходам. Вот так он и постигал смысл их построений.
Он знал, что калани — это элита гениальных игроков в кости; они обеспечивали своему Директору престиж, опирающийся на их репутацию. Однако он не догадывался, сколь активная роль принадлежит им в становлении планетарной культуры. Через свою игру Халь снабжала Каланию информацией, через свою игру ее калани изучали проблемы и вырабатывали решения. Полученные результаты они сообщали Халь, и она анализировала их работу. Затем она играла с избранными помощницами, те играли с другими, и так далее. Пока вклад Вьясы в общую паутину Снаружи не разбегался по ней, как рябь по воде. Чем лучше Директор играла в Игру, чем сильнее была ее Калания, тем большим становилось ее влияние.
Игра обеспечивала власть.
Джеремию охватила пьянящая радость, как всегда, когда он делал волнующее открытие. Господи, если бы он мог написать об этом! Он просто видел, как начинает статью, как развивает свои идеи и подходит к завершающим выводам.
Однако, если положение Джеремии не изменится, эти новые знания пропадут втуне.
Его радость угасла.
Сейвин взял кость, но, помедлив, положил ее назад. Хевтар зевнул, а остальные калани меняли позы, терли глаза и глядели по сторонам.
— Не сделать ли нам перерыв? — предложил Сейвин.
Игроки согласно закивали. Они начали потягиваться, растирать затекшие мышцы. Кев некоторое время смотрел на Джеремию, потом сказал, словно против воли:
— Теперь я понимаю, почему столько Директоров торговались из-за тебя. К удивлению Джеремии, он услышал общий ропот согласия. А Сейвин добавил:
— Идея твоих сопланетников вести Игру с машинами крайне интересна.
Джеремия улыбнулся: вероятно, с коубейской точки зрения компьютеры были лишь скверной имитацией Игры — мертвыми, а не живыми.
— Спорю: эти ваши компьютеры разработали забавные игры, — сказал Хевтар.
Джеремия засмеялся.
— Еще бы!
А в голове у него возникали все новые и новые темы для выступлений: сравнение самых искусных земных игроков со здешними, вроде Хевтара; анализ Игры как средства переключения агрессии — с войны на стратегические игры; исследование сенсуальной связи между Игрой и динамикой коубейского взаимопонимания полов.