Похищенное сердце

Одни слуги в замке уже спали, другие ложились почивать, только Гэнди и Лайнус, сидя в углу, тихо беседовали между собой.

– Мне не хочется больше сражаться против ее семьи, – прошептал Лайнус с грустным видом.

Карлик похлопал себя по ноге, и Сиду тут же запрыгнул ему на колени, как будто ожидал приглашения. Великан, помолчав, вздохнул и продолжил:

– Он держит ее у себя, и англичане обязательно будут сражаться с ним, чтобы освободить Изольду и очистить замок. Почему бы ему не отпустить ее?

– Ты совершенно прав, заварушки нам не избежать, – кивнул Гэнди.

– Но я не хочу больше воевать.

– Ну и не надо, если у тебя, конечно, получится остаться в стороне, – съязвил Гэнди.

Лайнус почесал в недоумении затылок.

– Я не хочу, чтобы Рис так рисковал.

– Ну, это не в нашей власти. В любом случае это не от нас зависит.

– Но ведь он наш друг.

В этот миг наверху, на лестницах, возникла темная фигура и медленно продолжила спуск. Гэнди вскочил с лавки, причем ловкий Сиду тут же перескочил на колени к Лайнусу. Сделав несколько шагов навстречу призраку, Гэнди с улыбкой проговорил:

– Уважаемый Ньюлин, верить ли глазам? Откуда вы? Из его покоев или ее? А может быть, они… уже вместе?

Ньюлин, также улыбнувшись, ответил:

– Нет, они спят раздельно, но не потому, что им так хочется. Виной всему совсем другое.

Он протянул руки к еще горячим угольям, уже подернувшимся сероватым пеплом.

– Как холодно, я просто замерзаю.

– Надвигается зима, – вставил Лайнус.

– Думаю, что она в этом году будет очень холодной, – произнес Ньюлин.

– Да, не самая удобная погода для ведения осады, – заметил насмешливо Гэнди.

Морщинистое лицо Ньюлина изнутри осветилось какой-то лукавой улыбкой.

– Откровенно говоря, совсем наоборот. Чем холоднее, тем лучше для ведения осады.

Гэнди фыркнул:

– Сразу видно, как мало вы смыслите в военном деле, любезный Ньюлин.

Старый бард ничего не ответил, а лишь загадочно улыбнулся. Он еще ниже склонился перед очагом. В его голове пронеслась ироничная мысль: «При чем здесь война? Не о ней я веду речь».

Согревшись, Ньюлин направился к выходу из зала. В самом темном углу, почти невидимая, скрывалась фигура Тилло. «Не о войне я веду речь» – Тилло прочитал мысль Ньюлина и сидел в растерянности. Проходивший мимо него маг посмотрел прямо в его блестящие глаза.

Испуганный Тилло подался назад. Как он сумел уловить мысль Ньюлина? А что, если старый бард также умел подслушивать чужие мысли? Что, если он прочитал кое-какие его думы? Тилло поежился от страха: он не хотел, чтобы Ньюлин проник в глубины его подсознания, в его тайну.

Но по едва уловимым признакам Тилло понял: Ньюлину известен его секрет, он знает, что под личиной Тилло прячется Тилли, женщина. Ей стало страшно. Неужели Ньюлин откроет всем правду? Если все узнают ее тайну, что же будет дальше?

Глава 16

Миновало три дня. Ударили первые заморозки, и, как всегда, неожиданно. Между тем отношения между Изольдой и Рисом накалялись все сильнее и сильнее.

Снежная буря налетела на побережье, загоняя людей по домам, а зверей по норам. Снег белым одеялом укрыл землю, но в замке за высокими стенами, в натопленных помещениях, было тепло и уютно. Работа Изольды заметно продвинулась вперед. Картина уже поражала сочностью отдельных фрагментов – красного, желтого и фиолетового цветов, отражавших напряжение схватки волка и дракона.

Ярость сражения на стене служила наглядным, зримым воплощением другой, не менее, а, быть может, даже более яростной борьбы, которая происходила в душе Изольды. Борьба шла нешуточная, все время подхлестываемая то насмешливыми, то полными искренней похвалы суждениями Риса. Картина была почти завершена, к ее удивлению, она оказалась очень большой, яркой и впечатляющей и возбуждала нечто такое в ее душе, чему она не могла подобрать слов. К словам Риса она боялась прислушиваться, хотя в глубине души отдавала себе отчет, что он во многом прав. Впрочем, картина ей удалась, это была ее лучшая работа – мощная, красочная, выразительная.

