Страница 16 из 50
Но пока боцман проверял, надежно ли сидят клинья в гнездах, один из матросов вдруг вскрикнул в сильнейшем страхе, ибо в окне справа показалась какая-то розоватая масса, которая подобно гигантскому слизню медленно ползла по стеклу вверх. В следующую секунду Джош, сидевший у стола, схватил свечу и поднес ее к окну… Так я впервые увидел тварь. Складчатая, бесформенная, она была сделана словно из сырой говядины — и в то же время она была живая!
Это зрелище внушило нам такой ужас, что мы только смотрели на тварь, не в силах предпринять ничего для собственной защиты; впрочем, у нас не было никакого оружия. Не знаю, сколько мы простояли так, неподвижны и безгласны, словно агнцы перед мясником. Наше оцепенение продолжалось, вероятно, лишь несколько мгновений, но мне они показались невероятно долгими. Потом я услышал, как затрещал оконный переплет, и увидел, как по стеклу разбежались во все стороны зигзагообразные трещины. Еще немного, и окно не выдержало бы, и вход в каюту оказался открыт, но тут боцман с проклятьем (он назвал нас «никчемными сухопутными крысами») схватил вторую шторм-крышку и с маху закрыл ею правое окно. Его поступок помог нам сбросить гибельное оцепенение, и уже в следующую секунду у боцмана оказалось помощников больше, чем можно было пожелать. В считанные секунды батенсы оказались вставлены в проушины и закреплены клиньями. Все это было проделано более чем своевременно, в чем мы тотчас убедились, ибо снова раздался громкий треск дерева, звон разбитого стекла, и темноту огласил пронзительный рев, который становился все громче, пока не заглушил даже наполнявшее ночь рычанье. Рев, впрочем, вскоре затих, и наступила короткая пауза, в продолжение которой мы слышали непрестанный шорох и влажные шлепки по тиковой шторм-крышке, которая, по счастью, была закреплена как следует, так что никакая непосредственная опасность нам не угрожала.
Два лица
Плохо помню, как прошел остаток этой ночи. Мы слышали, как тварь трясет заложенную тяжелыми сундуками дверь, однако ей так и не удалось взломать ее. По временам с палубы над нами доносились приглушенные удары и шорохи, а под конец тварь предприняла еще одну попытку проникнуть в каюту через забранные «глухарями» окна; когда же наступило долгожданное утро, я наконец уснул. В тот день мы спали долго и проснулись только около полудня, разбуженные боцманом, которому не давали покоя заботы о наших насущных нуждах. Мы отодвинули сундуки, однако на протяжении, наверное, целой минуты не осмеливались открыть дверь, не зная, что может поджидать нас снаружи. Наконец боцман велел нам отойти в сторону, и мы увидели, что в руке он держит огромную абордажную саблю.
«Там есть еще», — сказал боцман, указывая свободной рукой на открытый рундук в углу. Как и следовало ожидать, мы бросились туда и увидели, что в сундуке помимо прочего имущества действительно лежат еще три абордажные сабли и прямой тесак, которым мне посчастливилось завладеть.
Теперь, когда мы были вооружены, мы поспешили присоединиться к боцману, ибо он уже распахнул дверь и выглянул в салон. Здесь, пожалуй, уместно будет заметить, что доброе оружие способно вселить воинственный пыл в душу самого робкого человека; даже я, который всего несколько часов назад дрожал от страха, теперь исполнился отваги и был готов сразиться с любым врагом, что, учитывая наши обстоятельства, было весьма кстати.
Боцман между тем пересек кают-компанию, чтобы подняться на палубу, и остановился перед входным люком, который был все так же надежно заперт. Помнится, сначала меня это удивило, но потом я вспомнил о разбитом иллюминаторе, через который, вероятно, и проник в салон враг. Это соображение, однако, заставило меня задуматься о природе твари, которая проигнорировала люк, который ей бы не составило труда взломать, предпочтя ему палубный иллюминатор.
Отдраив люк, мы всей гурьбой поднялись наверх; первым делом мы обыскали палубу и носовой кубрик, но не обнаружили никаких притаившихся там тварей. Убедившись, что наш ночной гость убрался восвояси, боцман назначил двух часовых наблюдать за окрестностями, а остальным приказал садиться завтракать, хотя по времени впору было обедать. Подкрепившись галетами и солониной, мы решили как можно скорее удостовериться в истинности начертанной на бумажных пакетах истории и выяснить, действительно ли на берегу имеется источник пресной воды, которая была нам столь необходима.
