Страница 4 из 52
Я улыбнулся.
— Представляю себе твои ощущения. Правда, меня самого пинком закинули и вполовину не так высоко, но ведь исходное положение мое тоже было гораздо ниже. Ну ладно, а теперь не можешь ли ты немного успокоиться и заснуть? Завтрашний день не за горами. Дать тебе снотворного зелья?
— Нет-нет, зачем оно мне? Я усну, как только ты уйдешь. Мне очень жаль, Мерлин, что пришлось призвать тебя в столь поздний час, но я должен поговорить с тобой, а до этой минуты у меня не было времени. И завтра не будет.
С этими словами он отошел от окна и приблизился к столу, где лежали бумаги и восковые дощечки. Взяв стиль, он тупым концом в задумчивости разгладил восковую поверхность. Голову он при этом опустил, темные волосы свесились на лоб, и свет лампы, обрисовав его скулу, коснулся опущенных густых ресниц. В глазах у меня помутилось. Время побежало вспять. Я увидел перед собой моего отца Амброзия, он стоял, задумчиво теребя стиль, и говорил мне: «Король, рядом с которым будешь ты, сможет управлять хоть целым миром…»
И вот мечта его сбылась, время наступило. Я сморгнул и прогнал видение памяти. И стал ждать, чтобы заговорил однодневный король.
— Я думаю вот о чем, — вдруг сказал Артур. — Саксонское войско разгромлено не полностью, верных сведений о самом Колгриме, да и о Бадульфе, я до сих пор не имею. Полагаю, что они оба бежали и спаслись. Возможно, через несколько дней мы услышим, что они погрузились на корабли и отплыли либо за море к себе на родину, либо в саксонские владения на южном побережье. А может статься, что они затаились в пустынных землях где-то к северу от Амброзиева вала и надеются, собравшись с силами, выступить снова. — Он поднял голову и посмотрел мне в глаза, — Перед тобой мне не надо притворяться, Мерлин. Ты знаешь, что у меня нет военного опыта и я не умею верно определить, насколько сокрушительно поражение саксов и могут ли они от него быстро оправиться. Я советовался, конечно. На закате, покончив с остальными делами, я устроил летучий военный совет, пригласил к себе… разумеется, мне хотелось, чтобы и ты присутствовал, но ты еще не вернулся из часовни. И Коэль тоже не мог быть… Ты ведь, конечно, знаешь, что он ранен, ты, наверно, даже осматривал его после боя? Каковы его шансы?
— Невелики. Сам понимаешь, он уже стар, а рана его глубока, и он потерял много крови, прежде чем получил помощь.
— Я так и предполагал, увы. Я сходил в лазарет навестить его, но мне сказали, что он лежит без памяти и что опасаются воспаления легких… Вместо него явился принц Урбген, его наследник, а с ним Кадор и Кау из Стрэтклайда. Эктор и Бан Бенойкский тоже были. Я совещался с ними, и они все говорят одно: кому-то надо пойти вслед за Колгримом. Кау должен как можно скорее вернуться к себе, ему надо охранять свои границы. Урбгену необходимо оставаться здесь, в Регеде, у него отец на пороге смерти. Стало быть, выбирать придется между Кадором и Лотом. Лота посылать нельзя, ты согласен со мной? Хоть он в часовне и давал мне клятву вассальной верности, я пока еще не очень склонен ему доверять, и уж во всяком случае, не там, где дело касается Колгрима.
— Согласен. Значит, ты отправишь Кадора? В нем, я надеюсь, ты больше не сомневаешься?
Герцог Корнуэльский Кадор действительно вполне подходил для такого поручения. То был муж в расцвете сил, закаленный боец и рыцарь безупречной преданности. Когда-то я ошибочно считал его врагом Артура, ибо у него была на то веская причина, но Кадор оказался человеком умным, рассудительным и дальновидным, ненависть к Утеру не застила ему свет и не мешала понимать необходимость объединения Британии перед лицом саксонской опасности. Поэтому он поддержал Артура. А юный Артур в Гиблой часовне провозгласил Кадора и его сыновей наследниками своего трона.