Чудовищный дракон, изображенный в основном в темных и синих тонах, с горящими красными глазами и блестящими клыками, поражал не только свирепостью, но каким-то удивительным волшебным очарованием.

Изольда отошла на шаг назад и со смешанным чувством взглянула на дракона. По матери она была наполовину валлийка, и какая-то часть ее души с восторгом взирала на свое творение, но по отцу она была Фицхью, и волк, символизировавший их род, не очень походил на совершенно беспомощного и поверженного зверя. Борьба валлийского начала с английским, смешанная кровь Изольды, ее двойственные отношения с Рисом явственно проступали сквозь изображение, придавая ему невыразимую внутреннюю напряженность и поэтичность. Порой она задавала себе вопрос: ну почему ее мать и отец никогда не ссорились и не воевали друг с другом? Более того, их брачный союз всегда служил образцом, многие даже завидовали их любви. Увы, вопросы всегда легче задавать, чем искать на них ответы.

Картина близилась к завершению, но Изольда все чаще и чаще в задумчивости застывала перед ней, рисуя в воображении противоположный сюжет: английский волк над поверженным драконом. Волчьи клыки перегрызают длинную драконью шею – восхитительное зрелище!

Изольда украсила картину второстепенными, но весьма существенными деталями: на скалах, окружавших поле битвы, появились розы, а на заднем плане виднелись смутные очертания замка Роузклифф и люди, со страхом наблюдающие за ходом битвы. Она хотела остановиться, ведь картина, в сущности, была закончена, но непонятная сила все время подталкивала ее под руку, заставляя выписывать все новые и новые детали. Рис нисколько не возражал, напротив, ему даже нравилось столь творческое отношение к делу.

Он всегда приходил вечером, когда она заканчивала работу или даже после того, как уже успевала уйти в свою спаленку. Картина ему нравилась, об этом он говорил ей открыто в лицо. Кроме того, как бы в подтверждение своей расположенности к ней, он часто по ночам играл на гитаре и пел песни, слов которых она не могла разобрать сквозь пол, разделяющий обе спальни, но, судя по их страстному звучанию, догадаться о его подлинных чувствах было нетрудно. Изнывающей от внутреннего томления Изольде приходилось то и дело напоминать себе, кто поет эти песни: их исполняет не менестрель Ривиус, которого она полюбила, а ее давнишний, самый упорный и злейший враг – Рис.

Более недели минуло с того дня, когда Роузклифф перешел в руки Риса. Она со страхом думала о будущем. Отец, дядя Джаспер и, конечно, сам Рис были настоящими воинами, с которыми шутки были плохи. К чему могло привести столкновение между ними – об этом страшно было подумать.

Вдруг скрипнула дверь, Изольда испуганно оглянулась. Но это был не Рис, а старый дружелюбный Тилло.

– Хозяин на конюшне. Точит меч, – пояснил Тилло, входя на середину комнаты, по-стариковски шаркая ногами.

Оглядев картину с волком и драконом, он сказал:

– У тебя, дитя, настоящий дар художника.

– Я его ненавижу. Лучше бы его не было.

– Ты ненавидишь свой талант?

– И его, и это изображение.

Тилло искоса взглянул на нее:

– Но оно в самом деле удивительно впечатляющее.

Изольда бросила кисть в горшок с грязной водой так, что брызги разлетелись во все стороны.

– Вот именно, я совсем не ожидала, что у меня так получится.

– А-а, понимаю, – протянул Тилло.

– Неужели? – усмехнулась Изольда.

– Я пожил и кое-что повидал на своем веку. Есть женщины, которых сама судьба влечет на край пропасти, у них начинает кружиться голова, и они по собственной глупости падают вниз. Но почему так происходит, трудно объяснить.

Изольда замерла. Что имел в виду Тилло? Неужели он говорил о ней? Она покраснела от стыда.

– Я видел, как Рис ругал тебя, – пробормотал гость, стараясь скрыть смущение.