Страница 12 из 14
Так как плавбаза с нами не шла, на лодки был распределен и штаб бригады со своим личным и штабным имуществом. Нам достались новый комбриг, капитан 1-го ранга В.Н. Агафонов и около пяти штабистов.
В первые сутки после приема всех штатных запасов на лодке, выходящей в поход на боевую службу, не развернуться, не протолкнуться.
Особенно из-за продуктов, взятых на 90 суток (такова автономность нашего, 641-го проекта). Проектант предусмотрел размещение продуктов из расчета только на сорок пять суток, да и то с натяжкой. Поэтому коробки, ящики, мешки с продуктами были везде, куда только можно было что-нибудь втиснуть.
Начался скрытный этап перехода Куда идем и надолго ли — о том никому, кроме командира, неведомо.
Впрочем, не думаю, что цели и сроки нашего похода не были известны командиру, старпому, заместителю командира по политчасти, капитану 3-го ранга Валентину Васильевичу Важенину, командиру штурманской боевой части, капитан-лейтенанту Николаю Васильевичу Батасову, делавшему предварительную проработку маршрута Думаю, что знал и механик, инженер-капитан 3-го ранга Николай Андреевич Скрылев. И помощник командира, каплей Юрий Александрович Кокорев должен был знать хотя бы потому, что он всегда все узнавал одним из первых.
Мы же, “группмены” (командиры групп), рулевой — старший лейтенант Петр Сидорович Алексеенко, торпедной — я, моторной — старший инженер-лейтенант Геннадий Дорофеевич Минченко, а также связист, старлей Лимир Павлович Винокуров и доктор, капитан медслужбы Владимир Эмильевич Терек — только гадали: куда же?.. “Деза” была организована блестяще.
Меня же, чьим девизом было “Меньше группы не дадут, дальше ТОФа не пошлют” (Тихоокеанского флота), не страшил командирский диктат. Мой диван был в шумном электромоторном отсеке, и лежал он на высокооборотном агрегате питания гирокомпаса А прислонялся я во сне к бортовому разъединителю главного тока, напряжением 220 вольт, зато силой тока до десяти тысяч ампер.
Постепенно спальные места были восстановлены, продукты и имущество распиханы и запиханы по многочисленным “шхерам” — закуткам. Установился порядок с приемом пищи в кают-компании — младшие офицеры питались в третью очередь.
Наладили жесткий режим экономии питьевой воды. Автономность лодки — 90 суток, а запас пресной воды такой, что норма на одного человека в сутки не превышает 5 литров, включая приготовление пищи (причем первое блюдо дважды), чаи на завтрак и на вечерний чай (вроде ленча), компот на обед. Овощи, посуда мылись морской водой.
Если оказывалось, что на энные сутки перерасходованы сколько-то литров пресной воды, прекращалось приготовление первого блюда на ужин, а чаепитие ограничивалось одним, и то не полным, стаканом на душу населения.
На санитарно-гигиенические цели пресная вода не предусматривалась. Умывались мы, чистили зубы (брр!), мылись только морской водой. И не такой, как в Черном, Белом и даже Баренцевом морях (о пресной Балтике и говорить нечего!), а крепким рассолом в 32 промилле мирового Океана (промилле: 0,001 целого процента).
Специальное, морское мыло в этой воде не пенится, как: сметана, мажется по коже и, не смывая грязи, с трудом смывается с нее. А волосы на голове забиваются этой массой и вовсе не смываются. Освободиться от этой дряни можно было только в сухом виде, энергично ероша волосы или вычесывая ее.
Нам рекомендовали взять с собой стиральный порошок “Новость”. О шампуне тогда еще не было и речи. Мы так и сделали. Мы мыли порошком руки, умывались, мылись. И не прогадали. В походе. А в дальнейшей жизни — сомневаюсь. Я не знаю подводника, у которого не было бы какого-либо, мягко говоря, кожного изъяна — перхоти ли, грибка, псориаза..