Тут надо сказать, что корабль стоял, навалившись корпусом на отлогий, состоящий из омерзительной грязи и топкого ила берег, подняться по которому к упомянутой в записях роще было невозможно, ибо в этой полужидкой субстанции человек мог захлебнуться, как в болоте. Передвигаться по этой трясине можно было только ползком, однако никому из нас не хотелось погружаться в жирную, чавкающую грязь. К счастью, Джош отыскал на полубаке длинную лестницу, принайтовленную к ограждению; мы отвязали ее, добавили несколько шторм-крышек и перенесли все это на борт. Первыми мы уложили в грязь крышки, а сверху на них бросили лестницу, по которой могли дойти почти до самой рощи, не подвергая себя опасности утонуть в зловонном иле. К счастью, в этом месте деревья подступали довольно близко к берегу, и очень скоро мы оказались в роще. Почва здесь оказалась плотнее и тверже, да и пройти между деревьями не составляло труда; это только с судна нам казалось, будто между ними нет никакого просвета, но на самом деле они росли на некотором расстоянии друг от друга, и чем дальше от берега, тем это расстояние становилось больше.
Не успели мы углубиться в рощу, как один из наших товарищей вдруг крикнул, что видит что-то справа, и мы, решительно сжав в руках наше оружие, повернулись в ту сторону. Это, однако, оказался всего лишь матросский сундучок, в нескольких шагах от которого мы увидели еще один. Пройдя еще немного вперед, мы наткнулись и на самый лагерь, хотя, по совести сказать, на лагерь он был мало похож, ибо палатка, сделанная из паруса, валялась на земле вся изорванная и покрытая какими-то странными пятнами. Зато рядом мы обнаружили родник, и это было все, чего мы желали; вода в нем была чистая и холодная, и мы сразу воспрянули духом, ибо теперь могли надеяться на избавление.
Быть может, кто-то подумает, что, отыскав родник, мы криками передали радостную весть нашим товарищам, оставшимся на судне, но это было не так, ибо в самой атмосфере этого места было что-то гнетущее и тлетворное, и всем нам хотелось поскорее вернуться назад.
Когда мы возвратились на берег, боцман велел четырем матросам спуститься в пришвартованные к бригу шлюпки и достать пустые анкерки; он также собрал все бочонки, ведра и фляги, какие только нашлись на борту, и вскоре работа закипела. Те из нас, кто был вооружен, отправились в рощу и носили наполненные водой емкости тем, кто стоял на берегу на лестнице, а те в свою очередь передавали воду на бриг. Матросам, работавшим на камбузе, боцман велел наполнить большой котел лучшими кусками солонины из бочек и сварить их как можно скорее; так для каждого нашлось дело, и каждый исполнял его со рвением, ибо мы решили, что теперь, когда у нас есть вода, мы не останемся на борту судна, посещаемого призраками и чудовищами, ни одного лишнего часа. Не удивительно, что матросы изо всех сил спешили поскорее снабдить шлюпки достаточным количеством провианта и вернуться в море, которое мы еще недавно с такой радостью покинули.
Так мы трудились без перерыва несколько часов, ибо слишком страшились приближающейся ночи. Часов около четырех боцман велел коку раздать матросам по куску вареного мяса с галетами, и мы на ходу перекусили, запивая наш немудреный обед чудесной водой, которой мы без устали наполняли фляги, бочонки и другую посуду, чтобы взять с собой в шлюпки. Кое-кто даже ухитрился ополоснуться и смыть с себя соль, ибо, находясь в море, мы время от времени погружались в воду, стараясь тем самым хоть немного умерить жажду.
При других условиях нам не понадобилось бы слишком много времени, чтобы сделать достаточный запас пресной воды, однако земля в роще была все же слишком мягкой и влажной, и нам приходилось рассчитывать каждый шаг, чтобы не поскользнуться; кроме того, расстояние между бригом и родником было порядочным, поэтому мы провозились дольше, чем рассчитывали. Когда боцман дал нам знать, что погрузка закончена и что нам пора возвращаться, мы не стали мешкать и поспешили к бригу. Уже на берегу я вдруг обнаружил, что оставил у родника свой тесак: я положил его на землю, когда мне понадобились обе руки, чтобы отнести на бриг довольно тяжелый бочонок. Когда я с досадой объявил о своей потере, Джордж, стоявший неподалеку от меня, крикнул, что сбегает за тесаком, и тут же умчался, ибо нашему юнге очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на таинственный родник. Как раз в этот момент Джордж зачем-то понадобился боцману; когда же я сказал, что юноша вернулся в рощу, боцман сердито топнул ногой и свирепо выругался, заявив, что весь день намеренно удерживал парня подле себя, ибо знал о любви юнги к приключениям и желал уберечь от опасностей, которые могли подстерегать нас в лесу.