Артур задержал взгляд на восковой дощечке у себя в руке и только сказал мне в ответ:
— еще бы! — Потом положил ее обратно на стол и распрямил спину. — Беда в том, что такой малоопытный военачальник, как я…
Тут он встретился взглядом со мной и увидел, что я улыбаюсь. И сразу хмурь сошла с его лба и на лице появилось с детства знакомое мне выражение мальчишеского озорного упрямства, но теперь еще к этому присоединилась мужская пламенная воля, которая прожжет себе дорогу к цели сквозь все преграды. В глазах его заплясали огоньки.
— Ну да, ты, как всегда, прав. Поеду я сам.
— И Кадор с тобой?
— Нет. Я должен отправиться без него. После всего, после смерти моего отца и… — он замялся, — и того, что было в часовне, я считаю, что должен сам принять участие в походе и сражениях, которые будут, чтобы возглавить наше войско и довести до конца начатое дело.
Он замолчал, как видно по старой памяти ожидая от меня вопросов и возражений. Но я безмолвствовал.
— Я думал, ты будешь меня отговаривать.
— Нет. Зачем же? Я согласен с тобой. Тебе надо доказать людям, что твоя доблесть выше случайной удачи.
— Именно так. — Он помолчал. — Не умею выразить это словами, но только все время с тех пор, как ты привез меня в Лyгуваллиум и представил королю, я был не то чтобы как во сне, а словно что-то вело меня, вело всех нас…
— Да. Задул могучий ветер и повлек нас по воле своей…
— Но теперь этот ветер стих, — подхватил Артур печально, — и мы предоставлены самим себе и должны полагаться лишь на собственные силы. Словно бы все это было волшебство и чудеса, а теперь они кончились. Ты заметил, Мерлин, ведь никто словом не упоминает того, что было в лесной часовне, можно подумать, будто это события глубокой древности, из какой-нибудь песни или сказания.
— Это легко понять. Волшебство волшебством, но оно было на самом деле и оказалось непосильно для сознания тех, кто был ему свидетелем. Однако оно запечатлелось в памяти людей и в памяти народной, откуда произрастают песни и легенды. Ну да это дело будущего. Мы же находимся здесь и сейчас, и перед нами сложная задача. Одно несомненно: только ты можешь ее выполнить. А потому — ступай и сделай все так, как сам сочтешь правильным.
Молодое его чело разгладилось. Растопырив ладони по столешнице, он всей тяжестью оперся на них, и впервые стало видно, как он измучен и какое облегчение для него — просто уступить своей усталости, чтобы скорее отдать себя сну.
— Надо было мне знать, что ты меня поймешь. Тебя незачем убеждать в том, что я должен отправиться один, без Кадора. Он-то, признаюсь тебе, рассердился сначала, но в конце концов понял тоже. А сказать по чести, мне и самому хотелось бы иметь его рядом с собою… Но на это дело я должен пойти в одиночку. Чтобы придать веры не только народу, но и самому себе, если угодно. Тебе я не постесняюсь в этом признаться.
— Тебе не хватает веры?
Он слегка улыбнулся.
— Да не сказал бы. Завтра утром я, пожалуй, поверю во все, что произошло на поле боя, и буду знать, что это было на самом деле, но сейчас мне еще кажется, будто я где-то на грани сна. Скажи, Мерлин, а правильно будет, если я попрошу Кадора отправиться на юг, сопровождать из Корнуолла мою мать, королеву Игрейну?
— К этому нет никаких препятствий. Кадор — герцог Корнуолла, так что после смерти Утера ее дом в Тинтагеле находится под его защитой. И если Кадор сумел переступить через свою вражду к Утеру ради общего блага, он, уж конечно, давно простил Игрейне неверность его отцу. К тому же ты объявил его сыновей твоими наследниками, так что все квиты. Разумеется, ты можешь послать Кадора.
Он улыбнулся с облегчением.
— Ну, тогда все в порядке. Я уже, понятно, отправил к ней гонца с известиями. Кадор поедет ей навстречу. И они вместе прибудут в Эймсбери к тому времени, когда туда доставят для похорон тело моего отца.
— А сопровождать тело в Эймсбери, если я правильно понял, ты поручаешь мне?
— Да, если ты не против. Надлежало бы мне, но я поехать никак не смогу, а почести должны быть королевские. Да и лучше, чтобы его сопровождал ты, ты знал его, а я так недавно принадлежу к королевскому дому. К тому же, если хоронить его подле Амброзия в Хороводе Висячих Камней, то, кроме тебя, некому распорядиться, как сдвинуть королевский камень и где вырыть могилу. Ты поедешь?