На седьмые сутки похода — 7 октября — наша лодка форсирует Исландско-Фарерский противолодочный рубеж…
На оперативный простор Атлантики с востока можно проникнуть только двумя путями — Датским проливом или проходом между Исландией и Фарерами. На случай войны НАТО предусматривает здесь развертывание противолодочного рубежа глубиной миль триста Это своего рода слоеный пирог из противолодочной авиации, минных заграждений, противолодочных подводных лодок и надводных кораблей, стационарных гидроакустических станций. Но, слава богу, пока еще не военное время, и рубеж обслуживается одним патрульным самолетом «WV-2» который базируется на авиабазу Кефлавик (Исландия). Маршрут самолета — ломаная линия, проходящая через контрольные точки.
Итак, 7 октября. Московское время 19.45 (в целях удобства управлением подводными лодками мы не пользовались поясным временем ни тогда, ни позднее). Прозвучала команда: “Боевая готовность № 2 надводная, 3-й смене приготовиться на вахту” Смена собралась в 4-м отсеке на развод. Командир БЧ-5 инструктировал вахтенных отсеков, я напутствовал посты наблюдения и управления машинными телеграфами и рулями (на лодке, кроме традиционною руля — вертикального — по направлению, есть еще горизонтальные рули — рули глубины, да еще по две пары — носовых и кормовых). Мы с сигнальщиком отличаемся от других тем, что на нас напялены прорезиненные химкостюмы.
В 19.55 раздалась команда “Третьей смене заступить!” В свою очередь, я скомандовал “По местам!”, потом прошел в Центральный пост в 3-м отсеке, зашел в штурманскую рубку. Проверил место ПЛ, ее опережение или отставание от подвижной точки, курс, скорость, а в напутствие спел частушку:
Поднявшись на мостик, я тут же умылся — волна ударила в лобовую часть ограждения рубки, вода поднялась снизу (лодка зарылась под подошву волны) и рухнула сверху через ограждение рубки. Стало темно. Только голубел подсвеченный снизу, из Центрального поста водоворот в верхнем рубочном люке. Две секунды, и волна схлынула в корму, еще 2–3 секунды, и вода ушла вниз, внутрь лодки и туда, откуда и пришла, — в океан.
“Мостик! — запросили из Центрального. — Как вы там?” — “Нормально!” — отвечает тезка Гагарина, только Александрович, а не Алексеевич, помощник командира лодки, капитан-лейтенант Кокорев, он же вахтенный офицер, командир второй боевой смены. И тут же спустился вниз ко мне, под “козырек”— самое защищенное от стихии место на мостике, с иллюминаторами для обзора носового сектора Но обзор ограниченный. Поэтому мы правим вахту “на заборе” — на площадке 1,5 м выше, возвышаясь над всей лодкой выше пояса, с секторами обзора горизонта и воздуха 360 градусов.
— Горизонт чист!..
— Горизонт чист, — скороговоркой сдавал вахту Юра, — погода дрянь, ветер 280 градусов, 12 метров в секунду, волна 5–6 метров, облачность 10 баллов, видимость 7 миль. Указания на вахту — новых нет. Остальное ты знаешь.
— Принято, — отвечаю я.
— Давай, докладывайся! — торопил Юра. Он, несмотря на химкомплект, промок насквозь, промерз, и его ждали заслуженный ужин и отдых.
Я взобрался на “забор” Привязался — влез в петлю из прочного конца и затянул ее на груди (потом для этой цели на лодки стали выдавать монтажные пояса). Проверил, закрепился ли сигнальщик. Одновременно осмотрел горизонт и воздух, не упуская из поля зрения набегавшей волны.
Было еще светло, но плотность облаков такова, что невозможно было определить, где солнце Серое небо, серое море — не то. И свинцовое — не то. Неприветливое — слабо. Враждебное? Точнее…
Волны высотой 5–6 метров, как оценил их Юрка, мне показались “выше сельсовета”. Высота глаза наблюдателя на ПЛ — 7,5 метра. И когда лодка при длине волны около 100 метров (длина лодки — 91 метр) ритмично через 5–7 секунд то поднимается на гребень, и тогда волна кажется не более пяти метров, но когда опустится в подошву, тогда да — высота волны резко вырастает. Но вот лодка, почему-то задержавшись на гребне, вдруг как рухнет под подошву следующей волны и на нас стремительно набегает шипящая стена воды. Я кричу сигнальщику: