АНГЕЛ УТРЕННЯЯ ЗАРЯ

– Предпочитаешь никому не доверять и ни в ком не нуждаться?

– Типа того.

– И я для тебя вообще ничего не значу?

– Зачем ты задаешь дурацкие вопросы? – сказала она с досадой.

– Хочу получить дурацкий ответ, – буркнул он. – Что-нибудь вроде: "Да, второй пилот, вы мне нравитесь, и я ценю ваше общество".

Нэлза подошла ближе, склонила голову и примиряюще улыбнулась.

– Ариэль, давай просто все забудем, – сказала она, постаравшись придать своему тону максимум убедительности. – Мне нравится с тобой работать, и я не хочу, чтобы мы поссорились, как пара идиотов, у которых сдали нервы после драки.

Он молчал, и сердце ее замерло. Она подошла еще ближе, ловя его взгляд. Лицо его было странно отрешенным, как будто он вообще не слушал. Как оказалось, так и было; он думал не о примирении, а совершенно о другом, потому что вдруг произнес с кривой улыбкой, решительно и отчаянно:

– Нэлл. Я тебя сейчас поцелую. Потом ты можешь меня убить, но только потом, ладно? – и, не дожидаясь ответа, наклонился к ней и прижался к ее губам.

Рот у него был теплый и нежный. Ну, не слишком уж нежный – нормальные мужские губы. Поцелуй вышел довольно неловким и торопливым. Сознание Нэлзы бесстрастно регистрировало все эти детали, пока она сама пыталась прийти в себя под бурей нахлынувших ощущений. Для начала, ее убийственные рефлексы полностью отключились. Если бы он только посмел ее облапать, она не колеблясь пустила бы в ход кулаки. Но он только коснулся ее губ своими, не пытаясь прижаться, обнять. И касание было приятным, нежным. Немного даже волнующим. Она машинально закрыла глаза и прислонилась к стене. Стоять было почему-то тяжело, ноги подгибались, и дыхание перехватывало. Она чуть-чуть раскрыла рот, чтобы вздохнуть, и язык его коснулся внутренней стороны губ… это было уже слишком, как ожог или удар тока.

Она вскрикнула и отшатнулась, машинально прижав пальцы ко рту. Посмотрела в замешательстве на Ариэля. Он ответил ей взглядом жарким и жадным, неровно дыша, пылая румянцем. Бедный мальчик был до крайности возбужден. Нэлза нервно хихикнула.

– Я… я уже забыла, как это. Сто лет не целовалась.

Он вздохнул с явным облегчением, но ничего не сказал.

– Держи язык и руки при себе, второй пилот, – сказала она и сама его поцеловала.

Как натура практичная, она легко справилась со своим замешательством, как только поняла, чего ей в действительности хочется. Целовать его было не только приятно, это казалось вдобавок чем-то правильным и нужным. Чем-то естественным.

Но когда он, тихонько застонав в ее рот, обхватил ее талию, Нэлза ударила его по рукам и высвободилась. Ее затрясло.

– Н-нет, – сказала она, стуча зубами. – Ничего не выйдет, Ари. Я не могу. Я никогда не смогу, вот дьявол!

Она ожидала увидеть на его лице разочарование, обиду, огорчение. Но Ариэль откинул голову на переборку рубки, посмотрел на нее глазами блестящими, как у пьяного, и вдруг улыбнулся, проводя языком по влажным полуоткрытым губам:

– Похоже, я не смогу уснуть этой ночью.

Он выглядел… эротично. Да, чертовски эротично. Нэлза не могла оторвать глаз от его красивого чувственного рта. Но при мысли, что он опять прикоснется к ней, ее передернуло.

– Факир был пьян, и фокус не удался. Эксперимент объявляю закрытым, – решительно подытожила она.

Ариэль не ответил ничего, только улыбнулся еще шире, словно ему было известно что-то, неизвестное ей, Нэлзе. Как будто она была ребенком, а он – снисходительным взрослым. Чувствуя, что начинает злиться, она резко бросила:

– Хватит на меня пялиться! Я же сказала, никаких шансов!

– Это ты так думаешь, – отозвался он.

Уверенность, звучащая в его голосе, раздражала.

– Еще раз попробуешь приставать – вылетишь с корабля, – отрезала она, и на этой оптимистичной ноте разговор был закончен.

В последующую неделю полета Ариэля было не в чем упрекнуть – формально. Он не пытался зажать ее в темном уголке, положить руку на колено, коснуться плечом или бедром, проходя мимо. Допустим, с корабля бы она его не выгнала, но пару синяков он бы точно заработал. Временами ей даже хотелось, чтобы он это сделал. Потому что тогда и она могла бы что-нибудь сделать. А так, когда она ловила на себе его жадный и откровенный взгляд, от которого все тело обдавало жаром, и говорила нервно: "Прекрати на меня так смотреть!" – он отвечал с невинным видом: "Тебя это возбуждает?" – и она чувствовала себя совершенно по-кретински. Еще Ариэль улыбался так, что сердце Нэлзы грозило остановиться, и пальцы чуть не соскальзывали со штурвала. Она вдруг обнаруживала, что ее собственный взгляд приклеился к завитку волос на его виске, или к пухлым губам, или к расстегнутой пуговице на рубашке. Словом, его присутствие стало отвлекать ее от любого занятия. Так сказать, апофигей наступил, когда Ариэль подал ей чашку кофе без подноса, и пальцы их соприкоснулись. Как и следовало ожидать, от неожиданности Нэлза выронила чашку, и кофе разлился по полу. В ярости она накричала на Ариэля и приказала "сию же секунду вытереть эту лужу, черт бы тебя побрал!" И стало еще хуже, потому что он принялся елозить тряпкой по полу, лучезарно улыбаясь и посверкивая на нее глазами, а лицо его было в такой непосредственной близости от ее коленей, что даже грубая ткань пилотских брюк не казалась достаточной защитой. Она будто чувствовала его теплое дыхание на своей коже… и по коже бежали мурашки.

Это становилось невыносимым.

В порыве отчаяния и пьяной откровенности Нэлза рассказала ему свою историю. Но с каких это пор подобные истории отпугивают влюбленных мальчиков?

В ее рассуждениях на первый взгляд не было изъяна. Пусть Ариэль ужаснется, пусть пожалеет ее, ничто так не убивает сексуальное влечение, как жалость. По крайней мере, у мужчин. Об этом говорил Нэлзе ее богатый опыт. Но где-то она сделала ошибку. Наверное, в ее рассказе было слишком мало слезливой мелодраматичности и слишком много яростной любви к жизни. Невозможно было жалеть себя, рассказывая о том, чем она – что греха таить – гордилась: о пилотской лицензии, о карьере контрабандистки, о мести.

Нэлза Мейран Амаранта родилась на Бизарре, в провинциальном городе, похожем на бордель, в борделе, похожем на маленький город. Бизарра вообще славилась своими борделями. Планета высококлассных развлечений, сто очков вперед захудалому дешевому Эскузану. Красота и изящество были на Бизарре возведены в культ. Женщины и мужчины не продавали свое тело – о нет, они становились куртизанками, клиенты платили за один их ласковый взгляд, за благосклонную улыбку, за пару часов беседы о пустяках. Банальным сексом жителей Бизарры обеспечивали рабы. Они же удовлетворяли и все остальные потребности блестящих аристократов, пока те предавались утонченным развлечениям, политическим интригам и творчеству.

В силу своей утонченности аристократы не употребляли слова "рабы" – их называли "нулевая каста" или, чуть погрубее, "сервы". В отличие от варварских окраинных планет, просвещенная Бизарра наделила низшую категорию своих граждан беспрецедентно широкими для рабов правами… разумеется, кроме права на свободу. Люди здесь рождались и умирали рабами в течение многих поколений. Бизаррианцы крайне редко освобождали рабов и крайне редко покупали тех, кто был продан или захвачен в рабство. Рабство на Бизарре было пожизненным и плюс к тому наследственным. Итак, Нэлза Мейран Амаранта родилась рабыней.

Имя Нэлза было тайным, данным матерью при крещении. Ее мать исповедовала христианство – исключительная редкость для планет Большого Круга, где в ходу были неотеизм, вейрдизм, ойкуменизм и прочие "прогрессивные" религии. Христиан, впрочем, диким зверям не бросали и молиться Христу не запрещали, как это бывало не раз в истории Колыбели и ее колоний. Просто эту религию неимущих классов уже давно не принимали в расчет.